Трилогия об Августе в одном томе

Август уговорился с одним полленцем, чтобы тот отогнал шхуну обратно и заодно доставил домой молодого человека, который пришёл с ним сюда. Предложение было не очень чтобы хорошее в то время, когда идёт сельдь, но Теодор согласился. Август без особого доверия перепоручил ему и парню шхуну, но приходилось идти на риск. Август арендовал шхуну только для одного перехода, а теперь её надо было доставить на место. Он забрал свои вещи, в том числе и роскошный чемодан с медными уголками, шхуна вышла из залива, и у парня было хорошее настроение. Для надёжности Август наведался к Поулине и частным образом застраховал шхуну за свой счёт. После этого он перебрался в гостиницу, что над кофейней, и начал жить там. Деньги у него были, одежда тоже более чем приличная, так что он стал достопримечательностью и средоточием всеобщего внимания в родном селении. Он разгуливал по дворам, здоровался с жителями, заводил длинные разговоры, сочинял всякие небылицы и повсюду был желанным гостем. Он уже немало прожил на этой земле и был отличный выдумщик.
Прошло очень немного времени, и Август начал по старой привычке интересоваться всякими делами во дворах, куда он заходил, он был весь пропитан духом нового времени, прогресса, напичкан примерами из заграничной жизни, по вечерам он сидел у Йоакима, строил великие планы; гостиная превратилась в место встречи для соседей, они засиживались здесь дотемна и с удивлением выслушивали планы Августа. Все дружно решили, что Август стал совершенно другим человеком, не таким, каким был раньше, более зрелым, более солидным, словом, повзрослел. И уж если он начинал рассуждать о каком-нибудь предмете, то слова его имели глубокий смысл.

Заявился Йоаким.
— Ну в чём дело? — спросил он.
— В чём дело? — переспросила Поулине. — Вот, разберись с этим человеком.
Йоаким смерил Августа взглядом:
— А что он натворил?
— Натворил? Да ничего, только смеялся надо мной, когда пришёл. И давал за любой товар полцены.
— Эка важность, — недовольным голосом сказал её брат, он же староста Йоаким.
— Так ведь во всей лавке не сыщешь ничего, кроме старого хлама, — заметил Август.
Поулине, в ярости:
— Вот слышишь?
— И трос у вас никакой
не трос, он из манильской пеньки.
Но тут Йоаким насторожился, пристальнее вгляделся в незнакомца, не иначе голос и интонация о чём-то ему напомнили. И вдруг он шутливо воздел руки и сказал:
— Эй ты, американец, кошелек или жизнь!
— Ха-ха-ха! — закатился Август.
И тут они засмеялись все трое и схватили друг друга за руки, и всё смеялись, и говорили без умолку. Август был никакой не разбойник, а дружелюбный и весёлый человек, его здесь целую вечность не было, а теперь вот он взял да и вернулся — Август, скиталец, бродяга, бескорыстный помощник в тяжёлых случаях, Август собственной персоной.
— А куда подевались твои зубы? — спросил Йоаким. — Они ж были раньше золотые.
Август:
— А я их продал. Однажды настала такая пора, что золотые зубы оказались мне не по карману. Говорят, покупать их приезжал сам Вандербильт.
И они продолжали говорить без умолку. Поулине закрыла лавку, все прошли в комнаты, и говорили, и говорили. Проходя мимо красного почтового ящика, который им же и был в своё время установлен, Август узнал дело своих рук и кивнул, довольный тем, что ящик висит на прежнем месте. Как ему пояснили, ящик каждый год приходилось заново красить и обновлять буквы, но им пользовались всё время, а по воскресеньям вынимали письма и брали их с собой в церковь. Господи, да неужели в Поллене до сих пор нет почты? Просто непонятно, как они тут живут, они же совершенно не идут в ногу со временем.

