Избранные сочинения в 4 томах. Том 1. Рассказы. 1883–1887

Именно эта фраза приходит сразу в голову, когда читаешь «Устрицы». Приписывается она Марии-Антуанетте (1755-1793), хотя впервые упоминается Руссо. Возможно, он её и выдумал.

А у Антона Павловича рассказ идёт от лица восьмилетнего мальчика, который вместе с отцом стоит на осенней многолюдной городской улице, рядом с трактиром и большой вывеской «Устрицы». Родитель его уже пять месяцев не может найти должности, поэтому в крайней степени отчаяния и нужды. Сегодня он вышел просить милостыню, но не умеет этого делать - «хочет сказать что-то прохожим, но роковое слово тяжелой гирей висит на его дрожащих губах и никак не может сорваться. За одним прохожим он даже шагнул и тронул его за рукав, но когда тот обернулся, он сказал "виноват", сконфузился и попятился назад».

Мальчику же интересно незнакомое слово – «устрицы». Отец объясняет ему, что это такое животное, которое обитает в море. Очевидно, что ребёнок очень голоден, так как он мгновенно начинает фантазировать о приготовлении из этого животного вкусной горячей ухи.

«Я чувствую, как этот запах щекочет мое небо, ноздри, как он постепенно овладевает всем моим телом... Трактир, отец, белая вывеска, мои рукава - все пахнет этим запахом, пахнет до того сильно, что я начинаю жевать. Я жую и делаю глотки, словно и в самом деле в моем рту лежит кусок морского животного...»

Вообще-то, родителю стоять в летнем поношенном пальто на холодном пронизывающем ветру очень холодно, он дрожит и жмётся. И мальчишка припадает к этому мокрому отцовскому пальто. И тут папаша уточняет, что устрицы едят живыми, «они в раковинах, как черепахи, но... из двух половинок».

Теперь-то мальчик понимает, что это за животное, похожее на лягушку. Он представляет себе картинку, как взрослые берут устрицу и «едят… едят живьём, с глазами, с лапками…» Но ребёнок настолько голоден, что даже в воображении преодолевает своё отвращение и готов есть всё, что попадётся ему на глаза. Видимо, он заболевает и неосознанно начинает громко кричать – «Дайте устриц!» Отца тоже прорывает на придушенный глухой выкрик – «Помогите господа!.. Совестно просить, но - боже мой! - сил не хватает!»

Проходящие мимо два господина в цилиндрах, удивлённые возгласом мальчика о желании есть устриц, тащат его в трактир и сажают за стол. Целая толпа наблюдает за тем, как он ест «что-то склизкое, соленое, отдающее сыростью и плесенью». Ест с закрытыми глазами. На потеху толпе даже твёрдые раковины пытается жевать…

Очнулся он уже в своей постели. Отец ходит рядом и бормочет, что сам простудился, что не сообразил попросить денег взаймы, когда те господа платили за устриц десять рублей. Сколько хлеба можно было бы купить на эти деньги!

За этими событиями Чехов и показывает отчаянное положение бедных людей. Беспомощность и неспособность родителя обеспечить пропитание ребёнка. Особенно Антону Павловичу удаётся показать глазами ребёнка сумасшедшее состояние детского организма, истощённого голодом и болезнью, когда он готов есть всё подряд ради того, чтобы не умереть. Болезненность состояния мальчика хорошо видно через поток лихорадочного сознания, перебирающего знакомые образы с неким предполагаемым животным – устрицы.

Просто бы накормить ребёнка обычными продуктами, а не подсовывать ему для развлечения толпы дорогой деликатес.

Фраза – «Одно животное съедено, а я уже вижу блестящие глаза другого, третьего... Я ем и этих... Наконец ем салфетку, тарелку, калоши отца, белую вывеску... Ем все, что только попадется мне на глаза, потому что я чувствую, что только от еды пройдет моя болезнь. Устрицы страшно глядят глазами и отвратительны, я дрожу от мысли о них, но я хочу есть! Есть!»

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 538

Уморительный рассказ от Антона Павловича, как наши российские мужики всегда найдут возможность выпить. Даже в том случае, если какой-нибудь Горбачев Михаил Сергеевич или, как в рассказе Чехова, предводительша Любовь Петровна Завзятова, попытаются установить зону трезвости, свободную от алкоголя.

