
Ваша оценкаЖанры
Рейтинг LiveLib
- 533%
- 40%
- 367%
- 20%
- 10%
Ваша оценкаРецензии
Аноним15 июня 2015 г.Читать далееЧитая роман Трифонова о народовольцах, я часто думал: а что если бы его автором был Достоевский?
Ведь Достоевский хотел написать продолжение «Братьев Карамазовых», в котором Алеша покинул бы свой монастырь, чтобы стать террористом. Условно говоря, в «Бесах» Достоевский хотел показать, как «грязные» люди идут в революцию, а продолжении «Карамазовых» – исследовать, как революционерами становятся святые подвижники. Тема куда интересней. Ведь Петрушей Верховенским руководила только болезненная воля к власти. Как и Нечаевым. Это понятно. Таких ублюдков, хоть и преуменьшенных, мы видим каждый день. А вот Алеша должен был прийти к необходимости политических убийств из соображений самых благородных: от стремления к справедливости и народному счастью. Терроризм должен был стать новым этапом его духовного развития. Но Достоевский не успел воплотить свою задумку (как ни жаль!), и роман о народовольцах-террористах выпало писать советскому писателю Юрию Трифонову. Почти через сто лет.И вот Трифонов берется ответить на вопрос Достоевского: как мирные, нравственно чистые, пропагандисты стали убийцами? Почему тихая дочь губернатора Соня Перовская, которая в середине 60-х годов ела сухари с жидким чаем, чтобы «быть с народом», и выступала исключительно за мирную пропаганду, 1 марта 1881 года расставляла бомбометателей по пути движения царского картежа?
Трифонов объясняет просто, как материалист: внешними условиями.
Прежде всего, неудачей хождения в народ. С этого начинается роман. Трифонов пишет, что к концу 1870-х годов русское общество было в растерянности. Все были чем-то неудовлетворенны. Кто свертыванием великих реформ, кто неудачей русско-турецкой войны, а кто провалом социалистической пропаганды в среде крестьянства. Но главное, правительство, начиная с 1866 года, когда в царя стрелял Каракозов, стремилось задавить революционное движение всей мощью своей репрессивной машины, закрывались журналы, подавлялись студенческие восстания, строились централы, каторжные тюрьмы, ссылались и сажались все без разбору…Но правительство перестаралось, перегнуло палку. В какой-то момент революционеры решили мстить. Первые террористические акты были направлены против конкретных чиновников, которые в приступах административного восторга преступали закон. Они были приговорены к смерти революционным судом. За этими «казнями» не стояло теории, только негодование и потребность возмездия. А потом революционеры решили убить царя, главного русского чиновника. В этой логической цепочке: неудача пропаганды → желание отомстить за товарищей → желание убить царя – чего-то недостает. Простой материалистический анализ Трифонова показывает свою ограниченность. Тут явно есть что-то, что мог разъяснить только Достоевский. Что-то богоборческое, подпольное, какой-то надлом. Одним словом, наряду с холодным анализом Трифонова мне хотелось слышать горячечные проповеди Достоевского. Тогда картина бы сложилась.
В любом случае, Трифонов – прекрасен. «Нетерпение» написано очень плотно и, по-трифоновски, отстраненно. Тут нет излишнего пафоса, только быт. Он, разумеется, сочувствует и полностью на их стороне, но Трифонову хотелось писать «повседневную жизнь террориста» со всеми сомнениями и ошибками, «документальную прозу». И у него, как мне кажется, это хорошо получилось. До Трифонова такие люди, как Михайлов (Дворник), Желябов, Перовская, Кибальчич – были для меня лишь историческими символами. Кто они, я не понимал. Морозов и Тихомиров… Тут – они ожили, обрели голос. Но, странное дело, никто из них не стал героем. Несмотря на то, каждый из членов Исполнительного комитета «Народной воли», по-своему, легенда, Трифонов описал их так, что после прочтения они смешиваются во что-то одно, неразличимо террористическое. Даже Желябов, номинально – главный герой романа, не очень тянет на запоминающегося литературного персонажа. Почему?
Пока я писал эти строки и размышлял вслух, мне пришла в голову смелая догадка. Если посмотреть на трифоновские произведения в целом, становится заметна одна особенность. Говоря грубо, Трифонов не очень-то уважает человеческую личность. Или, скорее, ставит под сомнение принцип свободы человеческой воли. Эта идея является причиной (или следствием) его отстраненного взгляда, его слегка депрессивной писательской интонации. Поступки, которые совершают его персонажи, чаще всего, не являются следствием волевого решения, нравственной позиции. Они совершаются как-то сами собой, втихую, в потоке общей жизни.
