Ваша оценкаПутевая проза В.Конецкого составляет большой роман-странствие. В первый том вошли первая и вторая его части - "Соленый лед" и "Среди мифов и рифов".
Жанры
Рейтинг LiveLib
4,7
3 оценки
- 567%
- 433%
- 30%
- 20%
- 10%
Ваша оценкаПрочитали 3Хотят прочитать 3
Рецензии
Аноним15 октября 2022 г.Ах, море-море, волна под облака…
Читать далееКнига вторая, «Среди мифов и рифов» (первая прочитана/перечитана чуть ранее). На этот раз Конецкий рассказывает о своей работе на теплоходе «Челюскинец» и затем на корабле науки «Невель». Т.е. под его прицелом и в зоне нашего внимания оказались конец 1968 — первая половина 1969 гг.
Но опять-таки, главным вновь становятся не только путевые заметки и происшествия во время рейсов. Главным, как это вообще свойственно путевой прозе Конецкого, становятся наблюдения и размышления человека умного, думающего, пишущего. Но ведь писатель не только человек пишущий, важно, что он ещё и ищущий, размышляющий. И вот такого рода наблюдениями, размышлениями и поисками и наполнена в том числе и эта книга, вторая книга романа-странствия «За Доброй Надеждой». И читать все эти вещи безумно интересно, хотя вовсе не всегда Конецкий смешит или заигрывает с читателем. Вернее, заигрываний я за ним вообще не заметил. Он просто приглашает читателя к себе на мостик и в каюту и на прогулку и в свои воспоминания. Кому-то всё это нравится, а кому-то, возможно, и не очень. Но я из числа первых.
Если говорить в категориях цвето-световых, то проза Конецкого обладает уникальными свойствами: она одновременно чёрно-белая, почти без оттенков серого, слегка угловатая и контрастная, вот как на иллюстрациях к этой книге. И вместе с тем встречаются в его книгах совершенно фантастической красоты цветные описания. Например:
Сиреневый штиль окружал судно и заполнял каюту – окна у меня были открыты. Из-за вершин гор, причудливый силуэт которых мог бы прийти в голову только великому абстракционисту, поднималось солнце. Оно раскалило до алого цвета треугольник неба, вернее туч, между двумя вершинами. А остальное небо было в лиловой туманной мгле. Вода возле желтого песка низкого берега была бледной, едва голубой. На фоне раскаленного треугольника по склонам гор, образующих его, угольно чернели деревья. В двухстах метрах за окном каюты молчал каменный старинный форт. Его приземистые бастионы скрашивало несколько пальм. Правее, за гаванью, в которой двумя кильватерными колоннами стояли распяленные на бочках и якорях суда, виднелись крыши Порт-Луи. Выделялось белое здание храма с большой статуей посередине. Серая крепость и католический собор.Однако помимо вот этого всего Конецкой не лишает себя удовольствия угостить читателя качественной моряцкой байкой. Байки эти столь полюбились читателям (и издателям), что стали издаваться отдельно в виде рассказов и сборников. В книге первой такой байкой был рассказ о невезучем Альфонсе (с прописной буквы потому, что это имя собственное). А в этой книге предстали несколько историй, объединённых одной общей темой — рассказы Петра Ивановича Ниточкина. Здесь Ниточкин делится с нами рассказом о женском коварстве, ну и историями о психологической совместимости. И вот тут уж наверное не найдётся такого читателя, который хотя бы не улыбнётся.
Что ж, пойдём по Конецкому дальше, ибо пути пройдённого у нас никто не отберёт.
37157
Цитаты
Аноним23 марта 2013 г.Читать далееЕсли считать искренность главным условием художественной глубины и ценности произведения искусства, то от художника требуется исповедь, требуется бестрепетное заглядывание в себя самого, в свое самое интимное нутро, в самый центр противоречий своих мыслей, в самое слабое место души. Но только гении преодолевали в себе то чувство зависимости от чужого мнения, которое мешает среднему художнику написать исповедь, как писали ее Руссо, Толстой, Достоевский. Модернист не имеет сил показать свою исповедь людям, но он, как любой художник, невыносимо хочет этого, понимает – в этом главное в творчестве, но не может. И он выдумывает новые формы самопоказа. Не обычные слова, которыми гениальные реалисты показывали глубину и наготу своих душ, мыслей, а нечто символичное, вторичное. Он не может быть нагим, ему, как Адаму и Еве, уже необходима набедренная повязка. Он тот грешный человек, который не может не стыдиться Бога, ибо откусил яблока. Но что же тогда получается – что право на реализм остается только за гениями? А куда остальным – в «новый роман»?
…
Даже потерявшие всякий стыд литераторы, как бы глупы они ни были, не решатся показать себя в облике положительного героя своего времени.
Нам остается искать положительного героя в окружающей среде. Мы и посметь не смеем искать его в себе самом. Не говорю уже о том, чтобы найти его в себе.
Отсюда лень и робость в изучении себя – обыкновенного себя. Не строителя атомной электростанции, не доярки-ударницы, не космонавта даже, а себя – рядового литератора."Среди мифов и рифов"
060- Аноним23 марта 2013 г.
Иногда тоскливое настроение и грустное зрелище вдруг интерферируют, рождая просветленность. Разве не бывало так с вами на кладбищах?
"Среди мифов и рифов"
056 - Аноним22 марта 2013 г.Читать далее
В Архангельской облака называются «небесья». Темная синева на горизонте перед восходом или заходом солнца – «бусова». Темь от нависших туч – «бухмарь». Когда небо заволакивается облаками, оно «бухмарится». Передовые серебристые и округлые тучки перед грозой зовутся «быками». А есть и «ветряная свинка» – темненькое, как бы в клочки разорванное облачко. Если солнце начинает скрываться за чистыми, белыми облаками, то говорят, что солнце «ушло в замолодь».
И есть еще одно чудесное слово – «лють» – это блестка, искра инея, летающая в воздухе в сильный мороз в солнечный день…"Соленый лед"
048
