А. П. Чехов. Сочинения в четырех томах. Том 1. Рассказы и повести 1880-1888

Вот эта вот строчка про мир подлунный меня прям-таки заворожила... Василий Семи-Булат не так-то прост! Простой сельский помещик из села Блины-Съедены ужасно был предан науке, и пусть и не было у него образования, он всей душой – и не только – стремился к великому, ибо «всякое открытие терзает меня как гвоздик в спине» (понимаю). Почти что двенадцать месяцев промаялся уважаемый («Вот уже целый год прошёл, то есть погрузился в волны вечности», – опять же, ну что за великолепие!), не сдержался да написал своему новому соседу, профессору Максиму, ибо ему было что сказать (звучит как угроза). Всё-таки учёные эти во многих вещах не разбираются, и надо их, конечно же, на путь-то истинный направить... Миссия, надо признать, не лишена благородства (и я ведь даже не иронизирую!).

Письмо, выполненное «посредством сих старческих гиероглифоф», не могло не впечатлить. Претензий у старца было много, одна лучше другой, мне больше всего понравилось про Луну, на которой невозможно жить, ибо «она существует только ночью, а днём исчезает» (да и вообще люди падали бы обратно на Землю, неудобно), и про Солнце с его пятнами, которых не может быть, потому что «для чего на нём пятны, если и без них можно обойтиться» (логично... про живущих на жёлтом карлике рыб тоже было сильно сказано). Не обошлось и без вечной классики – опровержения теории Дарвина (казалось бы, при чём тут цыгане...). Как ни странно, помещик не вызывал негативных эмоций, он искренне стремился к науке и это чувствовалось, и это при такой-то тяжёлой жизни (опять же, ни грамма иронии, честно).

«Простите меня старичка, но я с Вами касательно этого важного пункта не согласен и могу Вам запятую поставить», – запятая что надо, конечно, поставил так поставил... Удивительное дело, рассказ был написан в 1880-м году (просто вдуматься в это), а образ-то узнаваем! Время идёт, многое меняется, но только не человек, и плохо это иль хорошо – да кто ж знает... Зачиталась этим коротким, но столь ладным рассказом, и посмеялась, и погрустила, и полюбовалась слогом, ибо пусть возмущающийся этими вашими современными науками товарищ и писал с ошибками, однако было же за что зацепиться! Надеюсь, “дорогой соседушко”, прочитав этот опус, почтил визитом своего учёного – ну а что – брата, а то там Наташенька с этой её “эманципе” новых книг ждёт, а дело это всегда хорошее, что ни говори...

Казалось бы, очень простой сюжет рассказа. Охотник Мелитон Шишкин, приказчик из Дементьева хутора, пробирается по лесу в поисках птицы. Впереди за берёзами кто-то играет на самодельной свирели. Это старик пастух артамоновского стада. И, как это часто бывает со случайными встречными, заговорили они о пасмурной погоде.
Мелитон попытался выспросить про тетеревиные выводки. Но пастух всё свёл к тому, что с каждым годом всё становится хуже и хуже. Лет двадцать назад зверья, птиц было видимо – невидимо. А сейчас – «И куда оно всё девалось?... Лет сорок я примечаю из года в год божьи дела и так понимаю, что всё к одному клонится». На вопрос Мелитона, к чему? Старик заявляет – «Пришла пора божьему миру погибать… каково, добрый человек, глядеть, коли весь мир идет прахом? Сколько добра, господи Иисусе! И солнце, и небо, и леса, и реки, и твари - всё ведь это сотворено, приспособлено, друг к дружке прилажено. Всякое до дела доведено и свое место знает. И всему этому пропадать надо!» Вот такой апокалиптический вывод делает пастух.

Мелитон пытается ему возражать, что по одной птице нельзя судить. Но старик неумолим – и рыба уже не та, и реки сохнут… И сам Мелитон добавляет, что леса тоже гибнут, горят, их вырубают. А пастух дальше развивает его мысль – «Пригляделся я, брат, за свой век и так теперь понимаю, что всякая растения на убыль пошла. Рожь ли взять, овощь ли, цветик ли какой, всё к одному клонится».

