
Ваша оценкаЖанры
Рейтинг LiveLib
- 571%
- 414%
- 314%
- 20%
- 10%
Ваша оценкаРецензии
Аноним15 марта 2025 г.О совсем юном Пушкине
Читать далееКнига написана в жанре художественной биографии - посвящена она детским и юношеским годам Александра Пушкина, в основном времени его жизни с родителями и последующей учебы в царскосельском лицее, причём в основном уделяется внимание двум этапам его жизни и учёбы в лицее - первому и последнему, перед его окончанием.
В книге содержится очень много нюансов и подробностей жизни начинающего поэта, воспроизводятся его диалоги с друзьями, преподавателями, одним из которых был тогда уже известный писатель Николай Карамзин.
Понятно, что автор книги не имеет документальных подтверждений того, что в действительности именно такие диалоги имели место, он вынужден их додумывать, что как раз и характерно для такого жанра как художественная биография. Другое дело, что автор провёл достаточно глубокое историческое исследование, изучая биографию семьи поэта, в том числе по линии его прадедушки - известного "арапа Петра Великого" и его потомков, которым тоже уделяется своё место в тексте книги. Поэтому и считать такого рода диалоги вполне близкими к подлинным - достаточно правдоподобное предположение.
Книга написана лёгким слогом, читается очень комфортно, приятно. Содержит множество биографических подробностей пушкинской семьи, детства и юности самого Александра. Узнал много интересного.
77512
Аноним21 октября 2025 г.Пушкин. Начало.
Читать далееВ книге описано детство, лицейские годы и юность поэта, до отправки в южную ссылку. Много внимания уделено контексту эпохи, даётся понимание об окружении, в котором рос Пушкин.
Много интересных подробностей о семье – с отцовской стороны, о Пушкиных, и со стороны матери – Ганнибалов, и всё это в живых картинах. Дядюшки, тётушки, не чуждый тщеславия поэт Василий Львович, импульсивная Надежда Осиповна, со своими странностями Сергей Львович. На Александра, нелюбимого сына, мало обращали внимания, это «дичок», живший своей сложной внутренней жизнью, и так мало получивший в семье любви, разве что от няньки Арины, которая, кажется, лучше родителей и родственников понимала его.
Лицей. Много подробностей о задумке, идее открытия нового Лицея, как по-разному понимали высокопоставленные чины его значение для воспитания нового поколения; как вечная российская медлительность, нежелание что-то менять и забалтывание тормозили прекрасные идеи и намерения.
Александра отвёз в Царское Село дядя Василий Львович, который был не прочь появиться в свете, в столице, напомнить о себе, возобновить знакомства. Поначалу собирались отдать его в иезуитский колледж, но поспособствовали покровители, и как удачно сложилось, что Пушкин всё-таки попал в Лицей. «Отечество нам Царское Село». Практически с 12 лет Александр рос без отца и матери – преподаватели, воспитатели, товарищи – вот его среда. И книги. И стихи. Стихи – его главная страсть. Первые эпиграммы, запреты, колючие строки, и первые стихи, принятые в печать.
Интересные штрихи о Карамзине, его семействе, о Сперанском, Аракчееве, министре образования Разумовском.
О настроениях перед войной с Наполеоном, об осознании маленького Пушкина, что сожжение Москвы означает, что у него больше нет дома, и он никогда не вернётся туда, останутся только его воспоминания. Родители с домочадцами эвакуировались в Нижний Новгород, о нём никто и не вспомнил, кроме Арины. Гордость вперемешку с ощущением заброшенности.
Успехи, шалости, первые влюблённости, дружба и непонимание, несправедливости и утраты. Много о преподавателях, первом директоре лицея Малиновском и директоре Энгельгардте, при котором состоялся выпуск Пушкина. Прекрасная память, любознательность и наблюдательность, неожиданные суждения были заметны всем. Конечно, он был не совсем удобен, насмешлив, порой вызывал недоумение. Преподаватели всегда затруднялись, когда надо было задуматься о том, куда же после Лицея, где бы проявились его способности.
Едва Александр был выпущен из Лицея, и уже столько врагов! За оду «Вольность» и ядовитые эпиграммы многие хотели бы услать его куда подальше – князь Голицын, например, в Испанию, где шла война с мятежниками, а архимандрит Фотий – на Соловки, поклоны бить.
Первая часть романа, про детство, читается очень легко, наполнена иронией и юмором. Интересна и вторая часть – про Лицей, а третья по сравнению с первыми двумя кажется суховатой, и уже драматичной, а местами довольно краткой, тезисной – но это понятно из того, что она не отделана, ведь роман не окончен. Можно только сожалеть и подосадовать, что книга осталась недописанной из-за смерти автора. По сути, это только начало масштабного, многопланового труда, и как интересно было бы почитать у Тынянова о зрелых годах Пушкина. Жаль, что взгляд этого писателя, литературоведа, исследователя, на Пушкина и его эпоху остался вне читателя.
75279
Аноним28 декабря 2016 г.История одного лицеиста
Свобода! Свобода!Читать далее
Ты царствуй над нами.
Ах, лучше смерть, чем жить рабами, —
Вот клятва каждого из нас.Странно, но когда думаю о декабристах, думаю не о том, «что было», а скорее о том, что было бы, если бы.
