Сочинения в двух томах. Том 1

Плюс книги: можно многое узнать о быте и нравах нашего общества в конце 19-го века.

Минус книги: сам автор. Если читать дозированно, один рассказик в год, то ещё ничего, если больше - сначала самовыражение автора (которое проглядывает сквозь все персонажи и все описания) меня просто озадачивало, потом стало неприятно, потом и вовсе противно. Обилие восклицательных знаков - что в речи персонажей (внутренней и "внешней"), что просто в описаниях и рассуждениях, совместно с очень странной манерой формулирования своих мыслей в какой-то момент начинает дико раздражать.
Если проще - что именно раздражало - эмоциональность. Эмоциональность и манера экспрессии самого Антона Павловича Чехова. Вульгарщина в выражениях (ее реально полно, несмотря на "интеллигентность" происхождения и воспитания автора), общая безвкусица текстов - ни по содержанию, ни по звучанию в них нет красоты, странные кидания в эмоциональные крайности в пределах одной фразы - все это просто буэ. И увы, ВСЁ ЭТО повторяется из рассказа в рассказ.

Так что если Вам эмоциональность Чехова нормально зашла - вы с ним подружитесь, если нет - не мучьте себя, возьмите, как я, Руиса Сафона, и его красотой и музыкальностью слога (даже переводного) перебейте этот ужос от Чехова.

Пора уже нам всем более смело высказываться о "великих фигурах в литературе" и перестать считать их великими априори. Чехов может быть великим в смелости и ироничности описания своего времени, великим в таланте драматурга - но великим Литератором? Я против. Против называния Чехова Великим Литератором, Гением и вообще против неоспоримого и 100% величия кого-либо в чем-либо. У каждого гения и таланта в литературе есть свои косяки и фэйлы. Великих на 100% не существует. А привычка "не замечать" фэйлы из-за величия в отдельных областях осталась с нами со времен культа личности. Эта привычка уже ДАВНО нам не нужна.

Такая вот жалоба на Жалобную книгу.

Замечательный, очень короткий рассказ. Так приятно, что крылатое выражение из него - "Хоть ты и седьмой, а дурак", кажется знакомым с детства. Сколько юмористов после Чехова использовали приём Антона Павловича, делали выписки (сочиняли свои) из различных книг, документов, делясь народным творчеством.
Если покопаться среди отзывов livelib.ru (в том числе моих), можно много очень смешных набрать.
Например – «Мысли для размышлений после прочтения не появились, книга скорее рассчитана на эмоции. Стоит один раз прочитать, но очень сомневаюсь что уже в конце года смогу вспомнить о чем эта книга», «Данная книга совсем не отчитается оригинальностью, она абсолютно пустая, никаких особых рецептов нет, кроме того, что нужно любить деньги и что-то делать», «Если веришь, то исцелишься, если не исцелишься, то умрешь и никому уже не расскажешь, что вера не есть эффективным средством лечения», «Часть первая – это не Пелевин. Не суворовцы, а переодетые нахимовцы. Сборная России по футболу, снимайте коньки – мы вас узнали! Это не Пелевин, это Сорокин!», «в этой книге мне жалко Маргариту так как она погибла на неё наехала машина и сшибла её я б тому кто Маргариту сшиб дал бы 15 лет строгого режима», «в год я могу прочитать 100+ книг, так что до конца осталось не так уж и много) Как это сочетается с тем, что я считаю себя прибабахнутой и порой совершаю по-детски нелепые поступки, уверенная, что буду жить вечно, я не знаю».
У Чехова - "Приношу начальству мою жалобу на Кондуктора Кучкина за его грубости в отношении моей жене. Жена моя вовсе не шумела, а напротив старалась чтоб всё было тихо. А также и насчет жандарма Клятвина который меня Грубо за плечо взял. Жительство имею в имении Андрея Ивановича Ищеева который знает мое поведение. Конторщик Самолучшев".
Фраза - "Кто писал не знаю, а я дурак читаю".
Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 147

По какой-то причине, скорее, конечно же, видимой, сюжетной, «Палата №6», наряду с «Архиереем», считается мрачнейшим произведением АП.
Можно, конечно, как бы и возразить, что у Чехова всё в эдаком вот «жидком лунном счете», который увидел Андрей Ефимыч в первую ночь во флигиле. Светлые пятнышки чеховского юмора, радости труда и простого счастья, - блин, да ещё понапрягаться нужно, чтобы вспомнить.
О, разумеется, есть обобщения, ставшие уже общими местами, известные даже тем, кто никогда не читал первоисточника; обобщения, уходящие в социальное - «Вся Россия - палата №6».