Первого февраля каждого года, в день святого мученика Трифона, эта вдова устраивала у себя в имении панихиду по своему усопшему мужу Трифону Львовичу, бывшему предводителю. Хотя покойный Завзятов был далеко не образцового поведения – «плотный, краснощекий, выпивавший залпом бутылку шампанского и разбивавший лбом зеркала». Умер он от злоупотребления спиртными напитками, поэтому вдова после молебна всегда приглашает гостей закусить, но спиртного в доме принципиально не держит в память о пагубных пристрастиях муженька. Но завтрак, устраиваемый Завзятовой, до того роскошен – «на столе есть все, что только могут дать флора и фауна…» Дьякон Конкордиев ежегодно при взгляде на этот стол разводит руками и говорит – «Сверхъестественно! Это, отец Евмений, не столько похоже на пищу человеков, сколько на жертвы, приносимые богам».

Но еда у гостей не клеится, им чего-то не хватает. «Чувствую, словно потерял что-то... - шепчет один мировой другому. - Такое же чувство было у меня, когда жена с инженером бежала... Не могу есть!» И тут на помощь страждущим приходит смекалка. Один из них идёт в переднюю, где развешены шубы, чтобы взять платок, якобы там оставленный. А возвращается с масляными глазками и живо набрасывается на еду. А другим очень тихо подсказывает, что у него в шубе есть бутылка…
"А чтобы всем остальным было понятно, один из них хвастается - А какую я себе шубу купил, господа, по случаю!.. Стоит тысячу, а я дал... вы не поверите... двести пятьдесят! Только!»

Дальше нетрудно догадаться, что мужчины толпой валят в переднюю, чтобы поглядеть на шубу. И глядят, и глядят… До тех пор, «пока докторский Микешка не выносит тайком из передней пять пустых бутылок».

Удивительно, что Любовь Петровна так ничего и не замечает… Только в письме петербургской подруге делится своими успехами на ниве укоренения трезвости в своём отдельно взятом имении. Попутно сообщает о поведении особо прочувствованных гостей. Эти строки без смеха невозможно – «Ах, ma chere, если б ты знала, как любят меня мои медведи! Председатель земской управы Марфуткин после завтрака припал к моей руке, долго держал ее у своих губ и, смешно замотав головой, заплакал: много чувства, но нет слов!» Пьяненькие мужчины такие неуклюжие и неповоротливые… Как только вдова не учуяла исходящий от них запах?! Или они и тут особые меры принимали?..

Фраза – «Исправник, тот красивый мужчина, о котором я тебе писала, стал передо мной на колени, хотел прочесть стихи своего сочинения (он у нас поэт), но... не хватило сил... покачнулся и упал... С великаном сделалась истерика...»

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 537

Один из самых известных и популярных чеховских рассказов, героям которого в России целых два памятника установлено – в Таганроге и в Южно-Сахалинске… О встрече двух одноклассников – гимназистов спустя годы на станции железной дороги.

Оба радуются неожиданному столкновению. Тонкий, Порфирий, представляет жену и сына – гимназиста. Легко вспоминают свои школьные прозвища и проделки. Только оживлённое общение идёт до того момента, когда Тонкий узнаёт, что Толстый, «Миша», уже тайный советник, а это соответствует генеральской должности. В то время, как сам Порфирий ещё только коллежский асессор, а это примерно – капитан. Разница несопоставимая…

«Тонкий вдруг побледнел, окаменел, но скоро лицо его искривилось во все стороны широчайшей улыбкой; казалось, что от лица и глаз его посыпались искры. Сам он съежился, сгорбился, сузился...»

И Порфирий превратился в подобострастного нижнего чина, преклоняющегося перед вельможным начальством – «…ваше превосходительство... Милостивое внимание вашего превосходительства... вроде как бы живительной влаги...» И хотя «Миша» пытается вернуть дружеский тон в оборвавшуюся беседу, но Тонкий на ментальном уровне не способен теперь видеть в этом крупном начальнике своего одноклассника… Поэтому Толстый быстро прощается и уходит.

Казалось бы, можно только посмеяться над вбитым в нас россиян чинопочитанием, страхом перед высоким руководством, любым представителем власти… Конечно, если в вас этого совсем нет, вам уже не надо «по капле выдавливать из себя раба».

Фраза – «Толстый хотел было возразить что-то, но на лице у тонкого было написано столько благоговения, сладости и почтительной кислоты, что тайного советника стошнило. Он отвернулся от тонкого и подал ему на прощанье руку».

