Отец Сергий: Повести и рассказы.

В «Крейцеровой сонате» Толстой устами своего героя сообщает, что блудник — это человек, испорченный прочно, навсегда — безвозвратно. Не мужчина, не ребёнок и не женщина, а сломанная кукла, надёжно сохраняющая в собственных потных недрах возлюбленную свою червоточину.
И в этой своей обречённости Толстой, хотя и не полностью, но прав, трижды прав, стократно прав. Старый хрыч, тяжёлой поступью бредущий через буераки да терния собственного учения, выполз на закате дня, раскровив спину с ляжками, к Бездне — и посмотрел в Неё, а Она посмотрела в него, и воркованье мира о блаженстве потеряло смысл.

Евгений Иртеньев предавался блуду здоровья ради. Именно заботу о собственном здоровье указывает он в качестве побудительного мотива к поискам удовлетворения настырной плоти. А вот тему поиска удовольствия как такового, он обходит стороной, как бы желая дать понять, что наслаждение никогда не было его руководящим мотивом. Но знал ли он, насколько оно многолико? «У них есть своё удовольствице для дня и своё удовольствьице для ночи, но здоровье — выше всего», - так сказал лучший из безбожников. И был прав.
Должен признаться, что никогда не слышал разговоров на тему, чем похоть отличается от влечения полов. Может быть то, что нам преподносят, есть похоть в овечьей шкуре, так же как окружающие нас люди, да и мы сами, есть только ожившие ненадолго трупы, а вовсе не реальные люди, по меткому выражению того же Толстого. А в таком случае, чего стоит этой подруге сатаны растерзать тщедушное тельце человека, - отучившегося в университете, читающего книги, пьющего кофей, опорожняющегося, - чтобы после, визжа и поскуливая, с радостным гиканьем до поры ускакать в тень. Но Евгению Иртеньеву эти обильные поля для размышлений пока неведомы. Он поддерживал здоровье, выклянчивая ещё один полноценный день у жизни, а вот те на — в одну пору по месту жительства лишился средств к поддержанию этой своей опоры здорового и полноценного бытия. Справлять жизнь стало невесело. Но ничего, ничаго барин, нашлись знающие люди — обеспечили модным ныне средством — Степашкой. Средство хорошее, исправное, на люде разном проверенное, всю хворь как рукой снимающее. А что она замужем? Ну дак дело молодое: ешь, пей, веселись, ибо завтра умрёшь (если жил, конечно). Евгений употребил Степашку пару раз — стакан порожний начал наполняться. Но тут произошла оказия, так сказать, эффект побочный в инструкции не оговорённый. Этот человек, Евгений Иртеньев, годами вкладывавший в свою неволю, вдруг заметил, что что-то страсть его закабалила, держит смертельно и отпустить не хочет. И, если хотите знать, то похоти плевать, Степашка-не Степашка — охотнику важен Момент. «Похоть рождает желание обладать. Желание обладать порождает стремление убивать», - так говорится в одном замечательном фильме. И это правда, только неприятная, мало кем познанная, но правда. Уж Евгений и так, и сяк, а не поддаётся — хорошее ярмо, крепкое. Здоровый лоб вдруг оказался дитятком малым: ходит, руками машет, голосит по дурному, но пред людьми стесняется, пред ними он важный, а всё одно — целёхонек хомут. И уж поглядывает в окошко иная сестра сатаны по имени отчаянье. Трудно выдергивать разросшиеся баобабы. А ведь наш молодец ещё и женился.
А что произошло дальше — прочтёте сами.

Главный герой повести – Степан Касатский (отец Сергий), красавец и князь, отказавшийся от карьеры, чтобы стать монахом. Почему герой уходит в монастырь? Не Богу он хотел посвятить жизнь (хотя вера у него была, впрочем, сначала «вера детская»), все его мечты и стремления были направлены к славе. Тщеславие – главное качество Касатского, позволяющее ему всегда двигаться вперед, быть лучшим. Он стал монахом, «чтобы стать выше тех, которые хотели показать ему, что они стоят выше его».

