Собрание сочинений в 8 томах. Том 7

Стефан Цвейг. Мендель-букинист

Новелла о странном еврее-букинисте с русскими корнями, который имея феноменальную память, так и не смог приспособиться к этому "яростному и прекрасному" миру. И это не наш юродивый, которому позволено больше обычного, это не покалеченный детством взрослый, — это маленький человек, коих тысячи, соорудивший свой мир, притягивающий к себе обычных людей, и делающий свое дело лучше всех. Но свой мирок сохранить бывает трудно, а то и невозможно — война, болезнь, человечество смешают всё с землей. И присыплет всех: и Менделя-букиниста, и Сашку-еврейчика из "Гамбринуса", и всех, всех, всех...

Первая, прочитанная мною книга на немецком языке. Без адаптации. Пусть с русскими "костылями" от Ильи Франка, но без адаптации, а значит с сохранённым стилем автора. И надо сказать этот стиль пришёлся мне по душе. Пусть я изучаю немецкий с самого нуля меньше года, но чтение этой новеллы не показалось мне чем-то чрезмерно сложным. Довольно развёрнутые предложения не утомляли, а напротив, раскрывая немецкий язык во всей его широте, казались мне понятными, и весь ступор практически всегда ограничивался исключительно лексикой. Здесь и приходили на помощь замечания и перевод Ильи Франка, а также подстрочный словарь Kindle Reader-а. Трудно судить насколько расширился мой лексический запас после прочтения этой книги, но навык улавливания общей сути повествуемого вырисовываться начал, что подогревает мой интерес к дальнейшему чтению книг по методу Ильи Франка.
Что же ксается самой Шахматной новелла. Новелла оказалась крайне захватывающей. Часто было сложно оторваться и заняться чем-то другим. Сюжет то и дело предвещал какой-то крутой поворот, накал. Кроме того, Цвейг в портрете героев постоянно делал упор на психологию, поведение и притом делал это очень гармонично, перенося повествования из мира внешнего в мир внутренний и возвращая его обратно. Он сумел показать как, казалось бы, плавно и, в тоже время, неожиданно спокойный и рассудительный человек превращается в безумного, не отдающего отчёт своим действиям. Как тонка эта грань.
Цвейг вырисовывает двух персонажей по-своему безумных и несмотря на это по-своему противоположных друг другу. В случае Чентовича - это узость ума и в случае доктора Б. - его необычаяная скорость и в каком-то смысле ширина. Если Чентович напрочь лишён способности представлять, думать за гранью доски, то доктор Б. напротив не может "упаковать" свой ум в физические рамки этой доски, остановиться на одной единственной сиюминутной партии. И всё же главное место в новелле Цвейга отводится именно шахматам, олицитворяющим эту грань, где встречается безумие и интеллект.

О какой бы страсти не писал Стефан Цвейг, даже если это страсть к шахматам, он делает это хорошо, а еще чаще не просто хорошо, а превосходно, великолепно, восхитительно! Я отношусь к Цвейгу с чувством глубочайшего преклонения пред его талантом, но все же иногда во мне просыпается маленький критик. Так было и с этой новеллой, критик нашептывал, нет, при всей твоей любви к Цвейгу это не отлично, нет, это твердая четверка, но когда я прочитала последние три страницы, он быстро скрылся, а четверка немедленно превратилась в пятерку.

– Ладью вперед, ладью с «с8» на «с4», тогда ему придется сначала защитить пешку. Но это ему не поможет. Не обращая внимания на его проходную пешку, берите конем «сЗ–d5», и тогда равновесие восстановится. Атакуйте, вместо того чтобы защищаться.
Мы не понимали, о чем он говорит. Он с таким же успехом мог говорить с нами по-китайски. МакКоннор, как зачарованный, не размышляя, делал то, что ему приказывали.

Пустота. Та же комната, кровать, стены, умывальник... Находясь один, мысленно копаешься во всём сказанном, передвигая мысли, словно мозаики в запутанном бреде. Всё тянешь и тянешь до дыр пресловутые гипотезы отчаяния, что сжигают всю надежду на спасение и свободу. Замученный допросами в немецком концлагере, изъеденный страшно. Глаза разбегаются. Мыльница. Кровать. Плитка. Стены. Всё тот же умывальник.

"...Рухнула штукатурка в нижнем этаже.
Нервы —
большие,
маленькие,
многие! —
скачут бешенные,
И уже
У нервов подкашиваются ноги!"

И вновь томительное ожидание в одинаком чертоге заставляет перебирать всё существующее в голове ровно до того момента, пока сознание не захватывает книжонка, случайно украденная у надзирателя.

Игра в шахматы. Игра с самим собой. Тонко выточенные фигурки из дерева перемещаются по воображаемому полю переигрывая известные партии. Шахматная зараза, что безжалостно оккупировала сознание.

