Пьесы

Сегодня день рождения у величайшего комедиографа XVII века - Жана Батиста Поклена, более известного под своим театральным псевдонимом - Мольер. Я не мог пройти мимо такого знаменательного события, тем более что до сих пор к творчеству Мольера я обращался лишь однажды, одна из самых первых моих рецензий была посвящена пьесе "Скупой".

Сегодня я хочу вспомнить одну из самых искрометных комедий автора - "Мещанин во дворянстве". Она, наряду с "Тартюфом" считается одним из двух самых известных произведений у Мольера, и, возможно, самым смешным. Комедия на то и комедия, чтобы было смешно, но далеко не всегда даже в комических театральных постановках присутствует самая настоящая эксцентрика, а вот в пьесе Мольера её с избытком. Карикатурность представленных персонажей позволяет разыгрывать самую отъявленную буффонаду, рождающую изысканный фарс.

В пьесе есть несколько сцен, насыщенных тарабарским языком с элементами макаронизма. Пародируемым языком вытупает турецкий язык, и, кстати, неспроста. Дело в том, что сцена с "поддельными" турками была в каком-то смысле ключевой. В 1669 году в Париж приезало турецкое посольство, и надо сказать, что султанские послы вели себя столь надменно, что неприятно поразили французского короля Людовика Очередного, на самом деле, конечно, четырнадцатого, того самого, который подробно описан в романе Дюма "Виконт де Бражелон", и который - "Король-солнце". Так вот, Людовик так оскорбился, что заказал своему лучшему драматургу пьесу, в которой высмеивались бы турки.

Поэтому первый вариант пьесы назывался "Турецкая церемония", к постановке был привлечен композитор Люлли, написавший музыку к турецкому балету. Привычное название пьеса обрела после кардинальной переработки, в результате которой главный акцент был смещен на высмеивание буржуазии, стремящейся всеми правдами и неправдами просочиться в дворянство. Тема, эта, конечно же, довольна острая для сословного общества, потому что границы между сословиями в таких социумах охраняются особенно тщательно, и их преодоление требует неимоверных усилий. А кроме того, эти усилия могут выглядеть очень смешно, а если утрировать и сгустить краски, то можно получить концентрированную комедию, что и удалось Мольеру.

Турецкая тема отошла на второй план, а на первый вышло высмеивание буржуа, рвущихся в аристократию, да и самой аристократии достается; первые представлены - смешными и наивными, вспомните хотя бы пассаж с "говорением прозой", вторые - подлыми и жадными, пытающимися хитростью обирать тщеславных нуворишей. Повод к такой подаче представителей сословий у Мольера был, дело в том, что аристократия, привыкшая вести жизнь на широкую ногу, стремительно нищала, а вот нарастающее развитие капиталистических отношений приводило к тому, что среди буржуа появлялось все больше и больше по-настоящему богатых людей.

Такое положение дел приводило к тому, что богачи пытались купить "благородство", а благородные старались на этом как можно больше заработать, что в принципе и представлено предельно ярко и цинично в пьесе Мольера. И, кончно же, представлено смешно. Поэтому очень трудно определить, чего же в пьесе больше - сатиры, которая лежит в основе сюжета, или юмора, который выступает главным инструментом проведения основной идеи.

Если бы подобную пьесу написал русский автор, а у нас о купцах, они же буржуа, больше всех писал Александр Николаевич Островский, он бы назвал её, например, "Не в свои сани не садись". А, возможно, он бы вспомнил какую-нибудь другую русскую пословицу, потому что пьеса именно с таким названием у него есть, она, правда, несколько по-иному рассматривает тему взаимоотношений дворянства и купечества, но тоже в комическом ключе.

Продолжая знакомиться с наследием Мольера рад констатировать, что удалось откопать бриллиант — признаться, после неплохого, но не блистающего Тартюфа и откровенно проходного Дон Жуана я заметно приуныл.

Мизантроп, как это принято у Мольера, опять же с непростой судьбой — его опять пытались запретить, правда на этот раз неудачно, но за Мизантропа его все-таки достаточно сильно пинали. Люди с оскорбленными чувствами, вероятно, опять таки узнали себя — хотя здесь Мольер даже не пытался перетащить события из родной Франции в непонятные дали.

