Чевенгур. Котлован. Рассказы

Андрей Платонов был подлинным сыном революции, принял ее сразу и без малейшего сомнения. Он тогда занимал всем сразу: мелиорацией, электротехникой, партийной работой. И писал, смущаясь – потому что страсть к слову не умерла с приходом революции, - он ведь не был уверен, что искусство должно исчезнуть, его обязан сменить «сущий энтузиазм жизни». Он монашески ограничивал себя, стыдясь любви к слову, как греха. И от этого его слово становилось особенно цельным, плотным, вещественным, фраза казалась...

Жанры

Рейтинг LiveLib

4,0

65 оценок

5
45%
4
31%
3
14%
2
6%
1
5%

Ваша оценка

Прочитали 69Хотят прочитать 74

Рецензии

Аноним14 мая 2019 г.
Непревзойденная антисоветчина
При складывании печатных знаков, которыми автор изобразил жизненное существование и смысл всех, кто родился в мир, начинаешь чувствовать увеличение ума….
Вот таким а-ля-платоновсим стилем я задумывал написать свою рецензию. Но передумал, потому что хочется сказать много и быть правильно понятым, а платоновский язык только для аллегорий и всяких собраний активистов и членов разного рода «комов» (парт, проф, мест).
Повесть Платонова – блестящая антисоветчина! Далее никому в советской и российской литературе не удастся написать такой мощный антисоветский текст. Солженицын со своими потугами на тысячестраничность, выглядит на фоне Платонова карликом, а все эти Рыбаковы, Аксёновы, Войновичи и прочия-прочия– просто пигмеи.
Предупреждаю сразу – я не поклонник антисоветской литературы, в том смысле, что, если это антисоветчина, то тогда мне любо. Ни в коем случае! Любое произведение, перенасыщенное идеологией, будь то как «за», так и «против», вызывает у меня интерес только как исторический памятник своей эпохи и конкретного идеологического направления.
Повесть Платонова - уникальный памятник. Не часто автору удается настолько объединить форму и содержание, что они начинают взаимно определять друг друга, Платонов с задачей справился. Речь о языке, которым написан «Котлован». Многим он кажется заумным, некоторым смешным, правда, есть и то, и другое.
А вам этот язык не кажется знакомым? Ведь, именно так разговаривают, например, почти все герои рассказов Зощенко, и булгаковские Шариков со Швондером говорят так же, и у Ильфа с Петровым можно найти образчики такой речи. Это не выдумка авторов – это глобальное явление в русской культуре двадцатых-тридцатых годов ХХ века.
Как говорил товарищ Сталин: «Всё решают кадры!». К концу тридцатых накуют новых кадров, дадут им хорошее образование. А пока «берите то, что есть». Революция сделала свое дело – носители культуры высокого уровня были истреблены, изгнаны, изолированы.
На авансцену вышел тот, о ком предупреждал Мережковский – «грядущий хам»! Это они – мещане – стали главной движущей силой обновления общества. Пролетариату было некогда – он «работу работал», крестьянство тоже было делом занято, а вот мещанство пошло во власть и в интеллигенцию.
Известно, что необразованный человек лучше, чем полуобразованный. Вот и мещане, имея кто пару классов гимназии или реального училища, кто – ЦПШ, а кто, просто начитавшись «умственных книг», торопились излагать свои мысли не по-старорежимному, а по-новому! Но главным источником новой лексики были газеты и митинги, а там такие же носители «новояза». Зачастую, не зная и даже не догадываясь о настоящем смысле употребляемых «умных» слов, рождая вычурные и такие же бессмысленные словообороты, эти люди представляли мощнейший культурный слой.
Вот его и зафиксировал Платонов в своей повести. Зощенко и другие заставляли говорить этим языков своих героев, Платонов использует смелый прием, и делает митинговый новояз авторским языком, достигая тем самым сногсшибательного эффекта. Именно язык- главное достоинство «Котлована», достоверный исторический документ.
Про идеологическую составляющую повести сказано немало. Но и тут хочу обратить внимание на историчность и документальность книги. Смотрите даты: конец 1929 – начало 1930. Все ответы ищите там.
Да, котлован – это социализм, в который Платонов не верит, поэтому он и изображен котлованом, а не башней, например. Помню-помню, котлован они копают как раз, чтобы потом построить башню. Но когда это будет и будет ли вообще? А пока они роют котлован – строительство нового мира есть закапывание все глубже в землю, образ не самый оптимистичный.
Не верит автор и в коллективизацию, и в индустриализацию. Крестьянство изображено безвольным, в роли сельского пролетария – медведь. С одной стороны – тупое животное, что с него взять, с другой – «русский медведь», который, если разозлиться, то мало никому не покажется.
Личное безволие, предопределенность, подчиненность некому центру, - даже колхоз имени Генеральной Линии, - главное качество героев повести. Да и героев-то, как таковых в ней нет. Автор так и не дает читателю главного героя, перескакивая с одного на другого, особенно ни на ком не задерживаясь. К концу повести все они сливаются в единую безличную массу.
Автор убедительно показывает, что будущего у этой страны с этими людьми нет. Потому-то и погибает Настя, оторванная от своей среды, тоскующая в последние минуты жизни по «маминым костям».
Он честно описал все то, что видел и знал. Он так видел и так чувствовал. Но во многом он оказался не прав – страна поднялась, дети Чиклиных и Вощевых получили хорошее образование, стали настоящими специалистами, построили электростанции и космические корабли, а их внуки и правнуки пошли еще дальше – сегодня они пишут рецензии на книги о своих прадедах на сетевых ресурсах :)
Котлован все-таки вырыли, башню построили другую, не ту, которую планировали, но фундамент покоится в котловане, вырытом тогда.