Всё – так, и всё – не так. Как в жизни и бывает. Нет, «не бывает». Это и есть – сама жизнь. Не черная или белая, ни с оттенками и нюансами, нет. Она – черное, белое, цветное, - всё в одном, всё одновременно, всё является всем. Поэтому грань между 20-летним докторским стажем Андрея Ефимыча и помещением его в Палату – достаточно было нескольких минут, когда Никита завел его туда, вручил халат и запер дверь. Всё.

Пустыня. Иванов, Пелевин, Кафка.

Борис Моржов из «Блуды» Иванова (https://www.livelib.ru/reader/fullback34/searchread/w-b-a/%D0%91%D0%BB%D1%83%D0%B4%D0%B0+%D0%B8+%D0%9C%D0%A3%D0%94%D0%9E), Савва Скотенков из «Ананасной воды» Пелевина (https://www.livelib.ru/reader/fullback34/searchread/w-b-a/%D0%90%D0%BD%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D1%81%D0%BD%D0%B0%D1%8F+%D0%B2%D0%BE%D0%B4%D0%B0+%D0%B4%D0%BB%D1%8F+%D0%BF%D1%80%D0%B5%D0%BA%D1%80%D0%B0%D1%81%D0%BD%D0%BE%D0%B9+%D0%B4%D0%B0%D0%BC%D1%8B), молодой человек К. из «Замка» https://www.livelib.ru/reader/fullback34/searchread/w-b-a/%D0%B7%D0%B0%D0%BC%D0%BE%D0%BA), - братья (уж позвольте отослать к моим отзывам, самым для меня дорогим и удачным). Вместе с Андреем Ефимовичем или Иваном Дмитричем Громовым – ещё одним жильцом Палаты – все мои герои живут в пустыне – метафорической, в первую очередь. Поскольку речь всё же о «Палате», а о предыдущих героях я уже писал, давайте посмотрим не социальным, но экзистенциальным, «глазом» на явление героя, как сказал в своем месте Булгаков.

Все мои герои из века 20 – живут, творят, даже исчезают, одиночками. Такой вот «чистый разум», «чистая воля», не «замутненная» такой мелочью, как семья, например. Можно поупражняться в размышлениях, которыми в «Палате» отметился и Андрей Ефимыч, что при рождении человек был вытолкнут во враждебный мир. («В самом деле, против его воли вызван он какими-то случайностями из небытия к жизни… Зачем?» Не напоминает ли это вам, читатель, «родовую травму» Фрейда и – шире – экзистенциальное одиночество почти всей философии 20 века?

Если верно, что самая практичная вещь на земле – хорошая теория, то не справедливо ли обратное: самое практическое и повседневное и есть умозрительное и теоретическое? Давайте свежим взглядом, ну, или почти свежим, посмотрим на Рагина. Ну, хорошо: образование, профессия, ежедневные хлопоты по работе, пусть и в 200 километрах от железной дороги (что же хорошего там может быть, в 200 километрах-то?). Всё так. Книги, размышления, ежедневное пиво и Михаил Аверьяныч. Всё так. Но что же помешало Рагину за 20 лет найти хотя бы сожительницу, не говоря о супруге или жене. Что?
Чего не хватило Рагину=Чехову для такого пустяка? И ведь одинокие доктора, - да они во всей чеховской прозе, литературе, творчестве, - они везде. Чехов делает конструкт, осознанно ли, неосознанно – не важно. Главное – результат. А в нем нет ни семьи, ни женщины, ни детей. А есть та картина мира, созданная мыслью, душой и духом АП, в которой он и видел собственное существование. Он создал тот мир, в котором он мыслит себя, принимает или не принимает пространство, куда, «без его ведома», его вытолкнули.