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 518

Это какой-то особый кайф - читать каждую букву этого абзазца, разбирать, что значат такие странные слова и выражения. И главное, что читать очень сложно. Пятистраничный рассказ читается как целая книга, из-за необычности и непривычности языка.
Рассказ Лошадиная фамилия в этом плане был гораздо легче.

Мужичонко был пойман на месте преступления, откручивающим гайку на железнодорожных путях, чтобы использовать ее как груз во время рыбалки. Был пойман споличным и попал на суд. Суд оказался настолько независим, что ни Он, ни мужичонко не понимали что происходит и как быть.

И в чем вообще состав преступления.

Парадокс. Как всегда.

Да, и во времена Чехова во всю орудовали мошенники. Сейчас об этом нам постоянно рассказывают в СМИ, делятся в соцсетях, но всё равно облапошить эти хитрецы могут любого. Вероятно, каждый из нас может вспомнить далеко не один случай, как его обманули, или обвели вокруг пальца близких или знакомых. У меня даже специальная статья расходов в семейном бюджете появилась – «мошенники».

Кто-нибудь, прочитав рассказ «Хористка», скажет, а причём тут мошенничество?..

Сюжет достаточно прост – жена неожиданно заявляется к любовнице мужа, хористке Паше. Пока он прячется в соседней комнате, супруга запугивает его пассию тем, что благоверного уже ищут за растрату, требует выдать ей девятьсот рублей для её погашения, чтобы спасти супруга. И фактически открытым шантажом, вымогательством и взыванием к совести забирает у бедной девушки все ценные вещи и украшения. После ухода жены муж её в восхищении от благородства своей супруги оскорбляет и покидает свою Пашу. Вот, собственно, и весь сюжет. Но… Можно доверчиво предположить, что всё так и есть, и действительно жена пытается спасти своего мужа, только возникают вопросы.

У супруги очень агрессивное поведение, направленное на подавление воли девушки. Все её действия направлены на то, чтобы добиться конкретного результата – изъять драгоценности. Последовательность действий – внезапность, ошеломить, оскорбить, взывать к совести, попрекать своими голодными детьми, не давая опомниться, требовать не просто деньги, а ценные вещи под предлогом, что их подарил неверный супруг.

Удивительно точно рассчитанное психологическое воздействие, давление на Пашу, которая поддаётся этому, готова отдать два незначительных подарка от данного любовника. Остальные драгоценности принадлежат лично ей, или подарены другими поклонниками. Но для агрессивной женщины мало двух вещей, она пришла забрать всё. Давление постоянно усиливается при помощи рыданий, проклятий, демонстративного желания упасть на колени… Целый спектакль талантливой актрисы!

«Паша вообразила маленьких детей, которые стоят на улице и плачут от голода, и сама зарыдала». От угрозы женщины встать на колени – «Паша вскрикнула от испуга и замахала руками. Она чувствовала, что эта бледная, красивая барыня, которая выражается благородно, как в театре, в самом деле может стать перед ней на колени, именно из гордости, из благородства, чтобы возвысить себя и унизить хористку».

Девушка чувствует буквально себя как в театре, перед ней разыгрывается представление... Цель достигнута! Бедная, запуганная девушка отдаёт все свои ценные вещи, так как барыня не даёт ей остановиться, одуматься, пока не получает всё! Всё изъято, за несколько минут спектакля заработаны огромные деньги! Очевидная мошенническая схема.

Гостья стремительно исчезает. Ещё появившийся из соседней комнаты муж показывает восторг перед поведением своей супруги – «Боже мой, она, порядочная, гордая, чистая... даже на колени хотела стать перед... перед этой девкой! И я довел ее до этого! Я допустил!» Ещё один актёр, со своими репликами… После этого он оскорбляет и унижает Пашу, уходит. Типичный семейный подряд – ограбили несчастную девушку…

«Паша легла и стала громко плакать. Ей уже было жаль своих вещей, которые она сгоряча отдала, и было обидно. Она вспомнила, как три года назад ее ни за что, ни про что побил один купец, и еще громче заплакала».

Замечательный рассказ от Антона Павловича, показывающий, что ничего нельзя делать сгоряча. Ни в коем случае ничего не выполняйте под агрессивным давлением на вас! Мошенники именно таким способом обманывают большинство обычных людей. Конечно, это всего лишь моя трактовка произошедшего. Возможно, Чехов вкладывал совершенно другой смысл.

