Процесс

Прошло немалое количество времени с того момента, как я прочитала эту книгу, а все никак не могу сложить общую картину, мнение на счет этого произведения. Так сказать утромбавать это в своей голове. Книга вызывает неопределенные чувства. Я одновременно испытыла некое отвращение, жалость, безысходность и чувство вины, потому что ты хоть и осуждаешь поведение его семьи, но понимаешь почему они так поступили. Легко любить мертвых, а таких как наш герой любить в настоящем времени, а не в прошедшем ох как не просто. Книга вызвала у меня смятение, что не исчезает и по сей день. Пугающая реальность отсутствия безусловной любви, любви, что уступит страху, неудобствам и приградам.
Пугает то, что мы одиноки, даже когда любимы, пугает то, что как бы мы не отрицали, мы зависим от окружающих, их мнения, их поддержки. Но как только тебя становиться сложно любить, ты остаешься один. И никто уже тебе не поможет. И вот ты уже гниешь заживо...

Проходила когда-то Кафку в школе, читала знаменитое «Превращение». И хотя забыла почти все, легкий привкус депрессивного безумия, пришедшегося очень кстати в эти карантинные дни, мне запомнился. Посему я принялась за «Процесс», держа в голове безумные реформы любимого государства.

Йозеф К., амбициозный служащий банка, любимец женщин и их гонитель, изображен в своем праведном возмущении абсурдным и незаконными по-сути обвинениями столь спесивым и заносчивым, что мне приходилось напоминать себе по мере чтения, что для подобного тона у него есть все основания. Это читательское заблуждение во мне поддерживало изображение судей, следователей, стражей и прочих чинуш столь ничтожными, доброжелательными и терпеливыми, что во мне невольно просыпалось сочувствие к этим несчастным людям, вынужденным иметь дело с Йозефом К.. Потом я спохватывалась и хмурилась на подлых чиновников, за улыбками, доброжелательностью и доверительностью скрывающих абсурдную репрессивную машину, по моим впечатлениям осуждающую людей заранее и ждущую, пока они совершат достаточное количество ошибок, пытаясь спастись от «правосудия». Но и первое и второе впечатление было ошибочным, чиновники больше напоминали героев песни «Наутилуса Помпилиуса» :

Здесь женщины ищут, но находят лишь старость,
Здесь мерилом работы считают усталость,
Здесь нет негодяев в кабинетах из кожи,
Здесь первые на последних похожи
И не меньше последних устали, быть может,

Видимо, из-за изначальной уверенности в виновности всех и каждого «Полное оправдание» невозможно, ибо все грешны и капеллан, возникающий в последней главе, намекает на Страшный суд и Библию. Бог — отец, перед которым нельзя оправдаться, видится мне отцом самого Кафки, одобрение которого он никак не мог заслужить. В «Письме к отцу» Кафка называет Германа «высшей инстанцией», которая отнеслась к нему, как к ничтожеству и в письме обращается к нему на «Ты», всегда с большой буквы. В романе это та инстанция, в которую никто не попадает, из-за чего все довольствуются рядовой инстанцией.

Если обратиться к Библии, то тут много цитат, которые можно считать кратким содержанием этой книги:

Погибели предшествует гордость, и падению – надменность.

Перед падением возносится сердце человека, а смирение предшествует славе.

..как написано: нет праведного ни одного; нет разумевающего; никто не ищет Бога; все совратились с пути, до одного негодны; нет делающего добро, нет ни одного.

Думаю, если поискать, то можно найти немало подходящих цитат, отец Кафки был евреем и вряд ли плохо знал Библию. Под конец есть еще и женщина, ставшая если не причиной, то предвестницей гибели Йозефа К.. С женщинами у героя вообще странные отношения. Он неразборчив, капризен и деспотичен. Ни одна женщина не вызывает в нем любви, однако каждой, кто выказал к нему малейшее расположение, Йозеф желает обладать. Караулит фрейлейн Бюрстнер , недоумевая, почему она после насильственных поцелуев в ночи не жаждет общения с ним. Пытается драться со студентом, уносящим блудливую жену следователя на чердак и страшно обижается, когда она просит его не мешать. Возмущается изменой Лени, хотя про свою постоянную любовницу Эльзу забыл, да еще за фрейлейн Бюрстнер бегал. Точнее, визит к ней так и остался Кафкой не дописан и в финальную версию не вошел. Принимает как должное заступничество сестры и внимание фрау Грубах. Даже хвастается тем, что может помыкать домоправительницей. Но при любом отдалении женщин впадает в ярость. Помниться, было в «Психоаналитической диагностике» про подобное поведение: боязнь показать приязнь, обесценивание и одновременно очень болезненная реакция на любое отдаление.