В психологии есть такой тест, ну, или практическое занятие: пара, один закрывает глаза, второй берет его за руку и водит по какому-то пространству. Смысл действа – чувства, которые испытывает закрывший глаза. Считается, что этот тест – на отношение человека к миру, доверяет человек окружающему, или нет.

Но каков чеховский «мир вокруг»? Например, такой:
«В больничном дворе стоит небольшой флигель, окруженный целым лесом репейника, крапивы и дикой конопли. Крыша на нем ржавая, труба наполовину обвалилась, ступеньки у крыльца сгнили и поросли травой, а от штукатурки остались одни только следы».

Или такой: «Эти гвозди, обращенные остриями кверху, и забор, и самый флигель имеют тот особый унылый, окаянный вид, какой у нас бывает только у больничных и тюремных построек».

Или такой: «Здесь у стен и около печки навалены целые горы больничного хлама. Матрацы, старые изодранные халаты, панталоны, рубахи с синими полосками, никуда негодная, истасканная обувь, — вся эта рвань свалена в кучи, перемята, спуталась, гниет и издает удушливый запах».

Или вот такой: «На хламе всегда с трубкой в зубах лежит сторож Никита, старый отставной солдат с порыжелыми нашивками. У него суровое, испитое лицо, нависшие брови, придающие лицу выражение степной овчарки, и красный нос; он невысок ростом, на вид сухощав и жилист, но осанка у него внушительная и кулаки здоровенные».

Здесь же: «Стены здесь вымазаны грязно-голубою краской, потолок закопчен, как в курной избе, — ясно, что здесь зимой дымят печи и бывает угарно. Окна изнутри обезображены железными решетками. Пол сер и занозист. Воняет кислою капустой, фитильною гарью, клопами и аммиаком, и эта вонь в первую минуту производит на вас такое впечатление, как будто вы входите в зверинец».

А что люди? Люди? Давайте, глянем:
«Смотритель, кастелянша и фельдшер грабили больных, а про старого доктора, предшественника Андрея Ефимыча, рассказывали, будто он занимался тайною продажей больничного спирта и завел себе из сиделок и больных женщин целый гарем».

Или, уже совсем привычные чеховские мотивы: «Даже интеллигенция не возвышается над пошлостью; уровень ее развития, уверяю вас, нисколько не выше, чем у низшего сословия».

Здравоохранение: «… всё больничное дело, как и 20 лет назад, построено на воровстве, дрязгах, сплетнях, кумовстве, на грубом шарлатанстве, и больница по-прежнему представляет из себя учреждение безнравственное и в высшей степени вредное для здоровья жителей».

Что испытывал бы сам Антон Павлович от им же описанного мира, доверившись закрыть глаза и взявшись за руку «другого»?

Неужели весь мир таков? Почти весь, - так у Чехова. «Почти» - это когда всё же говорится о прогрессе в медицине «в последние 25 лет». Но это – исключение, светлое солнечное пятнышко в том самом реальном мире.

Есть ли ещё пятна? Да, есть. Это двадцатилетние(!) размышления Андрея Ефимыча над бренностью и суетой подлунного мира. На самом деле он живет очень «бурной» и очень «напряженной», правда, внутренней жизнью, часами(!) шагая из угла в угол в комнате. Размышления над суетностью всего и превозношение спокойного отношения и к страданию, - хотя бы это позволяет совершенно уверенно говорить о

Буддизме

Разумеется, ни Андрей Ефимыч Рагин, ни Иван Дмитрич Громов, ни даже сам Антон Павлович Чехов вовсе и не подозревали, что этот вечный тип ничего не делающего представителя русской национальной интеллигенции – буддист! Честно говоря, я и сам не подозревал о подобном. Пройдемся по страничкам повести?