Эдеварт, решив, что Август подбивает его на кражу, отрицательно покачал головой.
Не бойся, красть никто ничего не будет, успокоил его Август. А тебе и вовсе придётся только стоять и смотреть, не появится ли кто на дороге.
Не уверен, что пойду с тобой, с сомнением сказал Эдеварт.
По тебе, так лучше киснуть в Поллене!
Вечер был тихий и тёмный, когда друзья отправились в путь. Август нёс лопату и ломик, которым в лавке вскрывали ящики. Эдеварт молча плелся за ним.
Они вышли на дорогу, ведущую к церкви; Август шёл впереди, нетерпеливо и уверенно, селение они обошли стороной. Куда мы идём? — спросил Эдеварт. Помолчи, ответил Август.
Они шли около часа через Верхний Поллен и через пасторский лес вышли на поля, которые тоже принадлежали пастору. Август остановился у ворот церкви и тихо сказал: Стой здесь! Если кого увидишь, сразу беги ко мне на кладбище. Туда-то уж точно никто за тобой не пойдёт. И делай вид, будто ты паришь среди могил.
Это же святотатство, подумал Эдеварт, он хочет залезть в церковь, но тогда зачем ему лопата? Ты что, решил ограбить церковь? — спросил он.
Болван! — ответил Август. Что я там забыл?
Я спрашиваю, что ты задумал?
Август, коротко и твёрдо: Молчи! Я знаю, где могила Скору, разрою её и тут же зарою снова.
Ты собираешься разрыть могилу?
Вот именно. Скору похоронили с моим золотым кольцом, помнишь моё кольцо, я отдал за него три далера. Я знаю, на какой оно у него руке и на каком пальце, управлюсь за несколько минут.
Эдеварт вздрогнул. Ты не сделаешь этого, Август, прошептал он.
Заткнись и стой здесь! — огрызнулся Август и ушёл.
Стало совсем темно, Эдеварт почти ничего не видел, но, прислушавшись, понял, что Август копает землю, никаких других звуков слышно не было. Поначалу Эдеварту было страшно, он вздрагивал всякий раз, когда ему казалось, что по дороге кто-то идёт; хоть он и стоял далеко, а всё-таки тоже участвовал в осквернении могилы и нарушал покой усопшего. Прошло пятнадцать минут, полчаса, час, и он уже вздохнул спокойнее и даже присел возле калитки. На кладбище в темноте высилась какая-то куча — это была выкопанная Августом земля. Наконец послышался жалобный скрип, верно, это скрипели гвозди, когда Август их выдёргивал. Значит, он уже открыл гроб. Эдеварт в волнении вскочил. Ту ночь они запомнили навсегда, хотя ничего страшного с ними тогда не случилось. Но обоим было ясно, что они совершили святотатство, и даже Август, который так храбрился, долго потом не мог спать спокойно. Он ведь не привык грабить могилы и потому сильно волновался. Август понимал, что действовать надо решительно и тихо, никаких громких разговоров, от которых могли бы звякнуть стёкла в церкви, даже чертыхнуться, оцарапавшись о гвоздь, и то было нельзя; следовало быстро делать своё дело и не обращать внимания на возражения друга.
Но мало открыть гроб, теперь ему предстояло отыскать впотьмах кольцо, и это оказалось самым трудным. Август, не глядя, нашёл бы и руку и палец, если бы Скору закопали вчера, но тут всё было иначе: в гробу лежала только одежда и кости, к тому же покойника основательно растрясли, когда перевозили фоб из Поллена на кладбище. Да где же у него руки? Август сосредоточенно шарил в гробу. Ничего. Казалось, прошла вечность. Эдеварт не выдержал долгого ожидания, он покинул свой пост и направился на кладбище. Август приподнял крышку с одного конца, подпер её лопатой и шарил в гробу.
Эдеварт шепнул: Хватит, Август, пошли!
Август выпрямился, он был в отчаянии. Ступай к воротам, пока тебя черти не схватили!
Продай лучше моё кольцо!
Твоё, ха! А моё пусть достанется могильщику? Заткнись!
Эдеварту пришлось вернуться к воротам, а Август снова начал шарить в гробу. Он понял, что искать наугад бесполезно, нужно начать сначала и ощупывать всё дюйм за дюймом; это была мучительная работа, он перебирал всё подряд, главным образом, одежду, иногда ему попадались кости, пуговицы, порой что-то мерзкое прилипало к его пальцам. Несколько раз он принимал за кольцо пуговицы, они тоже были маленькие и круглые. Но Август не сдавался. Найдя наконец кольцо, он не удержался и громко шепнул Эдеварту: Нашёл! Эдеварт слышал, как Август возится, опуская крышку, снова жалобно заскрипели гвозди.

