Детство. В людях. Мои университеты. Пьесы

Посредине улицы шагает ночной сторож, с трещоткой в руках, в тяжелом тулупе, рядом с ним – трясется собака.
Неуклюжий человек похож на собачью конуру, – она ушла со двора и двигается по улице, неизвестно куда, а огорченная собака – за нею.

– Дедушка говорит, что ты, может, фальшивые деньги делаешь…
– Дедушка? Мм… Ну, это он пустяки говорит! Деньги, брат, – ерунда…
– А чем за хлеб платить?
– Н-да, брат, за хлеб надобно платить, верно…
– Видишь? И за говядину тоже…
– И за говядину…
Он тихонько, удивительно мило смеется, щекочет меня за ухом, точно кутенка, и говорит:
– Никак не могу я спорить с тобой, – забиваешь ты, брат, меня; давай лучше помолчим…

Мыла мне лицо, прикладывала к синякам бодягу, медные монеты или свинцовую примочку и уговаривала:
– Ну, что ты все дерешься? Дома смирный, а на улице ни на что не похож! Бесстыдник. Вот скажу дедушке, чтоб он не выпускал тебя…
Дедушка видел мои синяки, но никогда не ругался, только крякал и мычал:
– Опять с медалями? Ты у меня, Аника-воин, не смей на улицу бегать, слышишь!

Лучше пить водку, чем кровь людей ..тем паче что кровь теперешних людей - жидкости, скверна и безвкусна . ..Здоровой, вкусной крови осталось мало, - всю высосали....

Иногда мне казалось, что у этого человека на месте души действует - как в часах - некий механизм, заведенный сразу на всю жизнь.

С такой девушкой я не мог - не умел - говорить.

Мне трудно понять, за что они так упрямо не любят <...> людей, которые хотят жить разумно.

Ночная мгла пронизана блеском звёзд, тем более близких земле, чем дальше они от меня.

— Суть жизни в том, чтобы человек всё дальше отходил от скота...

Мною овладел нестерпимый зуд сеять «разумное, доброе, вечное».