«Лишние люди», размышляющие, но вялые и ленивые интеллигенты, дураки и дороги, «противные как крысы и воняющие как клопы чиновники» (М.Е. Салтыков-Щедрин), - это лишь начало списка. Илья Ильич Обломов (Чехов одно время был высокого мнения о романе, а потом «прозрел») – «воплощение» русского типа элиты общества.

Чехов дает и тот же, и всё же несколько иной тип безвольного, скукоживающегося с каждым годом, с каждой «новой» мыслью, интеллигента. Не противящегося злу насилием. 20 лет размышляющего над вселенским Злом, получившим пропуску в городке, расположенном в 200 километрах от всего, не только от железной дороги, но вообще – от всего! Это – край света и последние вопросы этому миру, - всё здесь, в городишке, где, по мнению и АП, и миллионов читателей, нормальный, здоровый человек – Громов, этот последний рубеж падающей под повседневными ударами подлости, пошлости, ничегонеделания, жизни. Рубеж перед возвещающего тщету жизни, а, значит, торжества её антипода – смерти, Рагина. Также признанного сумасшедшим. Признанного кем? Здоровым общественным телом.

Принято считать Рагина опускающимся, возвращающимся к праху, из коего был явлен свету когда-то, типом. Давайте послушаем Андрея Ефимыча. Так ли уж «оригинален»? Только ли ему в голову приходят подобные суждения?

Тезис №1: «на этом свете всё незначительно и неинтересно, кроме высших духовных проявлений человеческого ума.
Ум проводит резкую грань между животным и человеком, намекает на божественность последнего и в некоторой степени даже заменяет ему бессмертие, которого нет. Исходя из этого, ум служит единственно возможным источником наслаждения. Мы же не видим и не слышим около себя ума, — значит, мы лишены наслаждения».

Тезис № 2: «При всякой обстановке вы можете находить успокоение в самом себе. Свободное и глубокое мышление, которое стремится к уразумению жизни, и полное презрение к глупой суете мира — вот два блага, выше которых никогда не знал человек. И вы можете обладать ими, хотя бы вы жили за тремя решетками».

Тезис № 3: «Мудрец, или, попросту, мыслящий, вдумчивый человек отличается именно тем, что презирает страдание; он всегда доволен и ничему не удивляется».

Тезис № 4: «Между теплым, уютным кабинетом и этою палатой нет никакой разницы, — сказал Андрей Ефимыч. — Покой и довольство человека не вне его, а в нем самом».

Вот, собственно говоря, плод двадцатилетних размышлений буддиста Рагина. Нирвана, надмирность, презрение к боли и страданию, - чем декларируемые и, в общем, исполненные Рагиным уже в палате истины отличаются от буддистских? В своей сути – ничем. Кроме одного.

Расположенный в 200 километрах от всего, на краю света и мира, городок – это вовсе не буддийский монастырь. А мещане и крестьяне – не монахи, презирающие страдание и боль. Даже единственный здоровый в городке человек и сумасшедший по совместительству – Громов Иван Дмитрич – антитеза надмирности иного, не буддийского космоса покоя и нирваны, мира. Он может ненавидеть жизнь, но не презирать её: «На боль я отвечаю криком и слезами, на подлость — негодованием, на мерзость — отвращением. По-моему, это собственно и называется жизнью», - говорит Громов.

«А презирать страдания значило бы для него презирать самую жизнь, так как всё существо человека состоит из ощущений голода, холода, обид, потерь и гамлетовского страха перед смертью. В этих ощущениях вся жизнь: ею можно тяготиться, ненавидеть ее, но не презирать».

Что же делать нам, более 1000 лет живущим между динамикой Запада и статикой Востока, сами себя распявшие неопределенностью выбора: умные или красивые? Нам-то как жить?

Антон Павлович 130 лет назад ответил на этот вопрос вселенским скепсисом нормальности сумасшествия.
Спустя эти самые 130 лет, позвольте ответить иначе.

Как нам жить?

Во-первых, регулярно. И это – не пошлость. «Нас мало, нас крайне мало, а самое страшно то, что мы – врозь. Но сердца забывчивых женщин…» - и далее по тексту.

