Михаил Зощенко. Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. Перед восходом солнца

Однажды мой знакомый, профессиональный и очень грамотный психолог, сказал такую фразу: «Все, чего мы боимся, уже с нами когда-то произошло».

Мне понадобилось время, чтобы понять ее смысл. Ведь кажется, что как раз-таки мы боимся чего-то еще не наступившего, мы боимся вероятности наступления этого события! Но оказалось, что нельзя бояться того, чего не знаешь. Все, что вызывает в нас тревогу и панику уже имело место в нашей жизни как негативное событие, просто могло закрепиться в памяти нашей психики не совсем так, как мы этого ожидаем.

Например, если в человеке вызывает тревогу нахождение в большой компании или необходимость куда-то ехать, значит было что-то, какое-то событие, которое случилось с человеком в присутствии большого количества людей или в дороге, психологическое, физическое, любое - что создало в голове неверные причинно-следственные связи. Человек может даже не помнить о том, что именно его потрясло в той ситуации, но психологически закрепится — большая компания = опасность; нахождение в дороге = опасность, и т.д. И такие неправильные связи нужно искать, докапываться до их первопричины и ломать, иначе они рискуют превратиться в огромную проблему для человека.

Вот похожий пример из книги, который нам описывает о себе автор:

Был период, когда меня страшила улица. Я стал избегать ее. Перестал ходить пешком. Поначалу это казалось чудачеством. Однако за этим чудачеством лежала «целесообразность». Дома меньше опасности. На улице – коровы, собаки, мальчишки, которые могут побить. На улице можно заблудиться. Можно потеряться, исчезнуть. Могут украсть цыгане, трубочисты. Могут задавить экипажи, машины. Вне дома – вода, женщина, война, газы, бомбы, самолеты…

Нервные связи соединяли улицу с десятками бед.

Условные доказательства опасности улицы были многочисленны. Улица и опасность стали тождественны. Связь между ними неразрывна. Обилие доказательств привело к финалу – страх и желание избежать улицы. Именно на улице я впервые испытал страх.

Теперь конкретно об авторе и книге.

Михаил Зощенко известен мне, да и, кажется, каждому советскому и постсоветскому школьнику своими юмористическими рассказами про детей и нелепые ситуации, в которые они попадают. Но сам Зощенко оказался не таким уж веселым и легким человеком, как его произведения. Он страдал от меланхолии, депрессии и панических атак, ошибочно принимая вначале их за проблемы физического характера. Но будучи человеком въедливым и не готовым мириться с таким положением вещей, он решил понять причины своей тревоги, неудовлетворенности, грусти, и, по возможности, изменить ситуацию и жить нормальной жизнью. Конечно, в то время не существовало такое количество литературы, популярной информации, психологов и людей, готовых поделиться аналогичным опытом, как сейчас. Все, что преобладало на этот счет в его бытность — учения Фрейда, которые во всех проблемах видели единственно верным сексуальный подтекст.

Тем не менее, Зощенко подходит к своей проблеме очень рационально: в первой части книги он садится и временными блоками (начиная от средних лет и продвигаясь к собственному младенчеству) записывает собственные воспоминания, которые могли потрясти его, надломить, поразить, расстроить, напугать. Будь то потерянная игрушка, безответная любовь или события на фронте Первой мировой. Какие-то десятилетия оказываются абсолютно непримечательными, какие-то — более весомыми. В конечном счете, автор докапывается до сути, до первопричин своих страхов  — и это удивительно, какими нелепыми оказались первопричины и как ложно выстроились причинно-следственные связи для психики, приводящие в панику уже взрослого мужчину!

Разрывая эти условные нервные связи, я всякий раз поражался, недоумевал – как они могли существовать, как могли они действовать. Но они действовали, и в той степени, в какой это было губительно для существования. И тут всякий раз нужен был «разговор с собакой», чтоб уничтожить их.

Я разорвал и уничтожил эти условные связи, принесшие мне столь много бед.

И, разорвав условные связи, я освободился от заторможения, от того патологического заторможения, которое всякий раз возникало при встрече с «больными» предметами.

В основе этого заторможения лежал обыкновенный оборонный рефлекс.

