За рекой, в тени деревьев, Опасное лето

Произведения Эрнеста Хемингуэя- это не про развлечения или какую-то динамику, это настоящая классика! Это произведения для истинных ценителей атмосферы и повествования! Это для эстетов! Это для полного, глубокого погружения, где не избежать пространных описаний, и где не стоит ждать длинных диалогов.
Роман «За рекой, в тени деревьев» - не исключение из этого правила… Это роман, где главный герой - полковник 50-ти лет - приезжает в Венецию на осеннюю охоту. Но это лишь повод - приезжает он туда, чтобы пройти ещё раз по местам своей воинской «славы», а все люди, которых он встречает, - это лишь проводники, некие маркеры для считывания информации минувших дней… вот владелец отеля или ресторана - уже не молодые, и тоже со своими болезнями, которые имеются и у Ричарда Кантуэлла.
Атмосфера произведения грустная, немного депрессивная, печальная. От полковника так и исходят волны отчаяния и бесповоротности… И для усиления, для подчёркивания этого авторского акцента, в роман вводится девушка - Рената! Через призму «Ренаты» полковник вспоминает свою жену, их распавшийся брак… и, конечно же, это гипербола, служащая для усиления безисходного положения Ричарда…
Это тот вид произведения, который надо периодически перечитывать, чтобы оценивать имея новый жизненный опыт, пропуская через себя другого!

Книга со мной как-то не состыковалась. Даже не знаю как напишу о ней. Слишком гнетущее, слишком она уж с первой странички пропитана плохим концом.

При всем при этом написана она замечательным языком, слова переплетаются во фразы и предложения и нас на лодке уносит за реку, в тень деревьев, где мы вместе с главным героем можем думать о любви, о настоящей и последней. Так глупо, что самой настоящей и самой сильной должна становиться именно последняя любовь? Неужто вся остальная жизнь была только во имя войны?

Все то же потерянное поколение, пропитанное болью прожитых лет, отданных бессмысленной бойне, и оставившей неизгладимые следы на душе и на теле.

Отдельного упоминания заслуживает Венеция, место где происходят события. Хочу в Венецию, но не с драмой. Не могу себя никак погрузить в ощущения книги, все время выталкивает меня, как пробку из воды. Прошу прощения, за столь непоэтичное сравнение, но тому были причины.

Хемингуэй хорош, даже при всем моем внутреннем сопротивление тому, что происходило в книге, все равно мне понравилось. Щемяще все это. И великолепная Венеция. Хочу любить сердцем, укрывшысь пледом в гондоле, проплывая под бесконечными мостами. И не думать о конце.

Какой же властью над человеком обладает магия нового дня... Так легко, глядя на медленное угасание дня, дать себе зарок, что отныне всё будет по-другому, что как только первые рассветные лучи коснутся твоей земли, изменится всё, в том числе и ты сам. Сладкая ложь, коей так легко себя успокаивать, ничего при этом не делая. Разумеется, кто-то остаётся верен себе и своей клятве и действительно что-то меняет, но будем честны, таких людей – единицы.

Ричард Кантуэлл явно к ним не относится. Прогуливаясь по волшебным улочкам прекрасной Венеции, этот стареющий человек, который уже предчувствовал свою скорую кончину, на первый взгляд изо всех сил старался отпустить прошлое и стать «другим» человеком, но на самом деле это только иллюзия. «Отчего я такой ублюдок, отчего я не могу бросить своё военное ремесло и быть добрым и хорошим, каким мне хочется быть?», – вопрошал он каждое утро, когда, не сдержав обещаний, вновь становился злым и высокомерным, срываясь на окружающих и оскорбляя их. Можно долго разглагольствовать о потерянном поколении и это будет к месту, но мне почему-то совсем не хочется этого делать. Полковник не вызывал у меня симпатий, но наблюдать за ним и его размышлениями было печально, ибо хоть он постоянно и напоминал самому себе о своём истинном возрасте, на деле он до сих пор пребывал в прошлом, где он, резвый и дерзкий двадцатилетний юноша, вершил дела на фронте и в тылу. И вот он – уже полковник, а не генерал – остался не у дел, у него никого и ничего нет, чем же ему заняться? Он горячо восхищался своим любимым городом («Мы подъезжаем к моему городу. Господи, какой это город!»), любил искусство, книги и природные красоты («Почему всегда сжимается сердце, когда видишь, как вдоль берега движется парус?»), но даже в такие душевные моменты все его думы были отданы войне, воспоминаниям о ней и мыслям о том, как он мог бы переиграть тот или иной ход. «Я ни о чём не буду думать, ни о чём», – и он и правда мог ни о чём не думать, но мысли о его «проклятом» ремесле всегда были с ним.