Во-вторых, жить самостоятельно. Это означает только и исключительно одно: подобно тому, как лет 300 назад мы распяли себя на кресте комплекса неполноценности, точно также, можно – в обратной последовательности – снять себя с этого самого позорного креста. Позорного – потому что никто другой, кроме нас самих, не заставлял чувствовать себя вторым сортом. Айда отсель, - как говорят туляки.

В-третьих, читать, размышлять над прочитанным и обожать учителей народов и человечества.

Таких, как Антон Павлович Чехов.

Аминь.

Неожиданно грустным рассказом заканчиваю я 5й том собрания сочинений Чехова. И таки да, неожиданно рассказ ведется от имени женщины.

Да уж, что может быть грустнее несбывшихся желаний и мечтаний, утраченных иллюзий, маячившего, да исчезнувшего в беге дней счастья.. Печальный итог человеческих судеб..

А.П. Чехов «Письмо к учёному соседу» (рассказ, 1880 г.)

Этот рассказ двадцатилетнего писателя всегда печатается первым в собраниях сочинений и всевозможных сборниках Чехова.
Сюжет его можно выразить в одной фразе – безграмотный и глупый, но не замечающий этого, дворянин Семи-Булатов пишет письмо своему «учёному соседу» с намерением познакомиться, чтобы впоследствии вместе по-соседски проводить время.
Язык, которым пишет Семи-Булатов, своеобразен и весьма комичен. Тут важно не только то, ЧТО написано, но и то, КАК выражает свою мысль рассказчик.
И ещё, признаться, мне всегда хотелось увидеть физиономию, которая будет у получателя при чтении этого документа.
Лёгкий развлекательный рассказ начинающего автора.

Тема взаимоотношений мужчины и женщины занимала в творчестве писателя одно из значительных мест. Этот рассказ о несостоявшейся любви. Иван Алексеевич Огнев приезжал в губернский город в экспедицию. Молодой человек пишет работу по статистике. Эта страсть полностью заполняет его одинокую жизнь.Во время сбора материала, Иван Алексеевич жил в доме председателя земской управы.
Гавриил Петрович Кузнецов с бескорыстным участием отнесся к труду столичного ученого и всячески содействовал ему. В гостеприимном доме, Огнев чудесно провел время в обществе Кузнецова и его 21 - летней дочери Верочки. Но работа завершена, и герой покидает этих душевных людей навсегда.
Иван Алексеевич продолжит труд в Петербурге. И со временем эта поездка станет давним воспоминанием. Верочка, провожая гостя ,признается мужчине в любви. Она со всей стратью заверяет его в глубине своего чувства. Ее не пугает,что они будут жить на малые средства в сырой комнате столицы.Девушка считает,что сила любви преодолеет все житейские невзгоды.Но для Огнева,это признание явилось полной неожиданностью,ведь у него нет ответного чувства.Он смущен и испуган и в глубине души понимает,
что любить он просто не способен.
Автор применяет антитезу в описании характеров героев. Нежная и пылкая душа Верочки и бесстрастная натура героя,с душой старика,не способноного к сильным чувствам. В авторской подаче, подобное противопоставление двух крайностей героев, можно прочитать как жизнь и смерть. Любовь это жизнь, а жизнь без любви уже смерть.
Резюмирующая часть моего отзыва- Огнев не способен любить, но у него есть благородство не воспользоваться ситуацией , и не причинить Верочке боль, куда более сильную. А брак без любви никого счастливым не делает.