Фраза – «Я не милостыни прошу, а того, что принадлежит не вам... что вы, пользуясь вашим положением, выжали из моего мужа... этого слабого, несчастного человека... В четверг, когда я видела вас с мужем на пристани, на вас были дорогие броши и браслеты».

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 551

Думаю, что тема домашней тирании в семье была очень близка Чехову. Оттого так часто он о ней и пишет. Такие подробности о тяжести жизни в подобных семьях может знать только человек, сам испытавший на себе «прелести» существования в них. Человеку, живущему в нормальной семейной обстановке, никогда не понять гнетущей атмосферы этих семейных гнёзд.

Один из таких примеров в рассказе «Тяжёлые люди». Отец семейства Ширяев устроил своим домочадцам страшную жизнь. Это настоящий домашний тиран. Чехов подчёркивает это каждой деталью. Вся семья сидит за обеденным столом, не притрагиваясь к еде, в ожидании отца, который не торопится. Никто не посмеет без него начать обедать. И он демонстративно не спешит.

Особенно выпукло уродливость семейных взаимоотношений проявляется между отцом и старшим сыном, студентом Петром. Ему необходимы деньги для возвращения к учёбе в Москве. Судя по тому, что занятия уже начались, сын никак не может даже попросить средства на проезд у родителя. При поддержке матери Пётр за обедом объясняет необходимость затрат на проезд, на первоначальные расходы на комнату и питание, пока сын не подыщет заработка. И поначалу Ширяев соглашается выделить деньги, но его жена, Федосья Семёновна, ошибочно приняв согласие мужа за доброе расположение, пытается выпросить ещё средства на одежду. Тут-то у отца кончается терпение.

«И после этого тотчас же показался буревестник, перед которым трепетала вся семья: короткая, упитанная шея Ширяева стала вдруг красной, как кумач. Краска медленно поползла к ушам, от ушей к вискам и мало-помалу залила всё лицо. Евграф Иваныч задвигался на стуле и расстегнул воротник сорочки, чтобы не было душно. Видимо, он боролся с чувством, которое овладевало им. Наступила мертвая тишина».

Потрясающее сравнение Чехова перехода состояния Ширяева к «буревестнику». А за этим предвестником неприятностей разражается ураган. Даже читать противно о бессовестных выходках этого домашнего тирана, попрекающего своих домочадцев куском хлеба.

Удивительно, но Чехов пишет о том, что Федосья Семёновна не привыкла «за двадцать пять лет к тяжелому характеру мужа»… Очень трудно в это поверить. Дети, уже выросшие в этой мрачной среде, прекрасно привыкли к выходкам своего родителя. Петр пытается противостоять – «Прежде я... я мог сносить подобные сцены, но... теперь я отвык. Понимаете? Я отвык!» Конечно же, отец затыкает ему рот. Дочь Варвара от переживаний теряет сознание.

Но рассказ называется не «тяжелый человек», а «тяжелые люди», потому что всё что происходит с отцом не может не передаваться его детям. И сын Петр «был так же вспыльчив и тяжел, как его отец и его дед протопоп, бивший прихожан палкой по головам». Тяжел и сам рассказ с этими отвратительными семейными сценами, беспросветной и душной атмосферой в доме.

Фраза – «Вы хоть и отец, но никто, ни бог, ни природа не дали вам права так тяжко оскорблять, унижать, срывать на слабых свое дурное расположение».

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 528

Извозчик Иона - просто извозчик. Это предмет, который прилагается к повозке и лошади и гарантирует, что клиент доберется из пункта А в бункт Б. У извозчика спрашивают "как дела?" только из вежливости. От него не ждут ответа, потому что они уверены, что у извозчика нет ни чувств ни мыслей.

А что если есть?

А что если извозчик - такой же человек, как и те, кого он возит?

Неее, это невозможно. Тогда бы весь мир разрушился.
Это невозможно, потому что тогда извозчик был бы бодр и весел. Покуривал бы, общался с окружающими, рассказывал бы небылицы или хотя бы не сидел неподвижно под снегом.

Нет, извозчик просто бэкграунд, он ждет, пока ты залогинишься в игру и позовешь его, только тогда он сбросит с себя снег.

Самым высшим достижением для писателя является то, что его выражения становятся нарицательными, уходят в народ. 25-летний Чехов написал рассказ «Унтер Пришибеев», и термин пришибеевщина является глубоко укорененным в русском языке, часто употребляемым в определённых обстоятельствах.