Так что Платонов был убедителен, но не прав, его пессимизм не позволил ему увидеть тот человеческий потенциал, который выдернет страну из котлована безвременья. Но он создал самую лучшую антисоветскую вещь в нашей литературе, потому что она честная и искренняя. А это главное достоинство настоящего художника, даже если он заблуждается.
Читать далее
186
13,2K
Аноним31 мая 2023 г.
Товарищи, а коммунизм никто не находил?
Сказать, что я прочитал «Чевенгур» и целиком его понял — значит солгать. О романе советского классика до сих пор пишут статьи и диссертации, над его творчеством ломают головы литературоведы и филологи, а писатели черпают из его прозы вдохновение. Концентрация философии, эмблематики и прямолинейной идейности в «Чевенгуре» просто зашкаливает. Что ни страница, то очередная остановка на подумать. Но и тяжелым роман не назовешь — подача Платонова стройна и привлекательна, а стиль речи хоть и довольно необычный, но все же легко усваиваемый почти что любым читателем. Трудность при чтении Платонова всего лишь одна — надо все время оставаться в фокусе.
События романа берут начало в дореволюционной России. Платонов показывает нам непростую судьбу сироты Саши Дванова, чей отец так жаждал узнать, что там за завесой смерти, что не вытерпел и утопился. Саша парень добрый, возможно, даже слегка блаженный. Его мотает по жизни, бросает из рук в руки, и в итоге он оказывается членом коммунистической партии, которая с распростертыми объятиями принимает Сашу в свои ряды. Новообращенный коммунист получает ответственное задание: отправиться в путешествие по губернии в поисках коммунизма, рожденного в естественной среде обитания. По пути Саша знакомится с товарищем Копенкиным — карикатурным персонажем, являющимся прямой отсылкой к Дон Кихоту. Он, как и его испанский коллега, путешествует на лошади с громким именем Пролетарская сила и воздыхает по советской версии Дульсинеи — Розе Люксембург.
Партийная миссия заводит товарищей в разные поселки и деревни, каждая из которых демонстрирует одно из существовавших в то время политических течений, например, анархизм. Выглядят жители российских глубинок весьма своеобразно, чего стоит один только коммунист-скитник, забаррикадировавшийся у себя в хате с грудой разряженных гранат и рыцарскими доспехами, не снимаемыми им ни под каким предлогом. Описание губернии и ее жителей чем-то напоминает Шир Толкиена, правда, не с дружелюбными хоббитами, а пустоголовыми крестьянами, чья глупость сопровождается следующими умозаключениями автора: «Он видел в жизни, что глупые и несчастные добрее умных и более способны изменить свою жизнь к свободе и счастью».
В итоге путешественники вновь оказываются в городе, где докладывают начальству об увиденном. После завершения первой сюжетной линии, наши герои разными путями попадают в чудный коммунистический топоним — Чевенгур. Его жители утверждают, что коммунизм они уже давно построили, расстреляв не только тела всех буржуев, но и их души: «Буржуев в Чевенгуре перебили прочно, честно, и даже загробная жизнь их не могла порадовать, потому что после тела у них была расстреляна душа».
Но с прибытием Копенкина и Дванова возникают новые сомнения и вопросы по поводу чевенгуровского коммунизма: точно ли они его построили и что такое вообще коммунизм? Эта часть текста носит исключительно философский характер и практически лишена событийной наполненности, что нисколько не понижает градус читательской вовлеченности.
Как вы уже имели возможность понять, говорить о том, что такое «Чевенгур», и как его понимать, — я не могу и не буду. Это совершенно субъективная работа, которая от каждого берет по способностям и дает по труду. Объективно сказать можно только одно — «Чевенгур» написан потрясающе красивым, совершенно неподражаемым языком, на непростые и вечно насущные темы: социального строя и смысла человеческой жизни.
Посоветовать роман я, конечно, могу, но то, как каждый из читателей его воспримет, не поддается никаким прогнозам. Платонов настолько хорош, что даже однозначного ответа на вопрос: «поддерживает автор текста коммунизм или нет?» — вы не получите. А как всем нам хорошо известно — чем больше у литературного произведения интерпретаций, тем оно лучше, а потому работа Платонова совершенно справедливо занимает свое место в списке сильнейших и наиболее значимых трудов советской литературы.
Читать далее
152
6,2K
Аноним21 апреля 2022 г.
«Как говорится, кругом нагнеталась общественная польза»
Поговаривают, что «Котлован» дают читать некоторым школьникам. Мне кажется, это спланированная акция НАТО, чтобы отучить наших детей от классической русской культуры. Я лично впервые попыталась прочитать сие творение Платонова в 20 лет – безуспешно, бросила после первых 30 стр. Потом пробовала читать в 24 года, тогда выдержала уже 80 стр., но все равно в итоге забросила. И вот – о чудо! – в 26 лет я смогла дойти до финала!
Если бы Платонов написал самоучитель для писателей, то назывался бы он «Как замучить любого (ну, почти) – 5 действенных способов, освоив которые вы потеряете 95% читателей». Ибо это поистине невыносимая книга – этот «Котлован». Конечно, она в своей невыносимости гениальная (как Джойс или Пруст), но за чтением ее вы не получите удовольствия, разве что вы литературный мазохист и разобрались уже в книжных издевательствах. Стиль Платонова уникален, но тут почти физически неприятен – тяжелый, мрачный, какое-то насилие над языком, но странным образом гармоничное. Сюжета же... нет, если не считать истории с девочкой Настей, которая вызывает вместо симпатии омерзение.