Я даже не знаю, что сказать после прочтения повести. Я растеряна. А отзыв нужен – это «Игра в классики».
Человек, я имею в виду Коврина, весьма трезво оценивает себя и окружающих касательно той сферы деятельности, которой он занимается, а он, как-никак, магистр каких-то наук. И приходит к выводу, что здесь он достиг большего прочих. Внутреннее довольство собой – разве это плохо?
Все пишут, что это мания величия, помутнение сознания, психическое заболевание. А что, разве мы не ведем диалоги сами с собой, что-то анализируя, упорядочивая в своем сознании? Ну, здесь человек с богатым воображением придумал этого черного монаха, чтобы дискутировать с ним. А с кем еще? С милейшим Егором Семеновичем или милой Таней? У них свои интересы, не менее замечательные, но…
Как тут не вспомнить «Миф о Сизифе» Альбера Камю с его философией абсурда. Жизнь не имеет смысла, потому надо принять абсурд, иррационализм в жизни. Для Коврина таким абсурдом стал придуманный им черный монах. И что плохого в этом? Человек переживал светлые, чудные минуты, с увлечением работал, вроде бы любил – был весел и счастлив. Счастлив! А потом его захотели вылечить. Ну и что из этого получилось, мы узнаем в конце повести – все рушится, все три жизни.
Сложная вещь. «Как счастливы Будда и Магомет или Шекспир, что добрые родственники и доктора не лечили их от экстаза и вдохновения!»

Не только прочитал рассказ, но и прослушал в исполнении неподражаемой Аллы Демидовой. В ее трактовке повествование льётся какой-то плавной, скучной рекой по руслу жизни, не оставляя ни бурных всплесков, ни завихрений, а только кажется, что главная героиня Софья Львовна, 23-летняя жена Владимира (большого) Никитича Ягича, 54 лет, живёт бессмысленно и бесполезно.
Чехов не пожалел свою героиню, описав сначала её любовь к мужу, а затем внезапную страсть к Владимиру (маленькому) Михайлычу, 30 лет, военному врачу, так беспощадно и однотонно, что не возникает сомнений в пустоте её души.
Оба мужских персонажа тоже не вызывают симпатии. Володя большой опытный ловелас. «Он был тогда очень красив и имел необычайный успех у женщин, так что его знал весь город, и рассказывали про него, будто он каждый день ездил с визитами к своим поклонницам, как доктор к больным».
Володя маленький. «Он тоже имел необыкновенный успех у женщин, чуть ли не с четырнадцати лет, и дамы, которые для него изменяли своим мужьям, оправдывались тем, что Володя маленький».
Вызывает интерес и сочувствие только Оля, тётя Софьи, бывшая жена Владимира большого. Она ушла в монахини после замужества с нынешним мужем Софьи. В рассказе постоянно подчёркивается разница в облике и поведении Оли до монашества и после. До – «она была полной, румяной, говорила о женихах, хохотала от малейшего пустяка...» «Лицо у нее теперь было бесстрастное, мало выразительное, холодное и бледное, прозрачное, будто в жилах ее текла вода, а не кровь».
Вообще рассказ о пустоте бесцельно проводимой жизни, скучной и однообразной.
По данному рассказу снят интересный телефильм в 1985 году режиссёром Вячеславом Криштофовичем, в главных ролях: Софья –Ольга Мелихова, Володя большой –Ростислав Янковский, Володя маленький – Олег Меньшиков. Из отзыва о фильме – «Случайный человек со своей случайной жизнью, так свойственный позднему Чехову, нашел свое абсолютное выражение в образах, воплощенных актерами в этой ленте.

И как заключительная метафора — постепенное перерождение красок и цветов в скорбный монохром и распад — тот завершающий штрих грустной прозы Чехова, грустного фильма Криштофовича, как символ печали и бессмысленно прожитых дней в пустой суете мелких будней…

Редкая удачная экранизация, деликатно дополненная деталями самого режиссера, тонкими нюансами, вплетенными в гениальный рассказ Чехова. Рассказ, в чьем неспешном и малособытийном повествовании, внешне очень спокойном, живет тихая драма чеховских героев»( Nitaya).
Фраза – «Через неделю Володя маленький бросил ее. И после этого жизнь пошла по-прежнему, такая же неинтересная, тоскливая и иногда даже мучительная».
Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 066