Были они с ним и в те моменты, когда рядом была его «Единственная, самая лучшая, самая последняя и настоящая любовь». Я не люблю судить чужие чувства, дело это неблагодарное, так как любовь бывает разной, но отношения Ричарда и Ренаты были столь странными, что вызывали лишь неприязнь. Стоит начать с того, что полковник, бредя прошлым, испытывал симпатию только к тем людям, которые прошли войну, остальные вызывали лишь раздражение, о чём он сам неоднократно упоминал. Понимая, что смерть уже близко, он привязался к молодой девушке, которая прям-таки умоляла его при каждой встрече рассказать что-нибудь о том, как он захватывал какой-нибудь город, а ему только это и надо было. Любовь? Ну, для кого как. Что касается Ренаты, то она, наивная и доверчивая, искренне интересовалась былыми заслугами Ричарда, ибо одно дело читать книгу с сухими сводками и совсем другое – слушать речи человека, который был на месте действа и знавал именитых людей. Несмотря на то, что меня безмерно раздражали эти их постоянные признания в любви и это отвратительное обращение «дочка», я понимала, почему же они так хватались друг за друга; признаю, в этом было что-то глубоко трагичное. Они оба знали, что это их последняя встреча, и потому Рената пыталась хотя бы немного облегчить закоренелую боль Ричарда, уговаривая его рассказать ей о самых непростых моментах, проще говоря, исповедаться. «Ошибки – вот что не даёт мне покоя. Но какого чёрта о них вспоминать! От этого никому ещё легче не было. Да только иной раз мысли к тебе как привяжутся... Привяжутся так, что не отвяжешься», – наблюдая за тем, как он осуждает и высмеивает командиров и писателей, которые «ни черта не смыслят в войне в отличии от него», отчётливо понимаешь, что у него было не три ошибки, как он сам неоднократно говорил, а куда больше, просто всю свою вину за них он на протяжении всей жизни скидывал на чужие плечи. Ведь так куда проще, не так ли. Вот только под конец своего жизненного пути всё равно обо всём вспомнишь.

Мне совершенно не понравилась история этого человека. При этом слог Эрнеста Хемингуэя пришёлся мне по душе, как и внутренние споры героя с самим собой и мастерски составленные диалоги, потому, отбросив всю неприязнь, признаю, что это очень ладный текст, в который, несмотря на отсутствие тёплых чувств к героям, приятно погружаться с головой, благо за окном златая осень с её проливными дождями, такая погода весьма располагает к книгам подобного толка, которые в очередной раз доказывают, что прежде чем начинать «новую жизнь», неплохо бы для начала разобраться со старой.

Многословная агония старого солдата, не знающего слов любви, способна порядком утомить. Не то что бы «не верю», можно и поверить, но уж больно на одной ноте и про одно и то же. Все становится понятно, по прочтении трети романа, остальные две трети, он многословит, что бы закрепить материал.