Приказчик пытается найти что-то положительное, говорит, мол народ лучше стал, умнее… Но пастух и тут находится, что ответить – «Я так рассуждаю, что бог человеку ум дал, а силу взял. Слаб народ стал, до чрезвычайности слаб». Стал рассказывать про то, сам он на седьмом десятке лет крепок ещё, а сын его хоть умнее, но не справится с тем, что сам старик выдерживает.

В общем, идёт обычное стариковское брюзжание, что раньше всё было лучше, здоровее, крепче, сильнее, а ныне совсем развалилось и грядет конец миру. Вот так, не больше, не меньше – «А всё отчего? Грешим много, бога забыли... и такое, значит, время подошло, чтобы всему конец. И то сказать, не век же миру вековать - пора и честь знать». Представляете, такие разговоры велись 130 лет назад?! Что уж нам про нынешнее время говорить?! С пандемией, терроризмом, глобальными катаклизмами, всемирным потеплением, ядерным противостоянием и т.д. и т.п.

Спросите любого сейчас - в позапрошлом веке с природой лучше дела обстояли? Каждый ответит – Конечно! А вот пастух с приказчиком на примере исчезновения птиц и зверей, высыхания рек, гибели лесов уже тогда говорили о конце мира!... Кажется, что эти бесконечные из века в век разговоры о конце света, грядущем апокалипсисе никогда не прекращались, начиная с древнейших времён.

Фраза – «…И боже, как жалко! Земля, лес, небо... тварь всякая - всё ведь это сотворено, приспособлено, во всем умственность есть. Пропадает всё ни за грош. А пуще всего людей жалко».

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 454

Помните знаменитую фразу монтёра Мечникова из «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова – «Дуся! Вы меня озлобляете. Я человек, измученный нарзаном». В рассказе Чехова «Сапоги» фортепианный настройщик Муркин постоянно повторяет, что он «человек болезненный, ревматической». От чего же пострадал Муркин? Посудите сами.

Коридорный Семён поставил вычищенные сапоги настройщика не в тот номер в меблированных комнатах купца Бухтеева. В результате с утра Муркин остался без обуви. Призванный к ответу Семён сказал, что накануне был выпивши и перепутал, поставив сапоги настройщика в другой номер к актрисе. Когда же Муркин попросил её вернуть свои сапоги, она выставила два сапога на левую ногу, к тому же совсем не его – «порванные, без ушек».

Коридорный смог определить, что данная обувка актёра Блистанова Павла Александрыча, который ночует у актрисы по вторникам. Пришлось Муркину весь день проходить в чужих сапогах, а вечером отправиться в театр, чтобы вернуть свою родную обувь. Тут-то он и совершил роковую ошибку! Знакомый флейтист провёл его за кулисы, и он начал при всех готовящихся в уборной артистах разбираться с Блистановым, который уже нацепил бороду Синей Бороды и был с заряженным револьвером в руках. Тут же присутствовал муж актрисы, которая проживала в другом номере и утром отдала Муркину чужие сапоги.

Легко догадаться, что Блистанов ночевал по вторникам у чужой жены. Поэтому возникла ситуация, когда приходит посторонний человек и предъявляет неопровержимые доказательства его ночёвки с женой присутствовавшего в уборной актёра, загримированного под короля Бобеша. Конечно, Блистанов применяет всю силу своего артистического таланта, чтобы переубедить коллегу – «Ты веришь этому негодяю? О-о! Хочешь, я убью его, как собаку? Хочешь? Я из него бифштекс сделаю! Я его размозжу!»

Так никто и не увидел, догнал Синяя Борода глупого настройщика, когда бежал за ним с револьвером в руках. Но после двух недель болезни Муркин к своим обычным словам "я человек болезненный, ревматической" стал прибавлять еще "я человек раненый"... В принципе, этот несчастный сам виноват, что у него не хватило серого вещества, чтобы сопоставить очевидные факты и переговорить с Блистановым с глазу на глаз. Но тогда не было бы этого рассказа…

Фраза – «И все, гулявшие в этот вечер в городском саду около летнего театра, рассказывают теперь, что они видели, как перед четвертым актом от театра по главной аллее промчался босой человек с желтым лицом и с глазами, полными ужаса».