1) Что было бы, если бы Александр Первый не умер в 1825 году?
Подготовились бы они лучше, были бы организованней, произошла бы революция?2) Что было бы, если бы у Кюхельбекера не набился снег в пистолет?
Убил бы он брата императора? К чему бы это привело?3) Что было бы, если бы не пропал Трубецкой?
Смог бы он взять все в свои руки, стал бы диктатором?Но нет смыла в этих вопросах, потому что все было так, как было.
А были молодые парни, большинство из них не старше меня, невыспавшиеся поэты, любители дуэлей. Были ходившие ходуном челюсти, от страха, от адреналина. Было Междуцарствие, заставшее врасплох и вынуждающее действовать быстро, необдуманно. Много идей. Точнее так — Идей! Свобода, равенство, отмена Крепостного права, все то, за что не жалко умереть. Большое желание все изменить, но, на мой взгляд, совершенно никакого представления о том, как сделать это. А за Идею умереть не страшно, вон, сколько их гибло и за меньшее. Бывало, кто-то где-то скажет что-то не подумав, итог — дуэль, а на дуэлях умирали. Или еще лучше — отправиться сражаться за чужую страну (Греция), но там даже не в стране дело, а все в той же Идее, самой главной, — Свободе.Помню, еще будучи в школе я поражался, почему восстание подняли аристократы? Образованные, умные люди. Чего им было нужно? Другое дело — пролетариат, там налицо несправедливость и притеснения. Что в этом может понять ребенок. А тут ведь как раз молодой барин едет заграницу и видит, что можно жить по-другому, не так, как у нас в России живут. И что Право Крепостное — позор для нашей страны. Барин мыслит свободнее, а русский мужик лишь знает, как было всегда — полагайся на батюшку Царя, да трудись себе всю жизнь на хозяина. Барин впечатлительный и не может спокойно смотреть, ни как солдат в армии истязают, ни на попов этих, отъевшихся на государственные деньги и деньги бедняков. Читал и страшно было, недалеко же мы ушли.
Но роман все же о Кюхельбекере. Какой он?
А Кюхельбекер не простой. Он из тех людей, кто ни с кем ужиться не может. У которого действие вперед мысли идет. Было у него в жизни несколько друзей, все Александры, удивительно, правда? А остальные его как-то не очень любили, за вот эту его горячность и резкость. Была любовь, ради которой он все хотел устроиться, хотел избавить возлюбленную от бедности и лишений, в итоге она и в Сибирь с ним была готова поехать, но не дали… Трагическая судьба, как и судьба любого из декабристов. И даже не знаю, кому было хуже: тем, кого повесили, или тем, кто сходил с ума в крепостях, или тем, кто не сошел, но пытался как-то потом устроиться в Сибири. Наладить жизнь, когда жизнь-то уже закончилась и умерли все те, кого ты любил, и мыслями ты уже не здесь и сейчас, там, с ними.732,4K
Цитаты
Аноним21 октября 2025 г.Неподалёку жили Трубецкие - Комод. Так их звали по архитектуре дома. Действительно, грузный квадратный дом Трубецких, стоявший посреди пустого двора, несколько напоминал комод. Москва всех людей метила по-своему. Дом был комод, и Трубецкие стали Трубецкие- Комод, а старика Трубецкого звали уже просто Комод. Этой кличкой он отличался от другого Трубецкого, которого звали Тарар, по его любимой опере, и третьего, которого звали Василисой Петровной.
1286
Аноним14 июля 2012 г.Я испытываю почтение к мечтам моей юности. Опытность часто останавливает стремление к добру. Какое счастье, что мы еще неопытны!
101K
Аноним30 июня 2018 г.Читать далееРаз Грибоедов сказал Вильгельму, смущаясь:
– В собрание идти рано, хочешь, почитаю тебе из своей новой комедии.
По тому, как Грибоедов часами стоял задумавшись у окна, грыз перо в нетерпении за какими-то таинственными бумагами, по его бессоннице Вильгельм знал, что Александр сочиняет. Но теперь он заговорил в первый раз с Вильгельмом об этом.
– Моя комедия – «Горе уму», комедия характерная. Герой у меня наш, от меня немного, от тебя побольше. Вообрази, он возвращается, как ты теперь, из чужих краев, ему изменили, ну, с кем бы, ну, вообрази Похвиснева хотя бы, Николая Николаевича. Аккуратный, услужливый и вместе дрянь преестественная – вот так. Отсюда и катастрофа, смешная, разумеется.
Он прошелся по комнате, как бы недовольный тем, что говорил.
– Но не в этом дело, – сказал он. – Характеры – вот что главное. Портреты. Пора растрясти нашу комедию, где интрижка за интрижку цепляется, а человека нет ни одного – все субретки французской комедии. Ты понимаешь, в чем дело, – остановился он перед Вильгельмом, – не действия в комедии хочу, а движения. Надоела мне завязка, развязка, все винтики вываливаются из комедии нашей. Портреты, и только портреты, входят в состав комедии и трагедии. Я столкну героя с противоположными характерами, я целую галерею портретов выведу, пусть на театре живет.91,4K



















