Дом у кладбища

Внезапные, исполненные дикой, сверхъестественной ярости порывы, которые нарастали и сливались в ураган, увлекли воображение Мервина в причудливое странствие через темноту. Иногда там раздавался лай адских псов и протяжные крики души, спасающейся от них бегством. Временами же слышались громоподобный рев океана и мириадоголосый хор терпящих бедствие моряков. Старый дом содрогался под напором от фундамента до карниза. Затем следовала передышка — и новые порывы, и бешеные стуки и завывания в оконных рамах.

Мервин позволил своему Пегасу расправить на ветру крылья и смешался с дикой толпой, населявшей темноту, а говоря проще — отдался во власть призрачных фантазий, навеянных ночью, бурей и этим домом, и испытывал ужас не без примеси наслаждения.

Поначалу Зикиел представился констеблю, а потом засвидетельствовал почтение мировому судье, который дал ему и его компаньону рекомендательные письма к лорду, главному судье, который, ей-богу, проникся к ним таким расположением, что, снарядив процессию, отправил их в своей лучшей карете, запряженной одной лошадью, в сопровождении почетного караула, священника и, разумеется, верховного шерифа, через Сити. Там, по повелению короля, их наградили цепью рыцарского ордена Пенькового Галстука; во избежание лишнего неудобства им не требовалось спускаться с повозки, а когда повозка отъехала, они остались в удобной, непринужденной позе, с руками, закинутыми за спины, явно в приподнятом настроении и выказали свою безудержную веселость тем, что проплясали на пару рил с редким проворством и ловкостью, пока совершенно не выдохлись, после чего дали себе остыть, пребывая полчаса недвижными, и уже под конец отправились засвидетельствовать почтение президенту Коллегии хирургов…

Стерк и Тул заглазно костили друг друга на чем свет стоит. Тул именовал Стерка не иначе как «коновалом», а вдобавок «контрабандистом» (после некой аферы с французским бренди, по поводу которой я затрудняюсь высказать определенное мнение; полагаю лишь, что Стерк ни в чем противозаконном замешан не был). Стерк же использовал выражения «этот пьянчужка-аптекарь» (в задней гостиной у Тула негласно готовил отвары, пилюли и порошки мальчик-подручный), «певчая пташка» и «спившийся собачник Тул». При всем этом нельзя сказать, что они были в ссоре: оба медика встречались, обменивались новостями, а пакостили друг другу с осторожностью, в умеренных дозах, – в общем, их взаимную ненависть я бы назвал добрососедской.