Сюжет достаточно прост — главный герой решает говорить всем правду, без обязательной лживой льстивости и политеса. Нельзя сказать, что это основная сюжетная линия — лично я тут насчитал целых 4 сюжетные линии (кстати, в маленькую пьесу влезло очень много сюжетных линий, а если считать еще те, которые просто упоминаются, то какой-нибудь писатель XIX века смог бы выкорячить пару томов), если не считать разнообразных ответвлений, но она без всякого сомнения является локомотивной для повествования. Но книга интересна не самим героем, в котором крайне сложно понять, кто же он, святой или сумасшедший (думаю, это не понял и сам автор), а в том, что это не «комедия действий» а «комедия личностей». Вероятно, самая удачная находка данной пьесы — сюжет развивается не за счет действий героев, а за счет изменения отношений между ними. И тут Мольер просто как рыба в воде — достаточно ограниченный круг «игроков» демонстрируют прекрасную динамику и разные сорта, как сейчас принято говорить, «химии». Это и выдает в Мольере подлинного мастера — как-только герои перестают у Мольера бесцельно бродить по сцене, изображая смену локации, а начинают работать на развитие своего общения с другими героями — повествование приобретает свежесть и очень хорошую динамику. Честно слово, один разговор Селимены и Арсинои я готов слушать в 10 раз дольше, чем десяток встреч Дон Жуана.

Сама пьеса является своеобразный «ремейком» (хотя сейчас это называют «софт-ребут») комедии античного автора Менандра «Брюзга». Что там было в оригинале, а что Мольер придумал сам — сказать сложно. Папирус с оригинальной комедией Менандра обнаружили только в 1950 году, Мольеру был известен разве что список действующих лиц и пересказы разной степени надуманности, так что я бы поостерегся называть это «копией», а скорее чем-то «по очень отдаленным мотивам». В любом случае, диалоги оригинала Мольер знать никак не мог, а значит это вполне себе свежее «смысловое вино» в мехах старой формы.

Ключевым недостатком произведения является сам Альцест, главный герой, ибо автор так и не понял, кого же создал — гения-пророка, а-ля Иисус Христос, бичующего пороки современного для него общества, или же Дон Кихота, выжившего из ума романтика, которому придумалось, что общество должно быть таким, какое ему кажется правильным, а не таким, какого оно есть. Собственно, поскольку драматургически фигуры Христа и Дон Кихота примерно одинаковы, для обычного человека разница небольшая — здесь важна позиция автора в оценке своего персонажа, ведь любой автор из своего героя может сделать как Христа, так и Дон Кихота — и вот этой яркой авторской оценки пьесе существенно недостаёт.

Надо сказать, что диалоги и монологи пьесы носят настолько большой комический заряд, что привлекают гигантское количество переводчиков — что-то перевести успел даже Дмитрий Быков для Гоголь-центра. Думаю, попытки не последние — вопросы «светского лицемерия» никуда не исчезают в консервативном обществе, а значит события, описанные Мольером, могут повторяться. Еще б какие-то акценты автор расставил — ладно бы отсутствие оценок было все-таки четкой позицией, но, похоже, автор сам не понял, насколько объёмных персонажей создал.

Неожиданный бриллиант у Мольера, читать можно смело.

И вот еще одна книга, которая во время обучения прошла мимо меня... или я мимо неё. И в этот раз я могу сказать, что немного-то я и потеряла, не прочитав эту пьесу.
Хотя в начале мне очень даже нравилось...
Если коротко, то пьеса о том, как некий торгаш решил затесаться в ряды дворян с помощью денег. В принципе, довольно-таки распространенный метод во все времена, но тогда, в 17 веке, Мольер решил над этим посмеяться. И в итоге в пьесе на кого не глянь, всё дрянь. Хоть дворянин, хоть нет. Ум за деньги не купишь. Культуру за деньги тоже не купишь, но если постараться и захотеть , то привить можно - здесь не было ни хотения, ни старания.
Для 17 века это может быть была очень веселая пьеса-комедия. Но сейчас мне было скучно и неинтересно, и не смешно. Хотя, может быть, если бы я эту пьесу не читала, а смотрела, то может быть, мне бы и понравилось. В общем, слишком много "бы" и допущений.
В общем, я не жалею, что прочитала эту пьесу, хоть она мне и не понравилась. Для общего развития не помешает(это моё вечное успокоительное предложение)).
Пьеса универсальна, потому что описывает вечные и неизменные недостатки и пороки человеков.