"Они просто поместили нас в вакуум, в пустоту, хорошо зная, что сильнее всего действует на душу человека одиночество. Полностью изолировав нас от внешнего мира, они ожидали, что внутреннее напряжение скорее, чем холод и плети, заставит нас заговорить"

Постепенная потеря рассудка за воображаемой доской. Игра против самого себя. Очередная история человека, пережившего мировую войну.

"Разве узкое определение "игра" не оскорбительно для шахмат?"

Сюжет: 8
Концепция: 6
Атмосферность: 8
Эстетико-смысловые
высказывания: 7
Раскрытие персонажей: 10
Сложность написания:
Легко. Захватывает.

Средняя оценка: 7.8/10

Если вы думаете, что это история о шахматах, то лучше сразу закрыть книгу. Да, тут есть шахматы и даже присутствует чемпион мира. Очень невоспитанный человек, с какой-то странной сербской фамилией.
Вначале, когда автор вдруг замечает на корабле чемпиона мира, я подумал, что сейчас тут же на корабле окажется еще один гроссмейстер. И будет нам афера, когда неизвестный шахматист играет одновременно с двумя чемпионами, а на самом деле они(сами того не подозревая) играют друг с другом. Но нет, партия (несколько партий) играется в открытую.
Этот рассказ - история человека, прошедшего гестаповские застенки. История человека, который научился играть в шахматы в камере, даже не имея шахматной доски. По чудом попавшей в его руки книги со 150 шахматными партиями. И за возможность научиться играть в шахматы он заплатил очень дорогую цену

Увидев название этого произведения и прочитав первые главы, создаётся впечатление, что книга о шахматном гении, о тщеславии, о том, что делает с нами случайная слава. Однако это лишь маленький кончик айсберга этой замечательной новеллы. Цвейг искусно выстроил ловушку в этой шахматной партии и в середине истории мы внезапно встречаем истинного героя и настоящую причину прочесть эту книгу.

История переключается от напыщенного игрока, ставшего известным по удаче, к судьбе, искалеченной «машиной смерти», которых так много в нашем мире. Моё сердце сжималось от боли, читая о пытках, которые пришлось пережить герою. Шахматы оказались не усладой жизни, не солнцем, которое добавляет радости в весенний день, а живительным глотком воды, спасением человеку в пустыне.

В этом месяце я слушала «Дневник Гуантанамо» или «Мавританец», в которой рассказано о схожей судьбе: человека, которого пытали, у которого безнаказанно украли 10 лет жизни. Так же и тут, герой был убит не физически, а морально. И это страшно, потому что с этим надо продолжать жить.

Надеюсь, что мы разовьемся до того идеального мира, в котором мы будем видеть в друг друге человека, а не объект.

Пожалуй, самая необычная зарисовка из всех прочитанных мною новелл Стефана Цвейга. Она не о чувствах, не о женщинах и мужчинах. Она просто о человеке и о таком уникальном даре, как человеческая память.

Память рассматривается не только в контексте главного героя Менделя, но и в контексте рассказчика, совсем этого героя забывшего и внезапно, случайно вспомнившего. Человек ценен для других, пока о нем помнят, пока кто-то в своей голове сохраняет образ. А книги? Книга — запечатлённые слова, но не просто слова, но кусочек личности человека, написававшего её. То есть это тоже вид памяти, её более долговременного сохранения.

Здесь сталкивается человек-букинист, полностью погруженный в книги. Человек с уникальной памятью и воплощенная память. Наверное, этот букинист делал что-то противоестественное, ведь он поглощал материализованную память в свою живую, но симбиоз получался грандиозным. Хотелось бы сказать, что сегодня все то же умеет Интернет, компьютер, но нет! Только живой человек способен понимать и анализировать, а не просто искать по ключевым словам. Да, Мендель — воплощенная функция, но и уникальный феномен.

Интересно, что его чудовищная судьба тоже связана с памятью. То, куда он попал — это место без памяти, место, где люди уничтожались, то есть уничтожалась и память. Возвращению Менделя после всех невзгод все равно сопутствует уничтожение. Но только уничтожение места со всей его историей и уникальностью, что тоже можно трактовать как уничтожение памяти.

Ещё один любопытный момент: рассказчик не восхищается Менделем лично, но только его уникальной способностью. Мендель как человек ничем не примечателен: нелюдим, не способен к эмпатии. Ему просто плевать на других людей. Да и к книгам отношение спорное. Это очень неожиданная деталь: что в книгах героя интересовало не содержание, а лишь автор, название, издательство и прочие чисто технические детали. Выходит, что в нем не было достаточных душевных сил, чтобы понимать и любить книги не как предмет, но как содержание. Однако, читается, что будь он способен воспринимать книги живыми, никогда не смог бы он запомнить их в таком количестве.

А поражает и трогает рассказ не уникальным феноменом Менделя, а уникальной жестокостью безжалостной системы и строя к беззащитному и безобидному маленькому человеку. Системе плевать, кто попадает в её жернова. Думаю, мораль именно такова, и лишь для колорита в качестве героя выбран неординарный персонаж.