Но эта «высота» оказалась мнимой. Монастырь подчинялся всё тем же земным правилам: и карьера там была, и помощь всем оборачивалась помощью людям богатым, и даже от светской иерархии было не спрятаться в пещерной церкви. И все соблазны, которые одолевали героя (в том числе похоть и сомнение, заставившие в итоге отца Сергия вновь уйти, на этот раз из монастыря), вытекали из желания быть не просто человеком, а лучшим, «святым». Его всегда одолевала гордыня. И только в смирении герой находит спасение.

Эта повесть прекрасный образец классического толстовского морализаторства, в которой художник победил морализатора. Это еще одна поучительная и назидательная история о нравственном воскресении, классический вариант опрощения. Мне повесть понравилась, хотя я и не согласен с концовкой, но, наверное, для подобной концовки надо прожить жизнь Льва Николаевича. Пашенька однозначно не мой положительный идеал.
Интересно было следить, как главный герой проходит психологические стадии борьбы с тщеславием и гордостью, с похотью, с людской славой. Автором описан очень интересный случай, когда завышенные «этические требования» приводят протагониста к тщеславию даже в смирении.
Конечно же, бросается в глаза критика закоснелой церковности и демонстративного аскетизма со всеми соблазнами праздной жизни.

О чудо дивное ) На одном дыхании прочитанное. Итак , перед нами отец Сергий , оставивший жизнь в миру и посвятивший себя стяжанию богатств духовных в обители монастыря, но так и ненашедший покой и веру ни там ни здесь. В жизни будущий старец ставил перед собой только высокие цели и всегда, не без присущего чувства честолюбия, достигал их. Так же как прекрасно он выучился танцевать и попал в высшее общество, также прекрасно он усвоил и новый образ жизни, невероятно преуспев на этом поприще. И труды и молитвы...а в глубине души " ааа! святым хочешь быть!" ) Раз оступившись он словно сбивается с вычерченного пути и предав свою жизнь уже полностью в руки господа обретает подлинную веру и спасение. Ведь это только на балах , тот фаворит, кто блещет красотой и точностью движений, и в шахматах победитель, кто тщательно просчитывает шаги, у бога же не выслужишь в дамки , не разыграешь партию и не получишь желаемого, если будешь действовать по всем правилам. Так многое разрешается встречей старца со своей давней, измотанной жизнью подругой, но послужившей людям всем тем , чем она могла, как бедная вдова из библии, положившая меньше всех в сокровищницу от скудости своей, перед богом положила больше остальных. Нелегко далось подлинное смирение главному герою, и вот мы видим , он идет по дороге и ему легко и уже все неважно, и мне тоже становится легко легко...приятная повесть и хорошие впечатления.

PS В первой рецензии , получившей больше голосов к этом рассказу, высказывается возмущение и непонимание, ну почему, почему только тот кто все потеряет, наоборот, обрящет. Хочется заметить, что случай отца Сергия непоказательный, а каждый знает за собой свои грехи и у каждого свои методы борьбы с ними, вовсе не хотел сказать Толстой, что оставив свой кров и пропитание, обретешь спасение. Нет, конечно. Просто главный герой расточал себя людям и многое у него было перед ними, для виду и на виду, поэтому свое спасение он обрел вдали от них, среди тех, кто его не знал и как страннику кидал 2 копейки, когда не перед кем и больше незачем чем то кичиться, тогда тщеславию перекрыты все ходы, Так что если у вас та же проблема.. )