Когда я взял в руки вполне себе классическую комедию аж XVII в. я не ожидал, что погружусь в такие дебри, в сравнении с которыми обман Тартюфа и старательно высосанный из пальца саспенс покажется мне детским лепетом — я прочитал предисловия, написанные Мольером, и его обращения в т.ч. к «Его Святешейству», т.е. монарху, чтоб тот защитил его пьесу от цензуру, которую смогли протащить разного рода «Лиги небезопасного интернета» и прочие протоиереи Андреи Неткачевы того периода, и это покруче самой комедии. Да, история про Тартюфа была заклеймена как оскорбляющая чувства верующих! Воистину, ничего в этой жизни нет нового, все повторяется как фарс, даже если это и было фарсом изначально.

Чтоб понять, откуда взялось такое количество «обиженных», надо немного вдаться в суть повествования — о чем же оно? Тартюф, некий обманщик, прикидывающийся святошей, втерся в доверие к простоватому хозяину семейства Оргону, а потом и к его престарелой матушке. Собственно, что Тартюф прощелыга и обманщик, понятно даже не самым сообразительным членам семейства Оргона (по старой комической традиции служанка умнее всего семейства вместе взятых), но сам батя упорно не хочет это признавать — ведь Тартюф очень «набожный», «скромный», «бессеребренник», «отдал все деньги бедным» и вообще, фактически «святой». Титаническими усилиями удается убедить Оргона, что Тартюф не тот, за кого себя выдает (разумеется, когда Тартюф решил пристроить свой половой орган в жену господина Оргона), но, когда Оргон выгоняет Тартюфа, оказывается, что туповатый папаня уже переоформил всё имущество на своего «святого» (хоть дочку не успел переоформить, и на том спасибо), и теперь бывшая собака будет покусывать уже своего хозяина. Могло закончиться драмой, но по воле автора закончится комедией — автор ловко лизнул «августейшую особу», которая в своей мудрости видит прощелыг за километр, и мгновенно понимает, кто злодей, а кто нет — но понятное дело, что в жизни бы всё закончилось иначе, отчего становится еще смешнее. Слава Королю!

Разумеется, при любом монархе (да и значимом вельможе) обязательно образуется мощная смычка прощелыг, вертящих и своим «благодетелем», и его женой и дочкой в самых немыслимых позах — бесконечные прихлебатели есть вообще константа нашего бурного мира. И конечно, многочисленные прихлебатели посчитали, что это укол лично в их адрес, и Мольеру не простили такой обиды — пьесу нужно было «запрещать». Запрещали, как водится, не потому, что обиделись, а потому, что комедия оскорбляет религиозные чувства. Следите за руками:

1. Тартюф подчеркнуто набожен на словах, и выводя «якобы верующего» героя злодеем, автор оскорбляет всю веру! Видимо, автор намекает, что «верить напоказ» и защищать «чистоту веры» могут только прощелыги, пройдохи и прочие подонки и моральные уроды!

2. Даже внешне повадки Тартюфа очень напоминают священнослужителя (в комедии это не педалируется вплоть до пятого действия, где уже прямо говорится, что Тартюф выбрал себе «священный путь», намекая на некий духовный сан), плюс на всех иллюстрациях Тартюф одет во что-то подозрительно напоминающее сутану.

Цензурный приговор не заставляет себя долго ждать — если священнослужитель обвиняется в растлении несовершеннолетних это исключительно поклеп на святую веру, и любого, кто смеет утверждать, что священнослужитель какой-то не такой, необходимо немедленно наказать, дабы он не оскорблял Бога, Кришну, Аллаха, Будду, Гаруду (подставить нужное). Годы идут, а методика защиты «чувств верующих» не меняется — впрочем, вы действительно серьезно ожидали что-то нового?