Близилась осень, друзья работали в селении, но пока, к сожалению, не заработали ни шиллинга. Разве это жизнь для таких, как они! Поулине стояла за прилавком, и всё шло хорошо до тех пор, пока рыбаки, промышлявшие сельдь, были при деньгах, рано или поздно эти деньги оказывались в лавке. Но друзьям-то что с того! Ничего. Владельцем лавки считался Эдеварт, но он держался в стороне и всё время повторял Поулине: Делай, как знаешь! Август тоже был не из тех, кто за любую работу берёт деньги. Мне деньги не нужны, гордо говорил он. Но конечно, они нуждались, оба нуждались в деньгах. Много лет они жили вольными птицами, то оставались с пустыми руками,то им улыбалась удача, чтобы потом снова оставить их на бобах. Теперь их кошельки были пусты. У Эдеварта дела обстояли похуже, чем у Августа: уфутенец уехал из Поллена, так и не вернув ему старого долга, Кноффам в Фусенланнете Эдеварт задолжал больше, чем стоил сам со всеми потрохами, и, наконец, последняя капля: ему пришлось отдать деньги за корову старого Мартинуса, за которого он поручился. Более неподходящего момента и представить себе было нельзя. А как же, сейчас и отдам! — ответил он посланцу, не желая показать свою несостоятельность. Обожди минутку!
Он нашёл Августа и посоветовался с ним. Отправь его в лавку, решил Август, и напиши ему расписку. Как это, написать расписку под собственную лавку? Но ничего другого ему не оставалось, и он написал расписку, вроде векселя на самого себя: «Получить в лавке наличными и товаром на такую-то сумму. Эдеварт Андреассен»...
Случись сейчас ещё что-то, он бы этого уже не вынес. Ты всё принимаешь слишком близко к сердцу, сказал ему Август. Я был готов провалиться сквозь землю, ответил Эдеварт. Он всё думал и думал и ничего не мог придумать; приближалась зима, ему не улыбалось ещё раз идти на промысел на Лофотены, а без этого что делать? Снова взяться за торговлю вразнос? Можно, конечно, но для человека, имеющего собственную лавку, это было бы унизительно. От мыслей у него раскалывалась голова. Августу он сказал: Я мог бы снова торговать вразнос, снова ходить с мешком, но мне не с чем начать. У меня нет товара. Я тоже об этом думал, ответил Август. Говоришь, нет товара? А ты возьми у себя в лавке залежавшуюся одежду, может, и ещё что найдёшь, хватило бы на двоих.

Августа всё ещё переполняла жажда деятельности, и он заражал ею других, Поллен опять казался ему новым, и Новый Двор Ездры пришёлся ему по душе. Он пошёл к Эдеварту и сказал, что Ездре нужно купить лошадь.
Нужно так нужно.
Правильно. А это означает, что Август с Эдевартом должны взять по лопате и осушить аккурат такую часть болота, чтобы сена с неё хватило для лошади. Ясно?
Эдеварт колебался. Подошёл Йоаким, его заинтересовало предложение Августа, но Эдеварт никак не мог решиться, он отяжелел и немного заплыл жиром.
Ты же не калека какой, сказал ему Август. Сам говорил, что за одну ночь выкосил в Доппене весь луг. У Ездры есть деньги на семена, чтобы посеять траву, он и твою корову будет кормить, Йоаким, а навоз от неё пойдёт на удобрение; Ездра хорошо заработал на сельди, хватит, чтобы купить лошадь, разве не так? А вы будете брать её, когда вам понадобится перевезти в лавку товар. Ясно? Давай сюда лопаты!
И друзья взялись за болото, они работали, забыв обо всём, и больше полагались на сноровку, чем на сообразительность, сил они не щадили, зато им было чему подивиться, глядя, сколько они сделали за первый же день. Сам Ездра успевал только пройтись с мотыгой да кое-что подправить после этих одержимых, а Осия с утра до вечера варила и парила, чтобы накормить их. Ездра не помнил, чтоб у него на болоте когда-нибудь было так весело, особенно по утрам, когда Эдеварт со стоном растирал нывшую спину.