Кто же он, знаменитый унтер Пришибеев? Отставной каптенармус, служил в штабе в Варшаве, вышел в отставку, был в пожарных, два года проработал швейцаром в мужской классической прогимназии. И вот уже пятнадцать лет бывший унтер-офицер Пришибеев житья не даёт всем в селе. Почему? Пришибеев убеждён, что он обязан наводить порядок – «…Никто порядков настоящих не знает, во всем селе только я один, можно сказать, ваше высокородие, знаю, как обходиться с людями простого звания…»

Перед нами весьма распространённый в России тип самодура, которому «хоть кол на голове теши», а он будет всё делать по-своему. Пришибеев – это классический самодур, высшей пробы. Он ничего и никого не слышит, только выполняет свою миссию - «А ежели беспорядки? Нешто можно дозволять, чтобы народ безобразил? Где это в законе написано, чтоб народу волю давать? Я не могу дозволять-с. Ежели я не стану их разгонять, да взыскивать, то кто же станет?»

Главное, что унтер не только простой народ воспитывает, он готов поучить и урядника, и старшину, представителей власти. Причём поучить не только словами, но и делом – «…ведь без того нельзя, чтоб не побить. Ежели глупого человека не побьешь, то на твоей же душе грех. Особливо, ежели за дело... ежели беспорядок...»

Вот и судят Пришибеева за то, что он оскорбил словами и действием урядника, старшину, сотского понятых, ещё шестерых крестьян… Представляете уровень непрошибаемости унтера, его абсолютной уверенности в своей правоте?! Напрасно мировой судья пытается до него достучаться, объяснить ему, что это не его дело.

А если бы ему реальную власть дать?! С его-то замашками. Он уже сейчас запрещает односельчанам песни петь – «Да что хорошего в песнях-то? Вместо того, чтоб делом каким заниматься, они песни...» Ещё сильно Пришибеева беспокоит, что «моду взяли вечера с огнем сидеть. Нужно спать ложиться, а у них разговоры да смехи. У меня записано-с!» Он готов мировому судье доложить, кто «беспорядки нарушает» - «Солдатка Шустрова, вдова, живет в развратном беззаконии с Семеном Кисловым. Игнат Сверчок занимается волшебством, и жена его Мавра есть ведьма, по ночам ходит доить чужих коров».

Получив от суда месяц ареста, Пришибеев не может понять, за что?! По какому закону?! И этим наказанием его не исправить. Даже сейчас, находясь под арестом, «увидев мужиков, которые толпятся и говорят о чем-то, он по привычке, с которой уже совладать не может, вытягивает руки по швам и кричит хриплым, сердитым голосом: - Наррод, расходись! Не толпись! По домам!»

Невероятно точный классический пример самодура!

Фраза – «Разгоняю я народ, а на берегу на песочке утоплый труп мертвого человека. По какому такому основанию, спрашиваю, он тут лежит? Нешто это порядок? Что урядник глядит? Отчего ты, говорю, урядник, начальству знать не даешь? Может, этот утоплый покойник сам утоп, а может, тут дело Сибирью пахнет. Может, тут уголовное смертоубийство...»

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 534

Простой и незамысловатый рассказ - мальчик Ванька пишет письмо деду. Но это только на первый взгляд.
В рождественскую ночь девятилетний Ванька Жуков, переехавший три месяца назад в Москву и ставший учеником сапожника Аляхина, пишет письмо своему дедушке. Сначала поздравляет деда, Константина Макаровича с праздником, а потом начинает рассказывать о жизни в чужом доме. Надо сказать, что и до Москвы мальчику уже досталось. Отца не знал, а мать не так давно умерла. Остался только Ванька да дед... В чужом доме житье тяжелое: накануне хозяин наказал Ваньку за то, что тот, качая люльку с ребёнком, уснул сам; хозяйка устроила мальчику выволочку за неправильно почищенную селёдку; подмастерья относятся к прибывшему из деревни ученику с ехидством и требуют, чтобы он приносил для них водку из кабака. Все унижают мальчика, ладно бы, ремеслу учился, так и этого нет. Только побои, унижение и хамство. Вместе с тем живое воображение мальчика рисует предновогодние картины, когда Константин Макарович приносил из леса ёлку для господ Живаревых. Барышня Ольга Игнатьевна помогала Ваньке осваивать чтение и письмо; благодаря ей он научился считать и танцевать кадриль. И просит, слезно просит мальчик забрать его обратно в деревню. Только получит ли дед письмо? Или каждый раз под Новый год мечты должны сбываться?