Получив серию ударов «справа», не с позиции «плохая сатира», а с позиции «оскорбление чувств верующих», Мольер разразился письмами — аргументы были и у него: Король комедию запретил, однако лично высказался, что она ему понравилась, а делает он это исключительно под давлением «неравнодушной общественности» в роли условных Екатерин Мензуркиных и Андреев Неткачевых того времени. Мольер начинает бомбардировать монарха письмами, в результате чего из последнего мы узнаем, что Король отменил своё решение, и комедия снова на сцене — нравственность попрана, святая вера оболгана, зло торжествует, явный моральный разложенец Мольер продолжает своими грязными сапогами топтать общественную нравственность и святую веру. Аве Сатана.

Признаюсь, не прочти я подноготную данной пьесы, не получил бы и половину удовольствия — ведь я читал её не как обычный слушатель, а как в некоторым смысле тоже жертва указанных выше товарищей Мензуркиных и Неткачевых из комитета по защите социалистической нравственности. Найти там какой-то разврат (даже по русским манерам, не то, что по французским) может разве что человек, у которого «куколд-видео» находятся в закладках, и который любой сюжет преломляет именно на порнографическую составляющую: «Поп-расстрига имеет маму и дочку на глазах мужа и отца, смотреть без регистрации и смс».

С точки зрения религии, правда, здесь все не так бесспорно — у Мольера главная проблема в отсутствии реально верующих персонажей. Так уж получилось, что действительно, относительно верующие вроде Оргона или его маразматически-матушки Пернель непроходимые идиоты; пламенный трибун на тему веры Тартюф откровенная мразь и подонок; а вся семья Оргона в лучшем случае мягкие светские атеисты, которых тема религии не волнует вообще. В результате палитра «верующих» становится вполне себе однозначная — «волки»-псевдо-верующие в виде жуликов, обманщиков и моральных разложенцев ведут жирных реально верующих овечек на растерзание, и вмешаться может только «Бог из машины»-монарх, чего в реальной жизни никогда не произойдет. Для полноценного запрета здесь конечно тяжеловато что-то найти, но вне всякого сомнения, типажи эти угадываются максимально чётко как сейчас, так и в то время.

Произведение хорошее; перечитывать его без знания исторической подноготной я не советую, ибо потеряете большую часть; образы узнаваемые; гротеск пусть с перебором (учтем век и жанр), но все-таки без чрезмерности — Тартюф выдержал проверку времени, актуален сейчас, и будет актуален всегда. Единственное что — в то время Мольер победил в битве с Лигой Небезопасного Интернета. Победил ли бы сейчас?

Надо сказать, что в полном соответствии с афоризмом Марка Твена, как его дурак-отец к его (Марка Твена) зрелости резко поумнел, я тоже могу сказать, что Мольер становится все забавнее и забавнее. Иностранка, по книге которой я и читаю данные произведения, не имеет традиции писать, какого года то либо иное произведение, поэтому нам только предстоит догадываться, на каком из этапов творческой эволюции Мольер издал эту искрометную работу, но факт остается фактом — если какой-нибудь «Дон Жуан» был перетянут и достаточно уныл, то здесь нас ждет достаточно точное выверенное произведение и с точки зрения жанра, и сюжетных линий, и хронометража.

Линий здесь 2,5 — Сганарель с женой; «больная» и её любовная линия; и мелкие побочные линии, коих в совокупности наберется на половинку — все линии живые, все более-менее дышат, все с собственной мотивацией и без явных «швов». Обидно, что произведения прошлого читателям настоящего приходится изучать вне контекста — поэтому я не знаю, стебом над чем конкретно было это маниакальное желание окружающих признать за «лекаря» любого первого встречного-поперечного. Чуть-чуть понимая ту эпоху я догадываюсь, со всякими родам проходимцами и шарлатанами, за деньги мужей отпаивающих истеричных жен ослиной мочой, что Мольер писал явно «по живому», но это догадка скорее интуитивного плана.

В чем большой плюс произведения — оно абсолютно не успевает надоесть. Как-только возникает чувство утомления от идиотизма — тональность идиотизма чуть-чуть меняется, и мы можем продолжать дальше. Финальный рояль в кустах заиграет, муж с женой помирились, возлюбленные воссоединились — все счастливы!