Однако Эдеварт не успел уехать в Доппен, на пристани Кноффа его остановил Август. Значит, ты не уехал в Америку? — спросил он.
Нет, честно ответил Эдеварт, не нашёл денег на дорогу.
Август кивнул головой: Понимаю!
Я ничего не смог продать в Поллене, там ни у кого не осталось даже жалкого шиллинга. Конечно, кое-что мне должны, но я не получу этих денег, пока уфутенец не рассчитается с сушильщиками. Да он и сам задолжал мне немало.
Чем теперь собираешься заняться?
То же самое я мог бы спросить и у тебя.
Да, но сюда-то ты зачем приехал? Что ты задумал? Я был на пристани, когда они уезжали. Она уехала вместе с ними.
Я знаю.
Их собралось пятнадцать человек, я сам посчитал. Так почему ты сюда приехал?
Теперь я остался один, дела у меня никакого нет, а сюда приехал, чтобы повидаться с тобой.
Хорошо бы нам вместе уехать отсюда, задумчиво сказал Август.
Эдеварт: Куда я поеду, у меня ничего нет.
Август: У тебя есть часы и золотое кольцо... Но вообще у Августа тоже было тяжело на душе, он мрачно буркнул, что вёл себя, как дурак, и с ним обошлись, как с дураком.
Эдеварта немного утешило, что не он один наделал глупостей, и он начал расспрашивать друга. Ничего особенного Август ему не сказал, но Эдеварт понял, что, если Август продержался на одном месте больше года, значит, на то были свои причины. Видимо, это как-то было связано с тем, что теперь у Августа не было его золотого кольца. Эдеварт спросил без обиняков: Где твоё кольцо?
Август: Где надо! Я знаю, где оно.
Но не можешь взять его обратно?
Похоже, что нет.
Ты её не видишь?
Вижу, каждый день. А что толку?
Ладно, меня это не касается, сказал Эдеварт, но всё-таки кто она?
Этого я не могу сказать.
Вот как?
Пойми, она важная птица, и потому я должен молчать. Но похоже, без нечистого тут дело не обошлось, вот уже два года...

Пароход пришёл и уже подал сигнал к отправлению. Началась суматоха, люди хватали свои вещи, Лувисе Магрете и Эдеварт быстро пожали друг другу руки, времени на поцелуи уже не осталось. Но где же Хобьёрг? Где только бегает этот ребёнок? Хобьёрг! — крикнула Лувисе Магрете. Я здесь! — откуда-то снизу откликнулась Хобьёрг. Эта девочка не теряла времени даром, спустившись в лодку экспедитора, она огромным ковшом вычерпывала из неё воду, шляпа висела у неё за плечами. Ох уж этот ребёнок! Хобьёрг была оживлённа, и пассажиры, глядя на неё, невольно улыбались... Эдеварт возвращался домой в своей лодке. На душе у него было скверно: Лувисе Магрете даже не упомянула о деньгах на дорогу, он тоже промолчал, лицо-то он сохранил, но не больше. Он возвращался домой. Что сказал бы Август, будь он на месте Эдеварта? Плюнь, всё образуется! Эдеварт понурился. Но всё как-то обходится. Шли дни, шло время. Он получил письмо от Лувисе Магрете: она уезжает, но непременно вернётся, писала она. Письмо было доброе и нежное, она очень спешила и излагала свои мысли не совсем связно, но это было так похоже на неё. Благослови её Бог, она не сбежала от него потихоньку, вспомнила о нём и хотела ему добра, но этого не получилось. Ты только послушай! Ромео опять очень обрадовался Хобьёрг, надарил ей всяких подарков и не хотел отпускать её, а потом пришла сама мадам Кнофф и спросила, нельзя ли Хобьёрг остаться в Норвегии, она жила бы у них и ни в чём не нуждалась. Разумеется, Лувисе Магрете ответила согласием, она сразу подумала об Эдеварте, тогда бы он был не так одинок, но, думаешь, эти люди проявили воспитанность и пригласили её в дом? Как бы не так! Если они хотели получить её разрешение в таком важном деле, они должны были оказать честь и ей, матери, так нет же, и после такого обхождения они ещё ждали, что она оставит им своего ребёнка, свою плоть и кровь!