Например, герой повести «Дом на набережной» становится предателем не потому, что он плохой, а просто так сложились обстоятельства. Человек, по Трифонову, плывет в потоке жизни и куда-то приплывает, а потом задним числом придумывает оправдание. Герой «Дома на набережной» позорный конформист? Да. Но если бы обстоятельства вынудили его сделать героический поступок, он бы его совершил и остался таким же конформистом. Потому что дело не в нем, а в обстоятельствах. А злодеем он станет или героем – дело исторического момента. В большей степени. Определенные свойства личности, конечно, Трифонов не отвергает, но главное – обстоятельства. То же самое мы видим в бытовушных московских повестях и в «Нетерпении».
Очень важным с этой точки зрения моментом в романе является эпизод, где Желябов, став нелегалом, то есть как бы отрезав себе путь к отступлению, пытается вспомнить, из-за чего он стал революционером. Что, собственно, его, студента филфака, привело к такой странной жизни. Он вспоминает безнаказанные преступления барина в отношении своих крестьян, которым был свидетелем, эпизоды мрачного детства… Но мы понимаем, что это все – объяснения задним числом. Трифонов так пишет эпизод, чтобы мы догадались, что не это сделало Желябова революционером. А что тогда? – Просто так сложилось.
В другом эпизоде Желябов смотрит на Соню Перовскую, говорящую с огнем в глазах, что первоочередной задачей партии является убийство царя, и вспоминает, что ведь еще год назад, в 1979-м, Перовская изо всех сил отстаивала платформу «Черного передела», то есть мирную пропаганду на селе, и называла отчаянных народовольцев – нечаевцами (оскорбление в революционной среде). Как произошла такая трансформация? Соня вполне бы могла привести массу объяснений, спроси мы ее. Но объяснения были бы неподлинными. Все – задним числом. Ответ прост: эта трансформация произошла никак. Или – как-то так. Сложилось. Цепочка внешних обстоятельств.
Возвращаясь к Достоевскому, определенно можно сказать, что Федор Михайлович ни за что не принял этот трифоновский фатализм, который притворяется материализмом. Для Достоевского, как для мыслителя христианского, свобода человеческой воли имела определяющее значение. Все его герои действуют исключительно по своей упрямой воле. Это превращает их в ярких литературных персонажей. Иногда – фантастических, но всегда очень самобытных. За каждым стоит теория, за каждым стоит личное правдоискательство. Может быть, на материале народовольцев Достоевский раскрыл религиозные истоки русского «народолюбства», сформулировал бы что-то в духе веховских идей. Интуиция, что в террористы должен пойти расстрига-Алеша, дает нам возможность такого предположения. Однако все это лишь догадки.
Напоследок теоретический момент.
Еще одна мысль, которая не покидала меня во время прослушивания романа: КАК они могли так ошибаться?
Дело в том, что в начале 1880-х годов народовольцами была сформулирована теория террористической борьбы. Основным ее создателем выступил Николай Морозов (Воробей). Именно тот Морозов, который просидел 20 лет в одиночной камере и создал там труд, содержащий новую хронологию мировой истории. Морозов писал, что цель политических убийств двоякая: во-первых, революционизировать общество. Простые русские люди все еще считают царя помазанником божьим и благоговеют перед высшим начальством. Цель убийств – десокрализировать престол и начальство. Показать, что они такие же люди, что убивать их, грубо говоря, можно и нужно. Вторая цель – запугать правительство и тем самым заставить его идти на уступки революционной партии: «дезорганизовать, деморализовать и принудить к удовлетворению требований». Прежде всего, остановить политические репрессии, начать конституционную реформу и так далее.Народовольцам не очень нравились идеи Воробья. Прежде всего, своей безнравственностью. Нельзя убивать только ради устрашения. Это, уж точно, нечаещина. Убивать можно только преступников, тех, кто заслужил. Кроме того, каждое политическое убийство и каждое покушение на императора приводили почему-то не к уступкам со стороны испуганного правительства, а ко все более широким репрессиям и ответному напору. Да и общество как-то не очень революционизировалось. Многие симпатизировали революционерам, это правда, но никому не нравилось почти военное положение, в котором оказалась Россия благодаря мятежниками: цезура, накат на культуру и образование, закручивание всех и всяческих гаек… кому от этого стало хорошо?