Еще одним интересным аспектом является то, что это почти полная «комедия положений». Юмористическая компонента состоит из двух явных пластов — ситуативной комичности и комичности языковой. «Пикировки» персонажей вполне забавны, и создают дополнительный объём для и без того интересного положения. В общем, с точки зрения драматургии Мольер тут отрабатывает по полной.

Хорошее произведение — не представляю, как оно будет смотреться сейчас (в век победившей «Битвы экстрасенсов», когда наследники лучшего в мире советского образования прикладывали больные места к телевизору на сеансах Кашпировского и заряжали воду у Чумака, данная история может показаться слегка обидной), но чисто на бумаге выглядит вполне свежо и актуально — а ведь это главное для произведения, проверка временем.

Собственно, на 5-й комедии Мольера уже становится понятно, что работал «наше французское все» достаточно шаблонно. Две основные сюжетные линии, несколько побочных и, если это не «ремейк» какого-то иного, более старого произведения — рандомно рассыпанные гэги, в основном гэги положений и словесные.

Двигателем сюжет здесь является, конечно, Гарпагон — и проблемы начинаются с самого главного персонажа, ибо... ему упорно не хочется верить. Да, театральные условности есть театральные условности, и ввести полноценно персонажа в повествование, с предысторией, с пониманием того, как он таким стал — невозможно, все-таки Мольер не Н.В. Гоголь, Гарпагон не Плюшкин, а Скупой не Мертвые души, но даже в имеющихся «условных» рамках фигура Гарпагона начинается выглядеть нарочито условной. Особенно его внезапно воспылавшая «любовь» — по моему опыту могу сказать, что подобного рода скупцов уже мало что волнует в этой жизни, возбудить их может только растущие доходы, а довести до оргазма — зафиксированная прибыль. Поэтому едва ли не основной конфликт повествования представляется максимально натянутым.

Второй конфликт тоже представляется сомнительным — да, дочка это не просто член семьи, но еще и финансовое отягчение или возможный капитал — с какой стороны посмотреть. Дочку можно как сплавить замуж, с разной степенью выгоды/убытка, так и превратить в долгосрочную инвестицию в стратегии «слияния капитала» — что-то второе и задумывает главный герой, и для тех условий это... абсолютная норма. Более-менее «по любви» могли выходить замуж только простолюдины, а у богатых всегда были свои минусы, доходящие до того, что легче было избавиться от уже половозрелого ребенка, чем делить состояние.

Интересных момента в пьесе где-то три штуки — попытка Фрозины выдоить у Гарпагона деньжат, сопровождающаяся адовой историей, насколько сильно Марианна любит старичков (накал геронтофилического комизма, думаю, сносил всю аудиторию — хотя, конечно, 60 лет по нашим временам уже не такой уж страшный возраст, но во времена Мольера 60 уже казались полноценными 90, что дополнительно добавляет смеху), ну и комедийно-положенческий диалог между Гарапагоном и Жаком относительно шкатулки с деньгами. В целом, на этом комизм пьесы заканчивается, и в этом аспекте она представляется достаточно пустоватой.

Гарапагон как «стержень» сюжета не вытягивает никак пьесу ни с позиции драматургии, ни с позиции комизма. Его дети, собственно, так же не дают луча света в этом царстве, а разного рода пришлые «мошенники» типа Фрозины или Лафлеша не смогу разбавить повествование настолько, чтоб вытянуть его на приемлемый уровень. Спасибо этому столу, идем дальше.

Пожалуй, это единственная из известных пьес Мольера, которую я не видела в театре. Поэтому решила ознакомиться с ней в аудиоварианте, прослушав спектакль в постановке Анатолия Эфроса. В какой-то момент пожалела - запись старая, качество очень так себе.
Молодой дворянин Альцест влюблён. Но, если понять свойства его характера, сразу станет ясно, что объект страсти совершенно ему не подходит. Юная Селимена любит всё, что может предложить светская жизнь: музыку, серенады, посвящаемые ей сонеты, веселье, невинный флирт. Всё это для мрачного и требовательного Альцеста - нож в сердце. По складу своему он недоволен не только поведением Селимены, но и вообще всем, на что упадёт его взгляд.