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 447

Скорее всего, название рассказу Чехов не смог подобрать потому, что устал придумывать к огромному количеству написанных им. А, может быть, данное произведение и заслуживает столь оригинальный заголовок? Или просто Антон Павлович, описывая общественное явление подобным названием, подчеркнул своё отношение к нему? Сколько трактовок авторского замысла теперь можно перебрать…

А в рассказе мы попадаем на корпоратив чиновников конца позапрошлого века. Все подобные мероприятия похожи друг на друга. Двадцать участников наслаждаются роскошными явствами на богато уставленном столе. Все благостны, довольны… «В желудках было жарко, или, выражаясь по-арабски, всходили солнца. Ели и повторяли. Разговоры вели либеральные...» Ещё одна примета любого корпоратива, когда люди, связанные одним местом службы, обсуждают вечные темы – политика, цены, состояние экономики и т.п. И тосты, бесконечные тосты!

«Тосты были шипучие, забористые, самые возмутительные! Я, например, провозгласил тост за процветание ест... - могу я поручиться за вашу скромность?.. - естественных наук».

Обычная корпоративная расслабленная атмосфера. Но всегда найдётся возмутитель спокойствия, желающий подпустить «перцу» в свою речь. Он начинает говорить смелые слова о реальной ситуации и проблемах – «Мы видим… муки, страдания... Кругом кражи, хищения, воровства, грабительства, лихоимства... Круговое пьянство... Притеснения на каждом шагу... Сколько слез! Сколько страдальцев!»

Только эта патетическая речь резко обрывается, как только появляется начальник чиновников. Нет! Он хотел бы послушать, только оратор внезапно сникает и заканчивает здравицей в честь любимого руководителя – «Уррааа! - загорланили все двадцать горл, и по всем двадцати сладкой струйкой потекло шампанское...»

Действительно, когда ещё проявлять безграничную любовь к начальству, как ни на корпоративе, им самим оплаченном и санкционированным.

Фраза – «Один вынул из кармана бумажечку и прочел стихи, в которых юмористически советуется брать с обывателя за смотрение двумя глазами десять рублей, а за смотрение одним - пять рублей, со слепых же ничего не брать».

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 425

В этом рассказе Чехов касается такой деликатной темы, как графоманство. Почему деликатной - спросите Вы. Ну, как же, мы же здесь все, в какой-то степени, графоманы. Каждый, садясь писать рецензию, мечтает написать нечто особенное, что обратит на себя внимание, заслужит лайки и одобрительные комментарии. Вот, например, как это делаю я сейчас :)

Как сказал кто-то очень мудрый, сейчас не помню кто, - "Если можешь не писать - не пиши". Ну, это, если можешь. А, если не можешь? В смысле - не можешь не писать. Что не говори, а приходится признать существование такой серьезной проблемы, как демонстрация довольно большой частью интеллектуально активной публики своих беллетристических способностей. И еще более серьезной проблемой является нацеленность авторского сословия на востребованность, им нужно, чтобы их не просто читали, но и восторгались.

Между прочим, здесь это проявляется далеко не в такой степени, как на Стихи.ру или Проза.ру. Вот там, действительно, авторский серпентарий :)

Вот эту вечную тему и обыграл мастерски Антон Павлович. В роли, бесцеремонно рвущегося к вниманию и востребованности, графомана - мадам Мурашкина. В роли жертвы - милейший интеллигент Павел Васильевич.

Драм здесь целых три!!!

Первая драма - драма, которую написала мадам Мурашкина, и в ходе рассказа самозабвенно читает своему несчастному слушателю, не умеющему отказывать дамам.

Вторая драма - драма интеллигента, доведенного графоманским террором до отчаяния, и воздавшего мучительнице по заслугам тяжеленным пресс-папье .

Третья драма - невнимательность товарища, который под аннотацию рассказа "Драма", на который я пишу рецензию, под кнопкой "Читать онлайн" расположил текст микрорассказа Чехова из 96 слов с тем же названием "Драма".

Если зайти сюда, то можно попасть на страничку той - другой "Драмы", где предупреждают не путать между собой эти два одноименных рассказа.

Я читаю вместе с дочерью то, что она осваивает по программе литературы. Так честно. Чтобы мы могли вместе всплакнуть над чем-то (как, например, над "Му-му"), что-то обсудить, сравнить впечатления и т.д. Так что помимо моих собственных книг из списка "хочу прочитать" передо мной маячит почти вся русская классика. :)

Но Каштанка-то читается живо и легко, между делами! А эмоций — на полдня.

