Шляхи свободи. Відстрочення

Свет. Четыре стены вдруг возникли меду Матье и ночью. Он приподнялся на руках и посмотрел на спокойное лицо Ирен: нагота этого женского тела поднялась до лица, тело забрало его, как природа забирает заброшенные сады; Матье больше не мог отделить его от круглых плечей, маленьких острых грудей, это был просто цветок плоти, мирный и смутный.

— Это не потому, что твой кузен — еврей, Вайс. Это потому, что он — человек.

Что было бы более революционным? Уехать или остаться? Если я уеду, то совершу революцию против других; если останусь, то совершу её против себя.

- Даже если мы выиграем эту войну, знаешь кому это пойдет на пользу? Сталину.

• А если мы ничего не предпримем, в выигрыше будет Гитлер.

– Не понимаю, – удивилась Сара, – как можно называть людей трусами только потому, что они не хотят воевать?

– Есть моменты, когда этого нужно хотеть, – возразил Гомес.

– Никогда! – возмутилась Сара. – Ни в коем случае. Нет ничего на свете, ради чего стоило бы, чтоб я очутилась однажды на дороге рядом с моим разрушенным домом и с моим раздавленным ребенком на руках.

... в автобусе задержалось еще немного утра, но снаружи, на солнцепеке, утро уже скончалось. Кончилось утро, моя любимая куколка, кончилась молодость, кончились надежды, вот в чем великая трагедия полудня

Если я ем, сотня мертвых испанцев вцепляется мне в горло. Я за это не заплатил

- Люди начинают понимать.

• Они совершенно ничего не понимают, - возразил Гомес. - Испанец может понять, чех тоже, может быть, даже немец, потому что они в деле. Французы над схваткой; они ничего не понимают, они только боятся.

..., и всё это - из-за одного - единственного человека; война и мир в его руках. Мне стыдно за человечество.