Эту относительно небольшую повесть я читала как раз между Рождеством и Сочельником. И вроде бы как атмосфера соответствовала - сейчас у нас считается хорошим и правильным всех поздравлять с православными праздниками. И хорошо еще, если пишут в посте - мол, поздравляю тех, кто празднует Рождество. Толерантность и терпимость форева. У нас, несмотря, а может, и благодаря тому, что Россия - многоконфессиональная страна, стали с уважением относиться не только к чужой вере, но и к чужому неверию. Ура, опять можно не быть как все. Помните, было время, когда все толпой спешили крестить детей, даже не давая себе отчета в том, что крещение - это не дань моде, это на всю жизнь. Вот скажите честно, кого родители в детстве покрестили - и теперь этот человек, уже выросший, регулярно ходит в церковь, соблюдает все обряды и тому подобное? Сколько у нас истинно верующих? Ведь намного меньше, чем крещеных, так? Ибо если бы было иначе, в храмах было бы не протолкнуться, а народные гуляния 1 января собирали бы намного меньше народа, чем обычно, поскольку для православных праздники (и развлечения) должны начинаться как раз после 7 января. Я знаю, что говорю. У меня была знакомая. Истинно верующая. Она никогда не участвовала в новогодних корпоративах, потому что какой корпоратив, если пост на дворе? Нет, никого не осуждала и не оговаривала, мол, как же вы это так. Просто молча с улыбкой отказывалась.
Здесь, читая историю Степана Касатского и его "духовного подвига" я порой не могла отделаться от мысли, что Стива - человек не верующий. Экзальтированный, с нервическим складом ума и души. но не верующий. Его невеста была любовницей императора - и все. Жизнь кончена. Ах, ах, ах! Уйду в монастырь, обиженным на весь свет. Нет, я девушку вроде как не оправдываю, но и сам Касатский с его порывом тоже сочувствия не вызывает. Нервы мальчику надо было лечить. И все его душевные терзания и метания - это не от веры, а от неверия. С какого перепуга Толстой его чуть ли не святым сделал - не понятно. Все эти исцеления и то, что какая-то "разводная жена" внезапно исправилась и тоже в монастырь ушла - это мне кажется притянутым за уши. Чисто для красивой картинки. И та женщина, вдова, к которой он приходит, когда убегает из монастыря. Она кто и откуда? Только вот не надо мне вещать, что это его бывшая невеста. В начале повести невесту, кажется, Мэри звали? Нет? Тогда почему такое расхождение? Но и даже пусть я ошиблась, то... к чему все это? Что хотел сказать Толстой этой повестью? Не понятно. Пустая проходная вещь. Ни о чем.
Иллюстрации вот только хорошие.

Помню, пару лет назад, когда я была первый раз на экскурсии по “Ясной Поляне”, показывали нашей группе то самое кресло в доме Толстых, где за обшивкой Лев Николаевич хранил от домашних свои секреты. Их было не так уж и много. Но зато какие. Вспомним одну только историю с завещанием. Но сегодня не об этом.
А о повести “Дьявол”. Именно тогда я и узнала о ней. Запомнилось немногое – что 20 лет хранилась она в тайном месте. Что Толстой написал ее очень быстро, за каких то 10 дней в 1889 году. Что никому, кроме как своему духовному другу Черткову, Лев Николаевич повесть не показал. Что, когда Софья Андреевна нашла ее в 1909 году, разразился небывалой силы скандал.
А чтобы сильно не лукавить, признаюсь, что историю я помнила эту в общих чертах, а даты сегодня подсмотрела, конечно. Отметила себе тогда прочитать “Дьявола” и благополучно об этом забыла.И вот сегодня, после прочтения, поняла почему Софья Андреевна так вспылила. Почему яд прошлых обид и ревности не утратил со временем свою силу и обрушился с такой силой на уже 81-летнего старика.