Я не могу сказать, что этот рефлекс исчез полностью. Некоторые симптомы механического порядка остались. Но логика их полностью обезвредила – они перестали сопровождаться страхом. И в силу этого они стали постепенно угасать.

Быть может, для полного их угасания потребуется еще пятнадцать лет. Ну что ж, это в пределах человеческой жизни.

Вторая часть книги уже описывает исследования автора на этот счет, его анализ других известных личностей (Гоголя, Есенина, Толстого, Достоевского, По и др., страдавших похожими симптомами) и каждый раз его теория находила подтверждение. Что говорить, даже я, проверив этот подход на собственном опыте, могу подтвердить его достоверность.

Для меня эта книга однозначно стала открытием. Я взглянула не только на автора с другой стороны, но и на эпоху, в которой он жил, и его современников. Я искренне была рада, увидеть победу автора над собственными страхами, проследить его умозаключения и исследования в условиях ограниченных информационных ресурсов.

Я впервые почувствовал вкус еды, запах хлеба. Я впервые понял, что такое сон, спокойствие, отдых.

Я почти заметался, не зная, куда мне девать мои варварские силы, столь непривычные для меня, столь не скованные цепями

Очень полезная работа и отнюдь не легкое чтиво для вечера. Считаю, что точно стоит к прочтению для людей, страдающих подобными симптомами, желающими найти выход из череды тревог и грусти, докопаться до собственных первопричин, или же просто для людей, интересующихся данной темой.

"речь будет идти о моих молодых годах. Это все равно что говорить об умершем. "

Биографический период в жизни любого человека наступает в момент, когда мозг еще не окончательно поддался старческому маразму, а поэтому - некоторым приходится садиться за писанину с самого детства. Запрещенный в советские годы биографический труд Зощенко последовательно поделен на 4 логических периода воспоминаний с 15 лет, с 5 до 15, с 2 до 5, от 0 до 2. На период "до 0" он, судя по всему, так и не замахнулся. Общество в принципе не приветствует излишнюю правдивость, не только в литературе - в брачных отношениях, судебных процессах, воспитании детей и т.д. Правда в нашей жизни - это некий образ и не больше. Некоторые формы правдивости говорят исключительно о глупости. Всякая же тщательно скрываемая глупость относится с подозрением к глупости явной, потому что опасается ее неискренности. Замкнутый круг. Только за наивного дурачка типа Руссо ("Исповедь" Руссо) можно не опасаться - он в своих фантазиях все равно далеко не уйдет. В случае же с Зощенко все предельно просто - несчастный, но известный человек пытается найти корень своих бед в собственном прошлом. Ищет он, правда, всего лишь логическое утешение для самого себя, но именно это ему было понимать вовсе и не обязательно.

Нашел ли в итоге - об этом никто не знает, но о поисках написал - следовательно ему это было нужно. В результате Зощенко расширил границы допустимого, хотя и не прикоснулся ни к чему запретному. Его искреннее возмущение по поводу цензуры и письма Сталину умиляют. Зощенко вышел на скользкую дорогу малоизвестной в те годы дианетики, вышел самостоятельно, еще и к буддизму приложился исключительно на основании собственных свойств характера. "Освободиться от страданий" - это ни больше, ни меньше новая попытка оправдания для себеподобных, по масштабам как новая концепция православия Булгакова в "Мастер и Маргарите", только Зощенко не дотянул в литературном смысле. А жаль. Как и любой совок (и не только совок), Зощенко искренне считает, что люди приходят в этот мир одинаковыми, эдакими шаблонными заготовками на действующую фабрику. К счастью для Зощенко, гонение христиан в СССР совпало с его попыткой медитаций, а потому даже Горький лживо поддержал его начинание. Тот самый Горький, что питался этими самыми страданиями в своих ранних рассказах да в "Фоме Гордееве". Ну, мало ли кто как чудит в последние годы жизни.