Кафка, суда по подкасту «Арзамас», всегда злился, когда его книги назвали автобиографичными, однако очень яркий отпечаток себя, от которого Франц так и не смог ни на миг отодвинуться, явно виден сквозь буквы. Женщины Кафке «докучали своей влюбленностью» так же, как и Йозефу, который все пытался извлечь из дам пользу, да только ничего не выходило. Отношения с отцом. Видение мира, в котором все необъяснимо сложно и непонятно. Невозможность свободы ни для себя, ни для других.

Когда в конце книги Йозеф обсуждал с капелланом притчу, я поняла, что эта притча резюмирует роман. К. мог попросить помощи настоящей полиции, т.е обратиться к закону, но был загипнотизирован невнятными угрозами привратника. В конце полицейский пытается ему помочь, но К. убегает от него вместе с убийцами.
Однако и уйти вообще, куда-нибудь, Йозеф не пытается. Его не ограничивают в перемещениях, ему не чинят препятствия: хочешь допрос — будет допрос, не хочешь — не будет. Что будет, если не явишься на допрос? (недописанная глава) Да ничего!

«Суду ничего от тебя не нужно. Суд принимает тебя, когда ты приходишь, и отпускает, когда ты уходишь».

На его жизнь процесс не влияет совершенно, весь процесс по сути в его голове, от начала и до конца. Он что-то ищет, с кем-то разговаривает, все абсолютно мутно и только из-за отсутствия вымогательства процесс не тянет на мошенничество. Но К. не уходит, он подчиняет всю свою жизнь бюрократическому безумию и упрашивает привратника пропустить его к закону. А тот все отказывается. Так К. и умрет, не объяснившись и сожалея, что не смог облегчить суду свое убийство.

Как и все лучшие творения Кафки, «Процесс» – вещь настолько причудливая, особенная и не вписывающаяся ни в какие рамки, что трудно применить к ней расхожую банальность «шедевра» или «гениальности», так как они придутся ей не в пору. Грандиозная звучность и масштабность этих слов подходят, скорее, величественному собору, эпической поэме, гармоничной во всех смыслах статуе – но не этому иррациональному существу, сотканному из предчувствий, гротесков и нагромождений абсурда, уловить и назвать которые своим именем так же непросто, как описать достоверно сон, от которого только что очнулся, или забыв, или утратив возможность объяснить его «странность». Кафка же бродит по лабиринту этих ощущений, ориентируясь в нём так же уверенно, как мы ориентируемся в метро или в отделах торгового центра.

Как и мы, он навряд ли сумеет объяснить их – но его способность быть приёмником, а затем – и передатчиком, доносящим сигнал без потерь, так что он сразу распознаётся, поражает и завораживает каждый раз, как ты вновь настраиваешься на эти волны. То, что никто лучше него не изобразил иерархию власти, представляющуюся обыкновенному человеку безумно-бесполезным и бесконечно-бюрократическим кошмаром наяву, не подлежит никакому сомнению. Суд, разрастающийся до размеров мифической организации, чьей вершины достичь невозможно, суд, ведущий против человека процесс, неизвестно в чём заключающийся, суд, терпящий, но не признающий и не пускающий адвокатов на допросы и заседания, суд, держащий потомственных художников для изображения судей в строго определённых образах и позах – это настолько же фантастически и дико, насколько и безоговорочно правдиво, если говорить обо всём упомянутом как о художественных образах.

Манера героев Кафки растекаться в подробнейших объяснениях в надежде доказать что-то и прояснить, когда всё безнадёжно по условию – она может и раздражать, и даже явно утомлять – но она и есть тело и язык произведения, на котором абсурдный мир разговаривает с рациональным человеком. Доказывая, прежде всего, что рациональность здесь абсолютно и удручающе неуместна – хотя иллюзия её успеха, приводящего к каким-то действиям, будет сохраняться до самого конца, пытаясь дать нам вместе с К. хоть какую-то почву под ногами, чтобы в отчаянном ужасе мы не взывали к справедливости. Или, чего хуже – к здравому смыслу. Ведь по неведомой, но почему-то всегда понятной логике, недавних стражей обвиняемого секут в подсобке банка, где он работает, имя столяра неизбежно приводит в судебную канцелярию – так же как и квартира художника, и вообще – любое место и любой человек, случайно встреченный на дороге. Зловеще-ироничное замечание художника, что «всё имеет отношение к суду», оказывается не таким уж и ироничным.