Сюжет замешан на Венеции, воспоминаниях старого (50 лет) вояки и любовного чувства. С Венецией все в порядке, она совершенно отличается от самой себя во впечатлениях разных людей, тем более, если ознакомиться с ней не в течении 1-3 дней, а прожить в ней чуть дольше. Я верю в Венецию Хемингуэйя, хоть она и отличается от моей.
Стоит свернуть с основных маршрутов лабиринтов ее улиц и каналов, зайти в нее не со стороны парадной лагуны, а простых остановок-причалов Арсенала или кладбищенской стороны, изучить со скуки маршруты ваппарето и привыкнуть к заброшенным островкам, покрытым камышом, она перестанет удивлять своим несоответствием привычному виду с картинки календаря, перестанет притворяться туристической декорацией, обдаст неуютом. Венеция способна утомить. В ней есть ощущение замкнутого пространства, в котором много персонажей, от которых не знаешь чего ожидать. Золоченная ветхая роскошь, камуфлирующая в карнавальную бутафорию. Своей бутафорией она вводит в заблуждение и отвлекает. Венеция Хемингуэйя невероятно холодная и сырая. Сырость каналов и вина, которое постоянно, как топливо вливается в главного героя. Кажется, что держится он только на нем. Как умирающий на поддерживающем лекарстве. И даже не «как». А на лекарстве.

Что для Хемингуэйя, человека, неравнодушного к литературе, Венеция? Отелло -храбрый воин и ревнивый муж. Данте, который «прекрасно пишет», но которого автор еще прочтет. д.Аннунцио и его вдохновенные речи.

Прямолинейность, солдафонская брутальность главного героя смогла ужиться с Венецией благодаря воспоминаниям событий, прожитых здесь. Событий, полных ужасов войны. И любви к венецианке. Непривычно читать о той войне, как профессии, видимо, я привыкла к другой традиции повествования о ней. Любовь же к венецианке, графине, почти принцессе почему-то вызывает у меня неверие. Они такие разные. Тысячи «я тебя люблю» не делают их любовь правдоподобней. И если мотив любви старого воина посредством вдалбливавания нам его мировоззрения мы можем понять: почему бы и не влюбиться в прекрасную даму доблестному рыцарю? Все ж таки, были упомянуты Данте и д.Аннунцио. Но что с того прекрасной даме? Льстит быть возлюбленной седовласого героя-воина? А может, она студентка психологического факультета и у нее курсовая на тему «как помочь выговориться пациенту, принимавшему участие в военных действиях и уменьшить его боль?». У автора, конечно же ничего на это не указывает, но когда я так думаю, мне почему-то становится все понятнее.

Блин, как всё же не нравится мне эта тема — коррида! Как ни пытался включить внутри себя какие-то понималки и принималки, но всё равно считаю, что это просто убийство быков на потеху публике. Убийство животного не для добычи пропитания, а только потому, что у некоторых людей есть потребность лицезреть опасные и смертельные поединки, видеть страдания и мучения, и становиться очевидцем (если не сказать ещё острее — соучастником) насильственной смерти. Понятно, что всё это кроется в самой природе человека — существа в своей природной основе всеядного и потому частично питающегося и животной пищей. И дважды понятно, что против природы не попрёшь, но вот если это всё коробит и коверкает, то чтение этих нюансов искусства красивого убийства быка совсем не приносит ни радости, ни удовольствия.

И сразу же и текст романа кажется затянутым и некрасивым, сразу видишь многочисленные повторы одной и той же фразы или одного и того же события, причём не то, что разные версификации, но просто слово в слово об одном и том же. Да и вообще по стилистике эта книга скорее напоминает залитературенные дневниковые записи Хемингуэя о своей поездке в Испанию в период своего шестидесятилетнего юбилея. И основным содержанием романа (кстати, решил уточнить, роман ли это, и в той книге, в которой прочитал это произведение, так и не нашёл, чем, собственно говоря, правильно его считать — романом, повестью, или ещё чем-то иным... ВИКИ называет это произведение документальной прозой) стало сопровождение автором двух знаменитых в тех годы испанских матадоров. И их сначала заочное, а потом уже и непосредственное соперничество в стремлении называться первой шпагой Испании, право считать себя (или быть) первым номером. И потому солидную часть текста составляют описания разных боёв вооружённого шпагой и другими орудиями убийства матадора при поддержке нескольких конных и пеших, и тоже вооружённых мужчин, с простым честным испанским быком, единственным оружием которого являются его природные рога. Да и то, как свидетельствует нам сам автор книги, в те годы часто применялся приём опиливания и затачивания рогов, вследствии чего их кончики оголялись и приобретали невероятную болевую чувствительность, отчего бык попросту старался избегать не то что ударов рогами, но и просто любого касания к ним. Вот получается, что всё это просто убийство...