Да, ни за что ни про что, я только стоял и смотрел. Хорошие были парни, они мне сказали: Или ты будешь молчать, или мы убьём и тебя. Хорошо, буду молчать, пообещал я. Тогда они предложили мне взять часы покойника, большие золотые часы. На это я не решился, ведь их могли найти у меня, дайте мне лучше пятьдесят долларов, сказал я. Они дали мне двадцать пять, а остальные пообещали отдать потом. Но больше я их так и не видел. Это пустяки, если когда-нибудь мне доведётся их встретить, они отдадут мне деньги, такие хорошие парни.
Эдеварт задумчиво покачал головой. Всё-таки убивать людей подло! — сказал он.
Это мы с тобой так считаем, возразил Август, но ведь всё зависит от обстоятельств. Тогда я обрадовался
этим деньгам, а теперь мне ничего не нужно, стоит мне вернуться в Индию, и я получу там всё, что пожелаю.

Но вот однажды после полудня в солнечное июльское воскресенье — мужчины ждали Иванова дня, чтобы начать сенокос, — случилось нечто из ряда вон выходящее: с сеновала Каролуса послышались звуки музыки. Что?.. Музыка?.. Неужели те два шарманщика из дальних стран снова явились сюда? К сеновалу со всех сторон помчались дети и нашли там Августа и Эдеварта, Август играл на красивой гармони с шёлковыми ремнями, отделанной золотом. Громкая музыка лилась с двух рядов клавишей и двух рядов басов. Пальцы Августа были неутомимы. За детьми сбежались и взрослые, они только что вернулись домой из церкви и намеревались поспать, да вот поди ж ты... Пришёл Каролус, на сеновале яблоку негде было упасть, люди застыли от удивления. Ну и Август, чего он только не умеет! Особенно всех взволновала трогательная песня о девушке из Барселоны.
Август перестал играть и утер глаза. Он соображает больше нашего! — сказал Каролус. Где ты выучился играть на гармони? — спросили люди у Августа. Он не ответил. Немного погодя он спрятал гармонь в футляр и, сколько они ни просили, больше играть не стал.
Многим из мужчин уже приходилось слышать игру на гармони, и на Лофотенах, и в селениях Финнмарка, но от Августа никто не ждал ничего подобного. Он давно жил среди них и ни словом не обмолвился об этом, значит, он не тот человек, за какого они его принимали. Бог знает, может, и всё остальное, что он рассказывал о своей жизни, тоже правда, всё, от начала и до конца, всё, что они до сих пор считали неправдоподобными выдумками и чистой ложью? Теперь на Августа стали смотреть уже другими глазами, он сразу сделался для них эдакой загадочной личностью. А ведь они ещё не видели его связку индийских ключей! Зато они пялились на двойные ряды клавишей на гармони и не могли взять в толк, как это его пальцев хватает на все ряды. Где только он постиг эту премудрость? Не дай Бог, каким-нибудь таинственным способом, может, его учителем был даже сам князь тьмы?