Но восхитительнее всего – отношение самого К., который не только не теряется и не отступает перед трудностями, но самоуверенно, а порой – и неожиданно дерзко вступает в противоборство с безликим и безразмерным колоссом судопроизводства, повалить которого, разумеется, не в силах. Тем фантастичнее, безумнее и смешнее, что герой с каким-то легкомысленным и напускным равнодушием увлекается случайными женщинами, которые сами так и валятся к нему в руки (что оборачивается, как и всё, жестоким и насмешливым обманом) – после чего презрительно отталкивает и бросает их – и вообще вступает в отношения с людьми, которые ничего ему дать не могут, тратя на это немыслимое количество времени и сил.

Хотя они и не люди в полном смысле слова – но лишь притворяющиеся ими. Словно ухмылки горгулий над бесчисленными дверьми в бесчисленные коридоры возможностей, проваливающихся в пропасть кошмара, стоит лишь переступить порог. Плодящиеся сущности в лице сына швейцара, капитана-племянника квартирной хозяйки, жены служителя канцелярии и его самого, соседки по дому, разорившегося коммерсанта, служанки адвоката, судейского священника – и других мелких и крупных, в разной степени случайных и мнимых помощников и советчиков, за которыми К. устремляется в бездну разговоров, поступков и даже собственного интереса, вскоре исчезающего вслед за появлением очередной фигуры или тени из этого ада, выбраться из которого нельзя. В этом смысле «Процесс» – катастрофически неуютное произведение, так как остановиться и насладиться моментом гармонии здесь невозможно. И единственный способ не сойти с ума – двигаться дальше, подчиняясь воле К. и абсурдной логике этого мира.

Конечно, любой здравомыслящий человек быстро поймёт, в чём тут дело. Он скажет, что нужно было лишь задать несколько прямых вопросов – и получить несколько прямых ответов – которые, если бы и не спасли героя от наказания, то, по крайней мере, прекратили бы его мучения. И, действительно, если смотреть поверхностно, бросается в глаза поразительное пренебрежение простейшей логикой со стороны автора, который пытает бедного Йозефа как будто бы без всякого смысла. Но такое положение вещей – не прихоть Кафки. Оно отвечает положению вещей в нашем собственном мире – и только необыкновенно заостряет его.

На самом деле, вся суть романа легко укладывается в притчу, которую тюремный капеллан рассказывает К. в зловещей темноте собора (совершенно пустого и окружённого почти непроглядной бурей и тьмой). Закон в ней символизирует привратник. Как сам он заявляет – лишь один из многих, причём – из самых низших. Даже по описанию фигура эта – невероятно причудливая и гротескная, хотя и, очевидно, грозная. Закон-привратник представляется просителю равнодушным, неумолимым и непобедимым. При этом совершенно ясно проступают и его самомнение, невероятное скудоумие и жалкость. То же можно сказать и об остальных служителях закона, с которыми К. сталкивается по ходу процесса, получая от них примерно тот же ответ.

Притча священника, являющаяся введением к своду законов – по сути, откровенная издёвка, указывающая разом на простой и предельно ясный выход – но содержащая и массу подвохов, которые возникают сразу же, как только её берутся толковать. От этого не может удержаться, кажется, ни один из персонажей книги. Каждый придерживается неоспоримой логики и абсолютно уверен в том, что говорит. Но огромное количество вариантов и трактовок одновременно и дополняют, и противоречат, и сбивают друг друга, так что первоначальная ясность начинает ускользать – но никогда не ускользает окончательно, словно можно в любой момент ухватиться за краешек и развернуть картину целиком.

Согласно притче, закон неизменен и врата всегда открыты. И всё же страж, им самим же и поставленный, нарушает основополагающий принцип. То ли преднамеренно – то ли по откровенному невежеству. А потому огромная и страшная тень закона, постоянно высящаяся надо всеми – вероятно, не более чем миф. Порождённый незнанием не только простых людей – но и самих служителей, не имеющих чёткого представления о связи и функционировании отдельных звеньев. Они – такие же маленькие, бесправные и пассивные винтики системы, вертящиеся бесконечно по одному и тому же кругу – и способные возомнить порой, что нечто понимают и даже значат в теле огромного механизма, не ими запущенного.