Зощенко пишет просто и понятно. Четкие, короткие предложения, совершенно не связанные со словарным запасом. Оно и верно - загорбулишь тут собственную мысль на пол страницы да такую, что ближе к концу сам не помнишь - о чем изначально писать собирался. Проще нужно быть. Изначально произведение напоминает зоопарк зимой. "Вот это волки. Вернее, клетка из-под волков. Их не видно, им холодно. Это слон. Его держат в теплом погребе, ибо он зимой мерзнет по определению. Но вы знайте, дети, что он где-то есть. А это белый медведь. Он холода не боится, даже в бассейне зимой плавает. Его тоже нет, чего он будет здесь как дурак один сидеть. Купили билеты, поэтому ходите, ищите". На каждой странице минимум пять предложений начинаются с "Я". А в общем же попытки автора понятны, достойны уважения и очень читаемы. Для читателя рай - короткие главы, ясные слова, четкое построение. Как будто в СССР окунулся с головой, лучше белого медведя.

Очень непривычно воспринимать психологическую книгу привычного сатирика. Начитавшись фельетонов и очерков в манере "Крокодила", невольно ожидаешь нечто подобного и в очередном произведении Зощенко. И только тот, кто имеет привычки читать аннотации и синопсисы - только такой читатель будет подготовленным не встретить высоких господ маленького роста, и пьяных товарищей, возвращающихся домой лёжа.

Зощенко задумался, откуда у него депрессия, хандра, сплин, уныние и тоска. И написал об этом художественную книгу. Почти что психологический роман получился, особенно при наличии так называемых (им, Зощенко называемых) новелл о его юности, детстве и даже младенчестве.

Ничего себе память, однако, если сумел достать из её глубин фрагменты о пребывании в занавешенной люльке...

Поражает даже не только и не столько глубина его исследования, при котором он понял, отчего ему снятся вода, тигры и нищие, и какое отношение это имеет к его регулярной депрессии, но и невероятное терпение, с каким автор изучал психическую сторону своей болезни и болезней других людей - болезней, выражающихся физическими недомоганиями, но имеющими сугубо психическую причину и основу. Ещё раз- терпение, методичность, настойчивость - вот главные залоги качества этой книги.

И всё-таки мне показалось, что обобщая собственную теорию, Зощенко несколько перегнул с выводами, касающимися мужской боязни отношений с женщинами. Иногда возникало ощущение, что некоторые его трактовки выведены преимущественно ради опровержения фрейдовской теории и доказательства теории Павлова.

Читать эту книгу нужно не торопясь, размеренно, в спокойной обстановке. Не наскоком. И быть готовым к тому, что самому захочется покопаться в себе, выяснить первопричины повторяющихся снов. Ему регулярно снились тигры, вода и нищие. Мне вот очень часто видится по ночам московское метро и эскалаторы. Ну, какое у меня было в детстве потрясение, если я живу с рождения в Нижнем Новгороде?

Впрочем, если бы покопался, может и нашёл бы. Да вот только нет у меня такого терпения, как у М.М.

Приступая к чтению данной книги , я ожидала гораздо большего. Понятно, что не весёлых и юмористических рассказов, что можно было-бы предположить, зная творчество автора, так как , я думаю, что ни для кого не секрет то, что писатели сатирического жанра, как и клоуны, в жизни совсем не обязательно схожи со своими персонажами и могут беспрестанно сыпать шутками и анекдотами и устраивать забавные розыгрыши.
На протяжении всей книги автор анализирует своё прошлое : детство , юность, пытаясь найти корни своих страхов и постоянной меланхолии, тоски , депрессии. За основу он берёт учение физиолога Павлова И.П. о высшей нервной деятельности и далее развивает эту мысль , подкрепляя свои рассуждения примерами из собственной -же жизни , а также жизни других представителей творческой интеллигенции России и мира. При этом параллельно идёт опровержение теории Фрейда. Но чем дальше я читала, тем больше у меня складывалось ощущение, что автор пытается в своих рассуждениях убедить не только читателей, в данном случае меня, но в первую очередь и самого себя. Повтор раз за разом одних и тех-же мыслей напоминал бег по кругу. Также мне показались сильно сомнительными его воспоминания из младенческого периода детства, которые он вдруг усилием воли и собственными теориями вызвал на поверхность памяти. Так и напрашивается всем известная фраза Станиславского :"Не верю..
Итогом книги и всей теории становится чудесное исцеление писателя. Пусть простят мою иронию те, кому книга понравилась и они смогли почерпнуть что-то для себя. Но это спорный вопрос, так как автор не даёт практических советов и мне кажется, что не все способны вдруг вспомнить всё, что было в детстве , начиная с самого рождения без квалифицированной помощи ..
Я думаю, что большинству людей известно, что все мы родом из детства и многие проблемы взрослой жизни имеют свои корни там. И тут нет особой необходимости в учениях Павлова и Фрейда, чтобы заниматься самоанализом.
Проблема, однако, в том, что если автор нашёл отличный и чудодейственный способ исцеления, тогда почему-же он продолжал страдать приступами меланхолии и впадал в депрессию ?
Поэтому только нейтральная оценка как дань уважения автору и его труду...