Чехов — мастер текста, у которого каждое слово находится на своем вместе. Чтобы проникнуться завораживающим ритмом и шармом его стиля, нужно потратить немного больше времени;  чувствую, что одной "Каштанкой" я не ограничусь, придется восполнять пробелы и наверстывать упущенное в школьные годы.

Небольшой и чрезвычайно милый рассказ о перемене участи с точки зрения собаки.

Собачьи мысли, желания, радости и печали. И даже собачьи сны.

Собачье преданное сердце, которое повело ее через ряды кресел на галерку, где сидел прежний хозяин, пусть для него она была "насекомое существо" и "недоумение", но хозяин и его сын, люди, "от которых пахло клеем и лаком", были ее первой и главной семьей. Что тут еще сказать.

Один из рассказов Чехов, в котором показана неспособность к выживанию царской России. Всё достаточно обыденно и рутинно. Помещик Волдырев пришёл за справкой и копией с журнального постановления. Казалось бы обычная ситуация, гроша ломанного не стоящая. Безделица. Но чиновник, к которому его направляют, даже не замечает просителя! Волдырев к нему обращается, но создаётся впечатление, что чиновник его не видит и не слышит. Он занят своими делами, гораздо более важными!

«Уткнув свой большой нос в бумаги, он писал. Около правой ноздри его гуляла муха, и он то и дело вытягивал нижнюю губу и дул себе под нос, что придавало его лицу крайне озабоченное выражение».

Даже не просто не замечает, а нагло игнорирует – «Всё не замечая Волдырева, чиновник поймал на губе муху, посмотрел на нее со вниманием и бросил. Помещик кашлянул и громко высморкался в свой клетчатый платок. Но и это не помогло. Его продолжали не слышать».

Конечно же, помещик не вчера родился, не в первый раз ходит по присутственным местам. Он кладёт бумажный рубль на раскрытую книгу чиновника. Опять просит справочку униженным голосом. «А чиновник, занятый своими мыслями, встал и, почесывая локоть, пошел зачем-то к шкапу. Возвратившись через минуту к своему столу, он опять занялся книгой: на ней лежала рублевка».

Кто ходил по чиновничьим кабинетам, сразу узнает ситуацию. Кто не ходил, подумает , что сейчас такого не бывает. Правильно. Нынче всё общение с чиновниками переводят в информационное поле госуслуг, только … Жизнь нельзя загнать в прокрустово ложе бездушной информационной системы. Люди, которые в силу возраста или отсутствия знаний, не понимают, как им действовать, вынуждены обращаться к сомнительным посредникам, в различные псевдоюридические фирмы, обдирающие их «как липку». Чем не замена чиновничьему беспределу?!

А что же Волдырев? Слава богу, ему швейцар подсказал, что надо дать три рубля. Такова здешняя чиновничья такса. И после того, как помещик кладёт трёхрублёвку, с чиновником происходит волшебное преображение - «Очень приятно-с! По Гугулинскому делу-с? Очень хорошо-с! Так вам что же, собственно говоря?» И вопрос решается моментально. Уже не удивляешься тому проворству, с каким чиновник готов в лепёшку расшибиться перед оплатившим услугу клиентом.

Фраза – «Чиновник ожил, точно его подхватил вихрь. Он дал справку, распорядился, чтобы написали копию, подал просящему стул - и всё это в одно мгновение. Он даже поговорил о погоде и спросил насчет урожая. И когда Волдырев уходил, он провожал его вниз по лестнице, приветливо и почтительно улыбаясь и делая вид, что он каждую минуту готов перед просителем пасть ниц».

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 487

В который уже раз в рассказах Чехова возникает тема подписных листов к празднику. Чтобы засвидетельствовать своё почтение, младшие чиновники приходили к ним домой и подписывали листы с поздравлениями начальствующему составу. Целая церемония. В данном рассказе Антон Павлович раскрывает скрытые подтексты этого ритуала. Приходится повторяться, так как об этом уже писал к рассказу «Лист» # 251.

Опять подписание поздравительного листа, на этот раз к Новому году. Несколько человек собрались в передней дома высокого начальника. Один из них, Петр Кузьмич, пугает героя рассказа, что одним росчерком пера может погубить его – «Возьму около твоей фамилии и поставлю закорючку. Росчерк сделаю. Хе-хе-хе. Твою подпись неуважительной сделаю». Герой испытал настоящий страх - «Я поглядел с боязнью и с некоторым уважением на его зловещие глаза... Как мало нужно для того, чтобы сковырнуть человека!»