Поговаривают так же, что нет ни одной полноценной и ясной трактовки данного романа. Разбирать Платонова в принципе сложно, а «Котлован» и вовсе выглядит неподьемной тяжестью, океаном, в котором легче утопнуть, через переплыть его. Что это – антиутопия? утопия? экзистенциальный роман? Любой ответ окажется верным – отчасти Платонова можно причислить к предшественникам постмодернизма, в котором смысла либо нет, либо читатель сам его накручивает, как ему нравится. Мне не близка трактовка антиутопии, как и утопии. Как экзистенциальный роман «Котлован» воспринимать легче.
Собственно, вот что я поняла ;)

«…все равно счастье наступит исторически»
«Котлован» – это трагедия подавления внутреннего внешним. Персонажи – люди (сложно с этим спорить). Любой человек изначально имеет внешние и внутренние потребности. Внешние – самые примитивные, механические, грубо говоря, это то самое ненавистное многим «работать, чтобы есть, спать, чтобы быть бодрым, заниматься сексом, потому что просто есть желание и т.п.» Это база, на которой стоит человек, без нее невозможно само существование нас как организма. Но человек не может существовать без внутреннего – потребности в душевном тепле, поиска смысла, осмысления своего места в большом мире. В здоровом человеке (в нормальной ситуации) внешнее и внутреннее существуют в гармонии, не мешают друг другу. «Котлован» же – о том, как нарушается эта гармония, и внешнее пытается уничтожить внутреннее.