Начав читать монолог автора, его погружение в свои воспоминания, я не ожидала, что мне так понравится, тем более, что его литературное художественное меня оставила равнодушной когда-то давно. Но эта книга другая. Она - попытка копаясь в себе и перенося свои ярчайшие воспоминания на бумагу, найти первопричину своей постоянной меланхолии и периодических приступов нервических припадков и депрессии. И как-то невольно включаешься в ту историю, которую автор собирает по бусинке, нанизывая на нитку разные по объему заметочки-воспоминания - создается богатое, в три ряда ожерелье. Начинает он с цикла о своей молодости, заметки небольшие, но довольно емкие. Интересно было узнать, что он воевал в первую мировую, имеет награды. Значимая примета времени - увлечение стихами и лавина самоубийств, два признака серебряного века; а также удивительное для целомудренного казалось бы воспитания и восприятия количество достаточно нецеломудренных связей. Впрочем, деталей тут не ищите, все между строк, невинно, но очевидно. Автор не просто дает зарисовки, но и параллельно рассуждает - где она, первопричина его грусти и неприкаянности, тоски и неумения наслаждаться жизнью. Да и просто жить, дыша полной грудью, с удовлетворенностью от происходящего. Обычно все начинают с начала, по этапам жизненного цикла. Зощенко же уподобился археологу, терпеливо и методично снимает пласт за пластом, двигаясь вглубь своей памяти. Чем глубже, тем меньше и проще по подаче его заметки, но по сути каждая из них, как кусочек мозаики, добавляет свою истину к общей картине. И при этом он для себя адаптирует разработки Павлова, примеряя немного и Фрейда, на этом комбо он строит свой, личный рецепт самопсихоанализа, интересный и персонифицированный. Тот самый случай, когда "помоги себе сам" работает, да еще и позволяет публично исповедоваться этой самой книгой. Интересно и то, что он ставит решение своего вопроса на научные рельсы, научный подход ведь предполагает изучить аналогии, примеры и контекст, чем Зощенко тоже занимается - изучает как других литераторов с подобной проблемой, так и выявленные по ходу свои собственные страхи, мешающие жить и ощущать жизнь полной грудью.
Примечательно еще, что:

Хотя сегодня она не воспринимается как-то чуждо или противоречиво, скорее, очень субъективно, но при этом аутентично дается представление об эпохе. Дойдя до послесловия, я для себя решила, что надо еще раз попробовать погрузиться в библиографию автора, с пониманием его мироощущения и со своим, уже изменившимся жизненным опытом.

Большинство писателей - хорошие психологи, это составляющая таланта, Зощенко удивил меня другим - кроме несомненного писательского таланта, он обладал даром настоящего исследователя, ученого, и живи он в ...другой России, мир вполне определенно пополнился бы еще и значительным авторитетом в области врачевания человеческих душ. Не сложилось. Многое не сложилось и пришло туда, куда пришло.

Однако, в большей мере книга восхитила меня не этим. Накладываясь на современность, она вызывает весьма невеселые размышления, которые тем невеселее, что утраченное не вернуть, историю не поправить и варварство гораздо ближе толпе, чем все вместе взятые высокие идеалы. Это было бы даже смешно, коли не было столь грустно: руководители Управления пропаганды и агитации писали в свое время, что мол "повесть Зощенко чужда чувствам и мыслям нашего народа… Зощенко рисует чрезвычайно извращенную картину жизни нашего народа… Вся повесть Зощенко является клеветой на наш народ, опошлением его чувств и его жизни". Какое жестокое дежавю.
Еще вспоминается незабвенная басня Крылова о мартышке, увидевшей себя в зеркале ("...я удавилась бы с тоски, когда бы на нее хоть чуть была похожа.")