Таким нехитрым способом можно испортить карьеру человека, выставив его непочтительным перед начальником. Какой простор для творчества подлым людям!

Всё-таки Петр Кузьмич отшучивается, но всё же предупреждает, чтобы герой рассказа помнил, что в любой момент может это провернуть. Подвесил на крючок.

Фраза – «Наступило молчание. Он с сознанием своей силы, величавый, гордый, с губительным ядом в руке, я с сознанием своего бессилия, жалкий, готовый погибнуть - оба молчали... Он впился в мое бледное лицо своими буркалами, я избегал его взгляда...»

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 377

Вот оно как позапрошлом веке было!... Илья Сергеич Пеплов и жена его Клеопатра Петровна, чтобы не упустить жениха, подслушивали, как за дверью в зале происходило объяснение в любви между их дочерью Наташенькой и учителем Щупкиным. И, как это происходит во время удачной рыбалки, Пеплов шептал – «Клюёт!», а жене говорил, чтобы, как только заговорят о чувствах, тут же снимала - «со стены образ и идем благословлять... Накроем... Благословение образом свято и ненарушимо... Не отвертится тогда, пусть хоть в суд подает». Правильный подход! За счастье дочери надо бороться!
Правда, разговор дочери с учителем тоже больше похож на рыбалку. Наташа подозревает его в написании писем для неё, причём почерком как у курицы. Но Щупкин отпирается, а делится опытом воспитания своих учеников - «В чистописании главное не почерк, главное, чтоб ученики не забывались. Кого линейкой по голове ударишь, кого на колени... Да что почерк! Пустое дело! Некрасов писатель был, а совестно глядеть, как он писал. В собрании сочинений показан его почерк». А Наташенька со вздохом сообщает, что за писателя с удовольствием бы пошла, чтобы он ей стихи на память писал.
Тут-то она и подсекает Щупкина, когда он спрашивает – «А ежели я напишу вам поэтические стихи, то дадите тогда ручку поцеловать?» Отвечает –«Велика важность!.. Да хоть сейчас целуйте!» И тут, как только учитель, выпучив глаза, припал к пухлой ручке… Распахивается дверь и врываются родители Наташеньки! Пеплов – «Дети... - забормотал он, воздевая руки и слезливо мигая глазами. - Господь вас благословит, дети мой... Живите... плодитесь... размножайтесь...» И мамаша с благословением!
Щупкин не мог выговорить ни слова - "Попался! Окрутили! - подумал он, млея от ужаса. - Крышка теперь тебе, брат! Не выскочишь!"
Но тут блестяще проведённая операция потерпела фиаско… Мамаша второпях сняла со стены вместо образа портрет писателя Лажечникова. Учитель воспользовался смятением и бежал…
Замечательно смешной рассказ Антона Павловича.
Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 324

Отпуск, нежданный, но какой есть... да и выздоравливать лучше в отпуске... давно я так долго, чтоб с температурой и слабостью, не маялась (уже 4-й день)... да и заразить пытались, больше недели, сначала одна, потом... коллектив дело такое.
Но это всё лирика, как и очередной список к прослушке да в аудио... даже глажка не помогала, а бросала тот утюг, чтоб очередную книгу на пробу включить... как вдруг, в другом уже списке, тутошнем, ЛЛибовском, дошла до известной фамилии и та меня, а не подвела.
Жаль только коротко было, всего на 49:51, угу... нужно снова искать.

Начитал, некто NЕОСФЕРА, вполне прилично начитал.
Произведение, с юмором, пусть и началось то с убийства, с его объявления...
Из описания:

И классик пошалил.
А я, а мне показалось, что помощник следователя Дюковский, это прям я, так же, включив какой детектив, сыплю и сыплю догадками, одна другой "краше".

В общем, пропало тело одного боярина, и был он большим любителем женского пола и этого ему было мало, был он ещё богохульником.
Естественно что такая личина многим могла помешать...
И сестре староверке...
И тем, кому рога понаставил...

В общем и целом, нечто подобное, в развязке той, ожидалось, в духе так сказать времени и паску... воздержусь).