Нет, мне не понравилась ни сама книга — как литературный продукт творчества писателя, ни тема этой книги, ни то, что воспевает Хемингуэй в разные свои творческие годы — коррида... Извините...

Очень цепляющий роман, рассказывающий о прошлом полковника Ричарда Кантуэлла. Не ожидала, что мысли и воспоминания военного так откликнутся во мне.

Главный герой делится своими армейскими буднями, путешествиями, охотой, показывает, как реагировал на те или иные события. Довольно неожиданной стала для меня любовная линия к обычной юной (почти 19-летней) девушке со стороны 50-летнего мужчины, который страдает от различных недугов и практически морально готовится к смерти. Сама Рената показалась мне какой-то ребяческой, инфантильной, но было занятно наблюдать за сценами вместе с полковником, за их совместными разговорами. Удивительна роль портрета Ричарда во всём этом, ведь он знает настоящую правду и становится судьёй героя, чувствующего ответственность и вину за некоторые эпизоды.

Слушала в формате аудио с озвучкой Александра Клюквина, который сумел так передать атмосферу произведения, чтобы приковать всё внимание к роману. Обычно мне не нравятся меланхоличные тексты с рассуждениями, но тут не просто мысли, тут практически вся жизнь с её радостями и горестями. Как ни странно наиболее интересными для меня эпизодами были военные действия, хоть они и были тревожными. Во мне взыграла жажда справедливости.

Автор изумительно создаёт фрагменты с Парижем, Венецией, бытовые вопросы, есть моменты, которые заставляют задуматься о былом, переосмыслить свои поступки. Понравился непринуждённый слог, который располагает к себе, но и в то же время усиливает боль от произошедшего.

— Если ты полез в драку, ты должен победить. Вот что важно. Все остальное не стоит и выеденного яйца, как говорил мой старый друг доктор Роммель.

— Неужели тебе правда нравится Роммель?

— Очень.

— Но ведь он был твой враг.

— Я люблю своих врагов иногда больше, чем друзей. А моряки всегда выигрывают во всех сражениях. Это я усвоил в доме, который зовется Пентагоном, когда мне еще разрешали входить туда через парадные двери.

Понятное дело, чем может всё закончиться, но "За рекой, в тени деревьев" оставляет после себя ощущение лёгкой грусти от пережитых персонажами впечатлений. Проникновенно поданы части со службой, не менее глубоко изображены события после, финальные сцены оставляют в состоянии душевного трепета. В целом мне очень понравилось. Поклонникам Эрнеста Хемингуэя однозначно советую.

Если вас напрягают тексты без особой динамики и с размышлениями о том и о сём, с горечью, обидами, любовью и военными действиями, то лучше книгу не брать.

Обреченность. Безысходность. Тоска. Воспоминания о былом. Последняя, настоящая и единственная любовь к совсем еще юному созданию. Война и ее круги ада. Потерянное поколение. Молодость, прокрученная сквозь мясорубку войны. Искалеченная судьба. Подорванное здоровье. Последние дни жизни 50-летнего полковника, который очень остро это ощущает. А вместе с ним и читатель, что придает роману особую атмосферу.

Венеция. Осенне-зимняя. И при этом не менее красивая и величественная. Главный герой, когда-то ее защищавший потом и кровью и безумно в нее влюбленный. Юная и прелестная девушка, влюбленная в этого мужчину... А впереди последнее прощай и пустота... Весь роман построен на воспоминаниях героя о былых поражениях и победах. Попытка освободить самого себя от тяжкого бремени ошибок прошлого. Попытка наслаждаться жизнью и веселиться последние дни. Только мало что из этого выходит. Возраст, пошаливающее сердечко и воспоминания делают свое дело и засасывают в болото рутины и тоски... А потом вполне закономерный конец.