Рассказ «Верочка» была любимым произведением писателя. Как мне показалось, это объясняется какими-то автобиографическими мотивами.
Конечно, рассказ прекрасен своей выразительностью, великолепным описанием природы, очень тонким и психологически обоснованным выражением чувств двух молодых людей.
Он, Огнев, молодой чиновник, 29 лет, приехал из Санкт-Петербурга в М-скую губернию собирать статистику, почти каждый день бывал на протяжении 4-х месяцев в доме председателя уездной земской управы Кузнецова.
Она, Вера, «девушка 21 года, по обыкновению грустная, небрежно одетая и интересная».
В рассказе описан момент прощания Огнева с хозяином дома, а затем его провожает Вера. В это время она, мучаясь и страдая, признаётся ему в любви. «Теперь она, после того как, объяснившись ему в любви, сбросила с себя неприступность, которая так красит женщину, казалась ему как будто ниже ростом, проще, темнее».
«Плача, смеясь, сверкая слезинками на ресницах, она говорила ему, что с первых же дней знакомства он поразил ее своею оригинальностью, умом, добрыми, умными глазами, своими задачами и целями жизни, что она полюбила его страстно, безумно и глубоко».
«Сказать прямо "я вас не люблю" ему было не под силу, а сказать "да" он не мог, потому что, как ни рылся, не находил в своей душе даже искорки...»
«- Я, Вера Гавриловна, очень благодарен вам, хотя чувствую, что ничем не заслужил такого... с вашей стороны... чувства. Во-вторых, как честный человек, я должен сказать, что... счастье основано на равновесии, то есть когда обе стороны... одинаково любят...»
Трагическая сцена объяснения подробно описана у Чехова с психологическими переживаниями молодых людей. У меня такое чувство, что автор сам пережил что-то очень похожее, а, может быть, я ошибаюсь. Но очень трудно придумать такую непереносимо тяжелую ситуацию для девушки. И столь точно описать тончайшие нюансы движения души Огнева – от стремления разобраться в своих чувствах до обвинения самого себя, «хотя и не понимал, в чем именно заключается вина его».
Напрашивается сравнение с письмом Татьяны из «Евгения Онегина» Пушкина.
Для Верочки этот опыт может привести к тяжелой психологической травме. То, что она немедленно уходит, показывает её как натуру гордую и самодостаточную.
Переживания Огнева тоже серьёзны и показывают его неуверенность в себе – «Ах, да нельзя же насильно полюбить! - убеждал он себя и в то же время думал: - Когда же я полюблю не насильно? Ведь мне уже под 30! Лучше Веры я никогда не встречал женщин и никогда не встречу... О, собачья старость! Старость в 30 лет!»
И отказ его был ужасен – «он так неуклюже и топорно "отказал" ей! Первый раз в жизни ему приходилось убедиться на опыте, как мало зависит человек от своей доброй воли, и испытать на себе самом положение порядочного и сердечного человека, против воли причиняющего своему ближнему жестокие, незаслуженные страдания».
У него болит совесть из-за своего отказа – «ему хотелось найти причину своей странной холодности. Что она лежала не вне, а в нем самом, для него было ясно. Искренно сознался он перед собой, что это не рассудочная холодность, которою так часто хвастают умные люди, не холодность себялюбивого глупца, а просто бессилие души, неспособность воспринимать глубоко красоту, ранняя старость, приобретенная путем воспитания, беспорядочной борьбы из-за куска хлеба, номерной бессемейной жизни».
А, ведь действительно, не всем дано полюбить другого, многие признаются в любви под давлением обстоятельств или сами становятся жертвами общепринятых норм – что надо жениться или выходить замуж. Не так уж далёк Огнев от истины, когда пытается разобраться в своей холодности. За четыре месяца общения с Верочкой он должен был неоднократно замечать её влюблённый взгляд. А значит, он оказался не способен вовремя оценить любовь девушки и предотвратить произошедшую катастрофу. Думаю, что большая часть вины лежит на нём, его душевной чёрствости, нечуткости и эгоизме.
Прекрасный рассказ. Не понимаю, почему Лев Толстой относил его к рассказам Чехова «2-го сорта»?!
Фраза - "У него болела совесть, а когда скрылась Вера, ему стало казаться, что он потерял что-то очень дорогое, близкое, чего уже не найти ему".
Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 051