В образе Евгения Иртенева, помещика, главного героя “Дьявола”, Лев Николаевич писал себя. И, кажется, совсем этого не скрывал. Я даже несколько раз удивленно подумала, читая повесть: “не может быть, показалось!”. Ну, не прямо же так в лоб. А вот и нет, не показалось: факты биографии Льва Николаевича сильно перекликаются с героем “Дьявола”. Тут тебе и юридическое образование, и параллель про семейный раздел наследства и желание поставить на новые рельсы расстроенное большое хозяйство, за которое Евгений принимается с большим энтузиазмом в повести, “семейный проект” героя, да и много чего другого. С оговорками, конечно, но Евгений – это точно Лев Николаевич. Еще тот, из прошлого, молодой, пока не женатый, полный забот и надежд. В нем бурлит жизнь. Тело просит физической любви, разум называет это похотью. Идет постоянная внутренняя борьба. Да еще какая! Это мы знаем по дневникам Льва Николаевича.

Но вернемся к Евгению Иртеньеву из “Дьявола”. Молодой хозяин большого неповоротливого хозяйства трудится не покладая рук, чтобы поправить его состояние. Он уходит со службы, переезжает в имение, селит рядом с собой мать, недавно овдовевшую и еще не понимающую, что та прошлая жизнь на широкую ногу уже невозможна. Но сын так деликатен и заботлив, что мать знать не знает о реальном плачевном положении дел. Евгений честно и много трудится, строит планы не только по улучшению своего хозяйства, но и по своему “семейному проекту”:

К девушкам своего круга он присматривается. Пока все не то. Но гормонам в молодом теле не объяснить, что любовь задерживается, скоро будет. Рационален подход Евгения и к этому вопросу: если похоть не дает заниматься делом, надо от нее избавиться самым естественным образом и идти дальше.

Так в его жизни появляется молодая крестьянка Степанида, у которой “муж в городу, все равно как солдатка”.

В белой вышитой занавеске, красно-бурой паневе, красном ярком платке, с босыми ногами, свежая, твердая, красивая, она стояла и робко улыбалась.
Ничего такого, после быстрых свиданий Евгений забывает о Степаниде, ему “и в голову не приходило, чтобы эти отношения его имели какое-нибудь для него значение”. Пока. Так прошло лето. Наступила осень, которая принесла знакомство с будущей женой – Лизой Анненской.

А теперь давайте вернемся ненадолго к самому Льву Николаевичу. Если он – это Евгений, то и своя Степанида у него должна была быть, ведь так?
Была. Замужняя крестьянка Аксинья, связь с которой длилась несколько лет. И это была мучительная связь для Льва Николаевича (о чувствах Аксиньи мы ничего не знаем), в которой его “семейный проект” чуть не потерпел крах. Своих чувств Толстой в этих отношениях боялся и не понимал. Большим ударом для него стало то, что похоть так тесно переплелась с любовью, что любовницу он начал ощущать своей женой.

В 1859 году Лев Николаевиче пишет в своем дневнике: «Надо жениться в нынешнем году – или никогда». А в 1860 году у Аксиньи родился Тимофей, незаконный сын Льва Николаевича, в будущем поразительно на него похожий. До свадьбы с Софьей Андреевной оставалось 2 года.

Щелкнем пальцами и перенесемся в 1909 год, в день, когда Софья Андреевна нашла рукопись “Дьявола” в потайном месте кресла.

Толстой пишет в дневнике: “...в ней поднялись старые дрожжи, и мне было очень тяжело. Ушел в сад”.
Старые дрожжи – это, конечно, обида и ревность, что законно поселились в сердце молодой жены Софьи, как только она приехала в Ясную Поляну. Про свои дневники, которые Лев Николаевич дал прочитать юной невесте, мы все, конечно, знаем. Аксинья там была, еще какая – любимая! Да, и “добрые” люди не преминули указать на бабу –”сударушку хозяина”. Сцена, кстати, из жизни, условно перенесенная в повесть “Дьявол”. Молодая хозяйка Софья приказала мыть полы в запущенном доме по приезду. Одна из крестьянок за этой работой – Аксинья, на которую так доброжелательно кто-то указал и шепнул Софье Андреевне про сударушку. В “Дьяволе” похожая сцена, но беременная Лизонька ничего не знает о Степаниде, а Евгений именно здесь, в этой сцене, опять теряет голову при виде босых ног и смеющихся черных глаз крестьянки.