Чехов неоднократно описывал в своих произведениях бедственное состояние разоряющихся помещиков, имения, которые уже не принадлежали старым хозяевам, так как были заложены. Период после отмены крепостного права был насыщен подобными историями, когда не справившиеся в новых условиях дворяне не способны были содержать свои поместья, оттого их собственность переходила в другие руки. О таком случае и идёт речь в рассказе «Чужая беда».

Новоиспеченный кандидат прав Ковалев с молодой женой приезжает посмотреть продающееся имение надворного советника Михайлова, находящееся в залоге у банка. Счастливые молодожёны, Степан и Вера, выбирают себе место для своего семейного гнезда. Ковалёв уже видит своё будущее – «служба в земстве, рациональное хозяйство, труды рук своих и прочие блага, о которых он так много читал и слышал, а ее соблазняла чисто романтическая сторона дела: темные аллейки, уженье рыбы, душистые ночи...»

Жене нравится вид на имение, муж уже представляет себе, как он тут всё перестроит. У них было прекрасное настроение до того момента, пока старый хозяин, господин Михайлов, не начал показывать им дом и постройки поместья Михалково (уж, не родовое ли это имение Михалковых?).

«Вдруг ясно и отчетливо послышался женский плач. Ковалевы оглянулись на дом, но в это самое время хлопнуло одно из окон, и за радужными стеклами только на мгновение мелькнули два больших заплаканных глаза. Тот, кто плакал, видно, устыдился своего плача и, захлопнув окно, спрятался за занавеской». И этот плач сопровождал всё время их нахождения в имении. Михайлов объяснил это слабостью жены, которая – «Не может видеть, как родное гнездо продают».

Конечно же, Верочку сильно смущает это чужое горе. При возвращении она предложила мужу одолжить денег Михайловым, но, конечно же, супруг объяснил ей, что это бесполезно, так как – «Конечно, жаль их, но ведь они сами виноваты. Кто им велел закладывать именье? Зачем они его так запустили? И жалеть их даже не следует. Если с умом эксплуатировать это именье, ввести рациональное хозяйство... заняться скотоводством и прочее, то тут отлично можно прожить... А они, свиньи, ничего не делали... Он, наверное, пьянчуга и картежник, - видала его рожу? - а она модница и мотовка. Знаю я этих гусей!»

Жесткое представление у Ковалёва о прежних владельцах имения. Скорее всего, это его убеждённость основана не на конкретных людях, а на его понимании общей ситуации. Женское чутьё подсказывает Верочке, что не всё так просто и однозначно. Только она не может вернуть себе прежнее радужное настроение и романтическое представление о будущей жизни в имении. Может быть она и права?.. И своё счастье на чужом несчастье не построишь?

Да, Ковалев с его молодой энергией сделал всё, чтобы не упустить это заложенное имение, «два раза съездил на торги и на ее приданое купил Михалково», а жене уверенно заявлял – «Вот ты увидишь! - говорил он. - Я не Михайлов, я покажу, как нужно дело делать! Да!»

Позволю себе немного продолжить рассказ Антона Павловича, так как он сам не мог знать будущее. А оно было не столь радужным…

У Ковалёвых всё шло замечательно. Степан взялся за дело решительно, «выписал пропасть книг и журналов», «его сельскохозяйственные мечты» осуществились. Как рачительный хозяин, он добился отличных результатов и к началу ХХ века имение приносило устойчивый и солидный доход. Вот только, когда подросли сыновья Денис и Кирилл, началась первая мировая война. Самому Ковалёву не пришлось идти воевать, а оба сына отправились на фронт. Грянувшие в 1917 году революции не предвещали ничего хорошего. И действительно, последовала национализация. Имение было конфисковано. В последний момент Ковалёвым удалось бежать из страны через Крым. Впрочем, их судьба во многом похожа на судьбы многочисленной интеллигенции и дворян, оказавшихся за пределами России…

Фраза – «Не только в настоящем, но даже впереди им улыбалось счастье: ехали они покупать имение - маленький, "поэтический уголок", о котором они мечтали с первого дня свадьбы. Даль подавала обоим самые блестящие надежды».

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 561