Из-за этого цепочка становится бесконечной, невольно порождая бесчисленное количество догадок и смыслов, вводя в заблуждение и излишнюю панику – и доводя простую, казалось бы, ситуацию до невыносимого абсурда. И, хотя форма, избранная Кафкой, кажется не менее абсурдной и преувеличенной, она в полной мере отвечает восприятию нами действительности, представляющейся иногда чрезвычайно запутанной и пугающе-необъяснимой. И «процесс» здесь – не столько термин судебной практики, сколько синоним человеческого существования, символ отчаянной беспомощности и ужаса, неизбежной узости в вопросах понимания нами законов бытия, приговора которого избежать не удастся. Страшная книга, что и говорить.

Начну с бородатого анекдота:

С Грегором хорошо, а без него и без жука ещё лучше...
Можно осуждать его семью, но их тоже можно было понять.

Превращение похоже на басню с определённой моралью. Не могу сказать, что история меня захватила, но она не плоха.

«Ты слишком много ищешь помощи у других. Неужели ты не замечаешь, что помощь эта не настоящая?»
Чтение этой книги я не планировала в этом месяце, я как – то побаивалась данного автора. Но все же решилась и прочла. Эмоции были неоднозначны после прочтения, но начнем с сюжета.
О сюжете: наш главный герой Йозеф К. Однажды утром он просыпается и понимает, что его окружают какие – то непонятные люди. Они сообщают ему о том, что он арестован, а они приставлены с целью надзора над ним. Они не сообщают ему причины ареста. Именно это ему предстоит выяснить.
Концовка меня слегка озадачила. Те, кто собирается прочесть это произведение, имейте в виду то, что в процессе чтения этой книги вам необходимо будет обязательно читать «между строк». После прочтения обсуждала эту книгу с теми, кто ее уже прочел. И знаете, могу однозначно сказать, что каждый понял это произведение по – своему. Если говорить о моем личном видении, то наш главный герой был вынужден предстать перед судом совести. Ему пришлось держать ответ за все свои поступки.
В целом книга не оставила меня равнодушной. Мне понравилось. Сказать о том, что я смогла составить общую картину об этом авторе, нельзя. В будущем я планирую прочесть еще какое – либо произведение данного автора, дабы сложить четкое впечатление о Кафке. Данная история заставила задуматься о многом. Моя оценка данному произведению я ставлю 4 из 5!

Вот и состоялось мое знакомство с великим Францем Кафка. Долгое время книга простояла на моей полке, не решалась ее прочитать, поскольку считала, что ещё не готова к встрече с данным автором, была права. Читалась книга легко, но ощущение полного абсурда меня не покидало на протяжении всего чтения.. Я старалась внимательно читать, ловить смысл в каждой строчке, но увы, прочитав я поняла одно, что в жизни много бюрократов! Концовка не ожиданная, но я знаю одно, что ещё долго буду вспоминать и осмысливать прочитанное!

С большим недоверием я взяла читать Кафку. Когда автор так часто мелькает в новостях в виде цитат или ложных цитат, фотографий с дурацкими надписями и странными трактовками его произведений, всегда кажется, что будет нечто неудобоваримое. Но в данном случае лично для меня все прошло успешно. Я словно бы потрогала писателя, который мне может нравиться.
Неровно дышу к абсурдизму и поначалу мне показалось, что тут он и есть, но не совсем, ведь в каждой главе есть зерно истины. Герои "Процесса" ведут себя странно. Они совершают такие действия, которые обычно можно увидеть во сне. Нелогичные движения, вроде того, когда заместитель директора отрывал кусок письменного стола или когда служанка адвоката трогала Йозефа за лицо. Такие мелкие и ненужные движения, однако, накладываются на вполне осмысленные слова.
По сюжету Йозеф К. оказывается втянут в некий уголовный процесс, где ему вменяется в вину нечто, чего он и сам не знает. Но ведь раз есть процесс, значит должна быть и причина? И обнаружить эту причину так и не удается. Мне понравилась часть, где герой решает писать ходатайство, где будет указывать все возможные причины своего "процесса" и свои же оправдания по этому поводу. Если так подумать, то у каждого есть что-то, за что ему стыдно, но виновным он себя не считает.
И, конечно, хороша притча в храме. Её можно трактовать по-разному, но любая трактовка будет верной, поскольку сколько людей, столько и мнений. Кто-то ставит себя на место путника у врат, кто-то на место привратника.
Бесконечный процесс выматывает. Вероятно вся наша жизнь и есть такой бесконечный процесс, где мы пытаемся что-то кому-то доказать. Или сами себе доказать, что нет нашей вины в том-то и том-то.
То, что роман не вполне дописан и целые куски буквально восстановлены из фрагментов, не делает его обрывочным. Я приятно удивлена.