Дальше судьбы Льва Николаевича и Евгения расходятся. Толстой написал две концовки “Дьявола”. Обе – бескомпромиссный приговор плотской любви и ее дьявольской силе.
Сам же Лев Николаевич прожил третий вариант, но грехи прошлого, в числе прочего, привели к уходу из Ясной Поляны в ноябре 1910 года.

В который раз я вынуждена задуматься, как сильно изменился наш мир. Лев Толстой, если верить его биографии, так и не обзавёлся взрослой верой. Его родители не были сильно верующими и рано покинули мир, но некоторые родственники Толстого были очень религиозны - например, тётушка, которая много лет была его фактической воспитательницей.
Очень верующим был его старший брат - Дмитрий, а сестра Мария стала инокиней. Не особенно религиозный, а позже активно еретичествующий человек вполне прилично разбирается даже не в христианстве, в самой вере.
Многие вещи в этой повести сейчас необходимо пояснять очень даже верующим людям. Вот так показывают себя приемственность поколений, воспитание, прерванная теперь традиция.

Главный герой - молодой дворянин, планирующий блестящую карьеру при дворе и свадьбу со знатной дамой. Когда он разочаровывается в невесте, он бежит в монастырь.

А так делать нельзя. В монастырь уходят к Богу, а не от обидевших тебя людей. Тем более не для того, чтобы что-то доказать этим людям.

Саркастично, что гонорар за эту повесть Толстой отдал в помощь еретикам - духоборам. Ей восхищался Горький - родоначальник красной литературы. Но это не значит, что с повестью что-то не то. Это значит, что если книга описывает самую суть человека - её понимают все.

"Главная борьба - с славой людской", говорит Толстой о своей повести.

С гордыней она - с гордыней. Не зря гордыню называют корнем грехов, где она - туда приходят другие.

Можно сказать, что в повести есть критика на Церковь. Но я так не считаю. Зная имя автора скорее всего, что-то такое он имел ввиду. Но авторы не должны писать мануалы к своим историям, все что он хотел сказать, он сказал в повести. Наше дело понять. И да, не всегда читатель понимает 100% то, что закладывал автор. На то это и искусство.

Всю жизнь Степан - Сергий борется с тремя грехами: похотью, сомнениями и главным - гордыней. Он понимает, что "причиной всему его гордость". Всему - абсолютно всему.

Толстой показывает, как можно спастись в монастыре, и как можно погибнуть в монастыре. Как можно спастись в миру, и как можно погибнуть в миру. Разве это навет на Церковь? Это реализм. Более того, очень актуальный нашему времени.

К тому же, здесь очень много житийных мотивов. По сути, это актуализация житий. Есть прямая цитата. Не хочу спойлерить - вы их сразу узнаете. В этих житиях все так и было, никто их наветом не считал.

По сути своей, это именно житийные моменты, положенные на актуальные времени суждения и декорации. Толстой это даже не придумал, а сделал героя житий своим современником. Его заслуга в том, что сделал он это мастерски, психологически ярко, достоверно и понятно читателю, показав этого персонажа житий.

Да, это не рафинированно-лубочная повесть. Но для меня это плюс. Я даже не знаю к чему здесь придраться. Она настолько соответвует православному житийному канону. Кровь от крови православной литературы и принадлежит ей не меньше, чем Толстому. Даже если он этого не хотел.

Если Толстой думал показать здесь спасение вне Церкви и без Церкви, то он просто слишком мало знал православие, потому что ничто здесь не вышло за его пределы. Но не думаю, что так: аллюзии на жития слишком чёткие, прямые и конкретные, таких совпадений не бывает. Он знал, что писал.

Зачем? Чужая душа - потемки.