Зощенко пишет о своей юности, первой влюбленности ("— Вообще я полюбила вас напрасно. Решительно все девочки не советовали мне этого делать…"), учебе, о дорогах Первой мировой ("Мне казалось, что я был в аду! В аду я был двадцать пять лет спустя, когда через дом от меня разорвалась немецкая бомба весом в полтонны."), о детстве, младенчестве - он пишет о стране, которую мы потеряли, о культуре, которую утратили (да, это была небольшая пленка на дремучем море, но она хотя бы была), о том новом мире, который и раньше прекрасно себя чувствовал, но теперь просто расцвел буйным цветом повсеместно-неприкрыто:

Я читаю все эти строки. А за окном идет дождь. Я перечитываю зощенковское "Моя работа опровергает «философию» фашизма, которая говорит, что сознание приносит людям неисчислимые беды, что человеческое счастье в возврате к варварству, к дикости, в отказе от цивилизации." ... и мне кажется, этот дождь вечен.
И мы - вечно перед восходом солнца, которое никак не взойдет.

Зощенко я читал мало: основные его вещи, сатирические, меня не увлекли (как не увлек в свое время Довлатов), а сборник детских рассказов - да, прочел, да, интересно.
Эту книгу я не удержался и купил вот при каких обстоятельствах: выбирал подарок другу, решил купить ему те самые не увлекшие меня сатирические тексты (хехе) и в процессе поисков наткнулся на автобиографию. Полистал и понял, что написана она преимущественно в той самой фирменной манере Зощенко - коротко и фрагментарно. И мне стало интересно - а как вообще можно в такой формат вместить автобиографический текст (к словесному мастерству ММ у меня никаких вопросов нет и не было)? Вот я и купил.

• Та часть биографии, которая состоит из упомянутых зарисовок, просто поражает - действительно, получается эдакая высокохудожественная мозаика, которая может считать образцом для заявленного направления. Ярко, метко, глубоко и филигранно. Наверное, автору удалось выдержать оптимальный объем миниатюр - будь их меньше, их бы унесло ветром, будь их больше, читатель бы в них потонул. Кроме того огромная ценность их - помимо близкого общения с писателем - в изображении сложной и переломной для нашей страны эпохи. И людей этой эпохи - в частности, представителей литературного цеха (привет паблику "Писатели критикуют писателей").

• За первой частью, из миниатюр, следует дико тяжеловесная вторая часть - из рефлексии по поводу и психотерапевтических изысканий. И тут, конечно, воля автора - про что писать - и, вероятно, без второй части первая не стояла бы твердо на земле, но в какой-то момент, читатель начинает подгружаться - а читатель-невротик (к коим, увы, отношусь и я) еще и заподозрит во всех этих самокопаниях продолжение того же невроза, который эти самокопания предвозвестил. То есть да, я полагаю, Зощенко боролся с с неврозом невротической же логикой - то есть вышибал клин клином, "обуздав" в некотором смысле свою болезнь - но на определенном этапе читателю становится душно от чисто невротических экспедиций автора в свое подсознание. Да, логика обрушивается на саму болезнь, но при этом все же остается болезненной - скрупулезно и планомерно невротик мастерит лабиринт из выводов и следствий, громоздит их друг на друга, не отстраняясь и не оценивая картину в целом, и наблюдать за этим местами жутковато. Немножко напомнило "Зубчатые колеса" Акутагавы - но японский Чехов просто пробирался через дебри извращенной логики, обдирая в кровь лицо и руки, крича от боли на бумагу, а русский Кафка (как метко заметил Сергей Донатович) все эти дебри самолично развернул перед читателем и вызвался проводником. И да, быть может, кому-то это водительство действительно поможет, но... Впрочем, если поможет - дай Бог.