Так о нём говорят даже друзья. Несчастливый человек, не дающий быть счастливыми и окружающим. Постоянная борьба его характера с чувствами - и в итоге только горечь. Селимена не готова уйти вместе с ним в новую жизнь - в захолустье, в тишине, без людей вокруг. Надо же было ему на такое надеяться!

Сострадания Альцест не вызывает...

Не успокоившись после Тартюфа (писал о нем здесь), Мольер будто ставит новую цель пощекотать общественную нравственность, и еще больше растлить целомудренное французское общество XVII в., где женщины «... были настолько же прекрасны, как день — долог, и могли огорошить любого на дюжине матрасов» (Терри Пратчетт). В общем, взяты был не просто вечный сюжет лицемерного попа, как в Тартюфе, а вполне себе персонифицированный образ Дона Хуана (у Мольера Дон Жуан) — абсолютно пустой внутри персонаж, занятый исключительной дефлорацией женщин разного общественного положения (Дон Жуан точно не был снобом, и относился к людям вне зависимости от богатства и статуса примерно одинаково, что выдает в нем истинного противника дискриминации) при любом удобном (и даже неудобном, что выдаёт в нем прообраз героического работника-стахановца) случае. Как обычно, Мольер опять ставит «моральную нравственность» под удар, даром, что оттащил своего персонажа подальше от Франции на Сицилию (испанская корона это вам не французская корона, она значительно дальше), где, конечно, любая женщина ляжет перед любым дворянином и раздвинет ноги, чтоб быстро скакнуть в дамки — шутка ли, продать то, что не стоит вообще ничего, за общественное положение и перспективу козырного брака.

Если в случае с Тартюфом у Мольера еще были какие-то попытки замаскировать сюжет, то здесь у нас уже полноценная «комедия нравов», и все нравственные акценты расставлены вполне себе конкретно. Вероятно, именно эта попытка ударить «в лоб» сыграла злую шутку — Мольер понимает, что переборщил, и сам снимает свою пьесу с постановки, видимо, заметив поведение аудитории. Впрочем, автора это не спасает — до конца жизни критика будет настаивать, что Мольер писал Дон Жуана с себя (вспоминаю дискуссии 90-х годов, ел ли Владимир Сорокин кал, тем самым писав «Норму» с себя, или не ел, а особо тщательные будут даже подсчитывать, сколько конкретно кала съел Владимир Сорокин — годы идут, а глубина критики не меняется), да и вообще, он тот ещё безбожник. Но если нападки на Тартюфа носили скорее общественный характер, то вот с Дон Жуаном уже все не так хорошо в художественном плане, и об этом стоит поговорить — я бы расценил эту пьесу если не как провал, то точно и не как бриллиант в короне:

1. Произведение написано прозой, и это очень сильно влияет на восприятие текста. Стихи добавляют некоторую легкость, а учитывая сам сюжет, все это напоминает бесконечную езду по колдобинам;

2. Сюжет— Мольер не автор и не первоисточник, история достаточно старая, и обросшая целым рядом сюжетных поворотов, которые даже во времена Мольера смотрятся достаточно архаично, если не сказать странно. Все эти призраки, статуи командора, непосредственное божественное вмешательство в виде прямых отстрелов молнией особо провинившихся грешников — воспринималось это уже тогда весьма сомнительно;

3. В принципе, в постановке вообще не возникает желания кому-то сопереживать, что воздвигает высокий барьер между зрителями и персонажами. Не стае же куриц, при виде барина принимающих коленно-локтевую позу? Не обиженных братьев этих куриц, при встрече принимающих точно такую же позу, что и их сестры? И даже не тихо булькающих слуг, лицемерно улыбающихся своему «господину», за глаза называя его собакой, турком и безбожником;

4. У пьесы нет нормальной концовки — возможно, такова и была задумка автора, но так бездарно всё закончить, на мой вкус, было ну очень-очень сомнительно;

5. Вкусовщина, но вынужден отметить — переводтой версии, что я читал. Возможно, я потерял хоть какое-то чувство языка, но переводчик Лихачев демонстрировал ну просто термоядерные пассажи, то мучая нас прогоном по синонимам, то прокатывая по колдобинам идущих подряд согласных — не представляю, как это бы читали со сцены. Возможно, сомнительные литературные качества перевода вбили последний гвоздь в крышку моего восприятия данного произведения.