«История вчерашнего дня» - незаконченный рассказ Льва Николаевича Толстого  об игре в карты в доме троюродного брата Александра Алексеевича Волконского и его жены Луизы Ивановны Волконской.  Несмотря на то, что произведение было написано в 1851 году, еще до введения Уильямом Джеймсом термина «поток сознания» в литературную область, в нем легко найти элементы характерные для этого типа повествования.
Мы видим, как герой рассказа в лице великого русского писателя с легкостью перебегает от одной темы к другой, а именно он затрагивает:
- преимущества карточной игры, если Вы  хотите избежать долгих разговоров, но прослыть в обществе интересным собеседником («разговор как занятие – самая глубокая выдумка»);
- вопросы демонстрации привязанности к дорогим людям  и неприязнь – к малоприятным;
- характер поведения с женщиной, вид которой превращает молодого мужчину в безусого юнца, отчаянно пытающегося не выдать свою заинтересованность в собеседнице.
Мысли героя порхают, словно птицы, с ветки на ветку, и вместе с тем мы понимаем, что и сами испытывали подобные чувства, и рой схожих мыслей тоже нас тревожил.
В этом небольшом произведении, напоминающим пробу пера, перед монументальными томами «Войны и Мира», Лев Николаевич Толстой не обходит вниманием и вопросы нравственности, например, прямолинейно заявляет, что женское «голое тело – это не кокетство, а наглость и подлость», а также разделяет кокетство на «умное и глупое».
Кстати, стоит отметить, что  персонаж Елизаветы Карловны Болконской списан с  Луизы Ивановны Волконской, а на ее  дагерротипном  портрете в кабинете писателя  стоит подпись «маленькая княгиня в Войне и Мире».
На самом деле истории, оформленные в виде дневниковых записей, могут и не являться таковыми, ведь довольно часто воспоминания переносят на бумагу не сразу после предваряющих их событий, но позже, делая  повествование более фактурным, возможно даже приукрашивая его. Например,  развернутое сравнение чувств автора, когда в момент кадрили он остается без партнерши,  с чувствами Наполеона во время перехода саксонцев к неприятелю при Ватерлоо,  описание всей гаммы эмоций,  которую Луиза Ивановна могла выразить взглядом, и рассуждение   о том, что хозяйка дома обращается к будущему автору всемирно известных произведений, не упоминая его имени и титула, свидетельствуют в пользу того,  Лев Николаевич тщательным образом подбирал нужные слова, а не творил в одном только порыве вдохновения. Вместе с тем «История вчерашнего дня» - достойный образец мемуарного жанра и уже в нем можно отметить широкий круг вопросов, которые тревожат автора, и попытки как можно глубже проникнуть во внутренний мир человека.
В заключение,  следует отметить, что начало вступительной главы и ее конец разительно отличаются и по настроению и по объему:  если сначала Лев Николаевич Толстой стремится поделиться  воспоминаниями о вечере  у родственника,  показать «задушевную сторону жизни одного дня», то финальные предложения будто намеренно вышли из под пера сухими и сжатыми, словно писатель пожалел, что уже сказал так много.

Глубокомысленная повесть, в которой сюжетная линия - совсем не прямая.

Вроде, ожидаешь сначала восхождения к святости и затем - гнусного падения. А потом обратно. Но у Толстого всё намного тоньше, чем в представлениях простого обывателя. Передает мельчайшие оттенки мыслей и эмоций. Да и действия в этой книге хватает, а не только психологизма (хотя вот за него я в первую очередь и ценю Толстого и Достоевского).

Впечатлил эпизод с пальцем, и как это сильно повлияло на кокетку.

Приятно удивило, что в повести не дошло до банальностей вроде самоубийства и прочих способов быстро нарисовать кульминацию с развязкой.

А в будущем отце Сергии читается портрет человека-сканера, как теперь говорят. Того, кто в любой сфере добивается успеха и, едва цель достигнута, покоряет следующую вершину.