Э. Хемингуэй пишет о войне честно и без пафоса. Его коротким и рубленным фразам веришь. Атмосферу его романов удается прочувствовать сполна. От страниц так и веет тоской и безысходностью. И уверенность в завтрашнем дне тает.

Полковник Ричард Кантуэлл, проживший полвека, неторопливая Венеция, красивая юная девушка и разговоры о войне. Картина вроде красивая, да только не пришедшаяся по душе.
Любовь последняя, да только... Не верю, кричит во мне Станиславский. Больше жалости и любопытства со стороны девушки, которая не знает мира и жизни. Пробует дерзить по американски в ресторане, играя роль сидящего напротив полковника. И сам полковник, состоящий из войны. Все встречающиеся ему люди получают мысленные назначения от него, он пропитан усталостью и дымом. Срывающийся на грубость, но старательно угождающий юной красавице и прикусывающий язык.
Девушка, восхищенная нарисованным своими же мыслями образом, пытается унять боль своего спутника, расспрашивающая его о военном прошлом, наивно мечтающая тоже побывать на поле боя, увлечённая романтичными мечтами. Незамутненная красота. Не совсем пустая, в ней немного кокетливости, достаточно сочувствия, хватает сумасбродности, но чудовищно наивная.
И полковник, который периодически генерал, считающий, что самые правильные на поле боя это капитаны, весь под гнётом своего прошлого, пропитан им, истерзан и скован своим возрастом, здоровьем и представлением о мире.
Меня полковник раздражал. Не своим возрастом и положением, а бесконечным гудениям на эти темы. Вот это хемингуэевкое рубленое, вроде как отчаянно честное, слова как удары гонга. Шумно, пафосно и утомляюще. Зациклено. И бесконечные насмешки то ли на самом собой, то ли над другими авторами. Мол, писатели описывающие войны сами не воевали, максимум нос в самом безопасном окопе показывали. Говорят о том, чего не знают.
Все-таки помимо "Праздник, который всегда со мной", автор проходит мимо меня. Чеканный слог вызывает раздражающую ноющую чужую боль, которую хочется стряхнуть как случало попавшие на пальто капли дождя и снова укрыться за надежным зонтиком.

Не слишком люблю военную тематику и у меня сомнительная совместимость с творчеством Хемингуэя. Но данное произведение — нечто особенное. Эта повесть оставляет за собой след печали, горечи, войны, жизни и надежды, которой не должно было быть...

В центре повествования история любви полковника США Ричарда и молоденькой девочки, итальянки Регины. Полковник — человек, прошедший войну, проживший ее, прошитый ею насквозь. Он все чувствовал по особенному, через призму войны... Каждый знакомый город, где он служил молодым, остался для него родным, каждыйгорожанин, помнящий военные времена, уважает и считает Ричарда своим... А водитель, что везет Ричарда к любимой — молодой и, несмотря на военную выправку — по жизни гражданский, ему непонятен трепет бывалого полковника перед неприметным кусочком суши, ему кажутся пафосными пронзительные рассказы о битвах и потерянных героях, от которых разрывается вечно усталая душа старого полковника, он то и дело повторяет: "А вот тут..." Боль, печаль, утрата, радость — все это так смешалось! И так обесценено, когда собеседник считает тебя одним их больших начальников, когда никому вокруг не интересно то, что уже стало частицей тебя. То, чему ты отдал свое здоровье и даже жизнь. Ричард воевал честно, от сердца, как патриот, он уже никогда не сможет быть другим, потому что знает изнанку и невыгодную правду, которая будет выжжена только внутри тех немногих понимающих — выживших, но умирающих; видевших и охраняющих от своих же воспоминаний спокойствие мирных людей в мирных городах.

Дальше...

Любовь... Любовь Регины и Ричарда трепетная, нежная, требующая ежечасного напоминания и подтверждения. Это такое нужное чувство. Нужное двоим, чтобы наполнять друг друга, чтобы дышать, жить и забываться!