Именно это произведение особого интереса не вызвала — ни с точки зрения персонажей (все это было), ни с точки зрения сюжета (слишком архаично), ни с точки зрения языка (тут и автор не сильно старался, будто стремясь уколоть побыстрее и побольнее, и переводчик мне не понравился). Едем дальше.

Прекрасная пьеса, которая поднимает интересную и неоднозначную тему, так что вместе с героями занимательно порассуждать и о важности правды, и о том, какой вред отношениям с окружающими она может нанести, и о слепоте любви, и о снисходительности к людям и их недостаткам. Произведение написано в стихах, но столь живо и легко, что даже такой не любитель поэзии, как я, попал под обаяние слога автора и переводчика.

Чем-то главный герой данной книги напоминает мне нашего Чацкого, такое же неприятие лицемерного общества, ощущение своей чуждости ему, разочарование в любви и желание бежать от людей. Хотя плод воображения Грибоедова остался в моей памяти более симпатичным человеком, чем «лишний человек» Мольера, все же не зря в названии упоминается мизантроп, именно таким предстает перед нами центральный персонаж Альцест.

Он не любит людей, но продолжает посещать раздражающее его общество, более того, объектом своей влюбленности выбирает даму, как никто другой впитавшую в себя все пороки высшего света, а на искреннюю, влюбленную в него девушку обращает внимание только ради мести, желания уязвить разочаровавшую его кокетку.

Любопытно и то, что Альцест признает недостатки своего объекта страсти, но надеется ее перевоспитать, что опять же его не красит, хотя, возможно, это примета прошлой эпохи, которая выглядит неприглядно лишь сейчас. Но все же было забавно наблюдать за перепалкой этой парочки, собственническими замашками мужчины и колкими ответами Селимены, осознающей свою притягательность.

Не менее смешно было читать о настойчивости незадачливого поэта, который совсем нескромно навязывал всем свое творчество, ожидая привычных похвал, хотя на словах и уверял, что ему нужна откровенная критика. Но, услышав правду из уст мизантропа, был настолько взбешён, что поспешил подать на него в суд.

Ну и отдельного упоминания стоит финал истории, ведь автор все же показал торжество справедливости, лицемерие и злословие были осуждены. Хотя тут писатель скорее напоминает читателям о том, что нельзя оставлять улики против себя и не стоит доверять бумаге, ведь гадости, которые говоришь об общих знакомых, могут дойти до объекта сплетен и тогда сложно будет сохранить хорошие отношения с тем, кого за глаза высмеивал.

Так что рекомендую данное произведение не только любителям пьес, но и все читателям, кого занимает тема правды и ее уместности в обществе.

В этой книге прекрасно все: слог, сюжет, юмор. Окунувшись в мир произведений Мольера понимаешь, что затронутая тематика очень актуальна и в нашем мире.
Что мы, женщины знаем о брачный отношениях, о правилах поведения с мужем? Да, пожалую, ничего, опыт можно получить или в самом браке, ну или по фильмам (сомнительный опыт). Здесь же перед нами очень удивительная картина, которую автор преподносит очень интересно: тут и интрига, и юмористическое изложение проблем.
В этом искрометном юморе видно мудрость, которую просто необходимо прочитать каждому человеку. Герои книг люди, которые устраивают свою судьбу, но все ли так легко и просто?
Эта книга рассуждение о браке, любви, взаимопонимании и немного хитрости, но главное не перехитрить себя, как и случилось с одним из героев.

Над правилами жен смеялась в голос, они очень актуальны и по сей день, и думаю, если бы к ним прислушивались, то многие браки стали крепче.
Казалось бы в художественной книге, а столько смысла, вот за это книга и относится к классике, ее можно перечитывать и сквозь века, и тема не устареет никогда.