«Вся насущная наука расположена еще до стены его сознания, а за стеною находится лишь скучное место, куда можно и не стремиться»
Герои книги живут в каком-то странном коммунизме, который античеловечен в своей сути. Внутреннее (поиски себя, своего места, смысла), личное, тут считается не только лишним, а вредным. Отдельный человек не должен быть сложен (а именно сложность – то, что неразрывно связано с развитым внутренним миром). Он должен быть механизмом. Рабочей скотиной. У него априори не должно быть мыслей о себе. Потребность в личном, только своем смысле, местная... власть (?) пытается заглушить смыслом общим, еще более абстрактным. Человек в гармонии с собой может внятно ответить, зачем он делает то или это, какое место и какой смысл это имеет в его жизни – работа, учеба, семья, дружба и т.п. Но тут личное уничтожается. Человек должен быть примитивен. Он должен быть рабом системы, которой именно что враждебны герои типа Вощева, герои французских экзистенциалистов или Достоевского. Здешняя система как бы говорит: ты хочешь мотаться, как условный Мышкин или Митя Карамазов? нет, уважаемый, я дам тебе готовый ответ на любой вопрос, не нужно смотреть в себя, лучше смотри на других и работай, больше работай, а мы тебе, так и быть, скажем, зачем тебе работать!
Так, герои работают, не понимая, зачем им это нужно. Нет, конечно, им объясняют, что вот тут коммунизм, работа во имя общества и т.п. Но в этом нет личного участия. Они многократно повторяют лозунги системы, но, если у них прорывается самостоятельная мысль (вне заученных лозунгов), то она вовсе не о торжестве коммунизма. Она – о женщине, в которую был кратко влюблен и потерял. Она – о ребенке, который может принести тепло и желание заботиться. В холодном мире, где есть только работа и обязанности перед пролетариатом, герои мучительно тянутся к все той же противной системе личности – к собственными симпатиями, воспоминаниями, поисками смысла жизни.

«Не есть ли истина лишь классовый враг? Ведь он теперь даже в форме сна и воображения может предстать!»
И вот так герои постоянно мечутся между внешним (лозунги, простая работа, которая не требует ни малейшего интеллектуального усилия) и внутренним. Временами они пускаются в оправдания: нет, я возьму эту девочку на воспитание не потому, что заботиться о ком-то хочется, я это во имя великого коммунизма! Стыдно же просто любить и хотеть любви вне идеологии. Вот и получается, что за душевное приходится оправдываться – а то растекся он тут, пока железные коммуняки без чувств строят новый мир!
Отчасти сохранившие внутреннее герои завидуют т.н. Медведю. Медведь (который как бы медведь, но и человек тоже) – это, кажется, эталон новой власти. У него нет личности, нет своих чувств, но зато работает он замечательно. Чем не идеал системы, в которой нужно работать много и не думать о себе? Платонов не случайно сравнивает этого раба системы со зверем. Это действительно звериное состояние.

Платонов показывает и главную жертву системы – девочку Настю. Герои верят, что все будущее заключено в этой девочке (она – как единый образ всех детей).

«Нам, товарищи, необходимо здесь иметь в форме детства лидера будущего пролетарского света!»
Но Настя – это страшный образ, тоже почти животный (поэтому у нее особые отношения с Медведем). Лишь в краткие моменты она вспоминает, что она человек, а не зверь. В остальное время она говорит о том, как хорошо убивать людей других классов (и тех, кто смеет оставаться личностью, нужно полагать). Она не понимает, что это за насилие, она не осознает саму суть насилия (с точки зрения и личной, и гуманной общественной, и экзистенциальной). Она примитивна. И это жестокая примитивность. Настя говорит: «Убейте его, он плохой». Но что такое «плохой»? Сможет ли она сказать, почему человек «плохой», и не чужими словами, а своими? Так ли видел будущее Платонов – новое жестокое поколение, которое желает крови не по собственным чувствам, а потому что... кто-то раньше сказал? Если так, то это уже насилие во имя насилия, оно теряет даже тот (пусть аморальный) смысл, который изначально был заложен в новой системе. Новое поколение, из-за своей примитивности, не способно осмыслить и понять причины/логику насилия, оно лишь повторяет его без всякого на то основания и уж тем более личного участия.
Можно сказать, что «Котлован» – одно из самых тяжелых и жестоких откровений из 20 века. Платонов хоронит не коммунизм, он хоронит любую систему, которая исключает личное участие, делает из человека винтик чего-то там. Эта система – не только государственная, это можно построить в любом социуме, где есть власть и подчиненные. Как ни странно, но смерть Насти – это скорее положительное явление. Платонов как бы говорит своему читателю: жить так долго невозможно, это просто невозможно! И смерть Насти приносит не печаль, а некое... освобождение. Платонов не убивает совсем личное в своих героях. Наоборот – кажется, в финале книги в них больше человеческого, а не звериного. И, возможно, именно смерть Насти напомнила им, что они все же не звери.
Читать далее
150
4,1K