• Когда-нибудь он будет обладать всей Венецией.
• Не совсем, - сказал полковник, - Он никогда не будет обладать тобой.
• Нет, и никто другой, пока ты меня хочешь.
• Я хочу тебя, дочка. Но не хочу тебя прибирать к рукам.
• Знаю, - сказала девушка, - за это я и люблю тебя!

  Регина — легкая, как ветерок, красивая, как сама молодость! Прекраснее ее точенного профиля нет ничего на свете. Ричард взлетает к небесам, видя это прекрасное и преданное создание, которое так беззаветно любит каждый узувеченый сантиметр его кожи и каждый грубый военный шрам опыта в его душе, каждую кровоточащую рану! Дивная! Ни на кого не похожая!

• И ты не напишешь об этом? Даже чтобы мне сделать приятное?
• Нет, - сказал полковник, - Книги о войне пишут преимущественно нервные юноши, немного сумасшедшие, но сохранившие свежесть впечатлений о первом дне битвы, или о первых трех или даже четырех днях. Это неплохие книги, но они скучны для тех, кто воевал. Другие пишут, чтобы поживиться на войне, в которой они не участвовали. Это были те, что убежали в тыл, чтобы скорее сообщить новости. Это были глупости, а не новости. Профессиональные писатели приспосабливались на службе в тылу и писали о битвах так, словно видели их собственными глазами. Не знаю, как назвать подобный грех! Вот и некий морской капитан, который не смог бы управлять даже лодкой, взялся писать о тайнах действительно Великой войны. Рано или поздно каждый опубликует свою книгу. Может, среди них случится и неплохая. Но я, дочка, книг не пишу. »

  Самозабвенно, не понимая до конца, не осознавая подлинный ужас маленьких точечных реплик о войне, девятнадцатилетняя Регина старается расковырять старые шрамы Ричарда, чтобы полковник рассказал правду, обнаженную страшную правду о войне — так может быть он сможет найти покой перед тем, как уйти… Ему это так нужно. Между строк этой красивой любви впутаны неуместно и неуемно страшные подробности о смерти, о жизни, о нелепых приказах, потерянных городах, о капризах генштаба и сказочных патриотических подвигах генералов, которые ни разу не были в настоящем бою, которые не теряли друзей и не забирали их тела с поля боя, или не оставляли на съедение каким-нибудь птицам… Как потом жить, если едешь по живописной мирной местности, а видишь надувающиеся в реках трупы?! И никто рядом с тобой этого никогда не поймет. Как?! Как тут быть другим?! Как объяснить Регине, этому молодому цветку?... Зачем ей это знать?! В мирное время твоя задача — сделать так, чтобы другие люди не видели таких картин, смотря на родные пейзажи. Рассказать о войне? Пусть это будет легкий героический мужественный бой, чистый, как в кино. Пластмассовый, ненастоящий, бóльщей часть лживый, сознательно лживый. Хватит уже того, что ты это пережил. Воспоминания настолько настоящи и полны, что начинаешь понимать, о чем и почему всегда молчат вернувшиеся из ада войны.

• Тебе не нравятся танки?
• Главным образом люди, в них сидят. Броня превращает их в наглецов, а это уже первый шаг к трусости. Я имею в виду настоящую трусость.

  Вот такая любовь... Регина, молящая о рассказах, выводящих на исповедь, Ричард — вечный военный, знающий цену вечному и знающий, как порой вечное обесценивается, становясь пустой фальшивкой. Непростая пара, подходящие друг другу, настоящие. Влюбленные становятся друг для друга оберегом, замыкаясь в собственном тяжелом мире, где все имеет причину, где каждое слово взвешенно, а каждый прорыв — глубокая печать боли. Ричард оберегает Регину даже от своей любви, мечась между проявлением чувств и отожествлением расстояния. Называя девушку дочерью, полковник не столько констатировал нежный возраст, столько нежно ее отталкивал, не давал совсем привыкнуть к себе, только кто знает, насколько это удалось?..