И вот народовольцы решили сменить тактику. Сосредоточить все силы для одного убийства. Главного. Одно убийство решит все проблемы. Почти все террористы разделяли точку зрения, что убийство царя приведет к коренным изменениям в жизни русского общества. Что на следующий день – Россия проснется новым государством. Желябов, Перовская, Михайлов, все, были убеждены, что после извлечения замкового камня русского самодержавия, старая власть в России рассыплется и будет неминуемо передана народу. Им казалось, что убийство царя повлечет за собой созыв Учредительного собрания, представляющего пропорционально все сословия русского общества, и это собрание установит новую власть на демократических принципах…
КАК они могли так заблуждаться?
692,4K
Аноним17 февраля 2018 г.Читать далееНу наконец-то оценила Трифонова.
Красиво пишет. Здорово. Атмосферно. В том смысле, что погружает тебя в тот воздух, которым дышит, о котором пишет. Погружает так, что не вырвешься. Вот, к примеру, столько времени прошло с прочтения повести "Дом на набережной", а ассоциации: яд, смрад, металлический скрежет - они никуда не исчезают, проявляются при упоминании автора или того самого Дома.
Трифонов - автор советской эпохи.
Замечательный автор. Как один известный критик говорит: "Глубинный". Очень глубинный. Добраться довольно сложно, да и не факт, что копаешь в том месте, где зарыто.
После "Дома на набережной", "Обмена" сложился портрет автора:
Когда-то счастливый по рождению молодой человек вынужден приспосабливаться к обстоятельствам, маленькими шажками наступать на себя, на свои принципы, потому что жизнь такая, время такое, страна такая...
А жить-то хочется. Просто жить, дышать.
Даже в череде компромиссов стараться оставаться собой. Это очень читается в текстах. Прямой конфликт добра и зла, порядочности и непорядочности - все это как бы ширма, закрывающая почти исповедь автора.
Собственно, и добро, и порядочность в указанных вещах Трифонова при внимательном рассмотрении оказываются больше иронией по отношению к таковым понятиям.
И жизнь - не счастьем, а стремлением к благополучию.
Если вспомнить героя "Дома на набережной", самое его появление, то портрет очень красноречиво характеризует автора и его иронию по отношению к герою, но, скорее всего, к себе: Обрюзгший немолодой человек, у которого жизнь удалась, не хватает только самой малости - красивой дорогой вещицы в дом. Да и то, не для себя старается, а токмо по велению супруги приходится кланяться грузчикам из магазина. Всю жизнь компромиссы и внутренняя несвобода, страх не быть, страх не иметь, страх не жить.
Отчаянное желание быть.
И чувствовать себя победителем. Потому что все умрут, а он останется. - это уже из рассказа "Победитель". Но, в принципе, и по отношению к другим вещам верно. Кто-то кого-то предал, кого-то продал. да и что. все умрут. а он останется.
Это оставшееся дурно пахнет, гадко выглядит.
Автор как будто даже разделяет позицию героя - Победителя. "я думаю о том, что можно быть безумнейшим стариком, забывшим умереть, никому не нужным, но вдруг – пронзительно, до дрожи – почуять этот запах горелых сучьев, что тянется ветром с горы...", но вдруг понимаешь, что это еще не все, еще не самый последний слой. За этим - безысходность. В данном случае реабилитирующая автора.О реабилитации.
В общем-то, в работах Трифонова смешались очень сильные, но как бы затушеванные эмоции: презрение к человеку и оправдание его же, того самого советского человека (и себя самого в том числе, наверное).
Всё хотелось сравнить Трифонова с Алексиным, и в чем-то они действительно схожи, но Алексин в свое время выбрал достаточно безопасную нишу - детскую литературу. Наверное, это было замечательное укрытие от реальности.
Трифонову не повезло. Негде было прятаться от Большого брата, приходилось на него работать. Показывать любовь и преданность при том, что ненавидел он его всей душой. Трагедия еще и в том, что и уехать-то он из страны не мог, чтобы издалека, подобно Набокову (кстати, еще один брат Трифонова по несчастью и по перу), ненавидеть родину и тосковать по ней.
Из одной работы в другую переходят герои Трифонова - бедные-несчастные советские люди. Слабые и подлые, но подлые не по характеру (редко когда по характеру), а по обстоятельствам. Всем найдет оправдание автор, всех пожалеет, т.к. жизнь такая, не они такие. Но вот тошно автору в этой подлости, невыносимо.
Наверное, Алексинское почти нечитаемое презрение к людям и одновременная жалость к ним же, но как бы жалость свысока - это позволяло автору дистанцироваться от непринимаемого, чуждого, тем самым сохранить собственное достоинство.
А Трифонову куда, если такой же как все. Вернее, чувствовал себя таким же. Не хуже и не лучше.
И все-таки оно в нем есть - достоинство Трифонова в том, что он, при всех похожих исходных данных, не стал Набоковым. Все-таки сохранил какую-то непереносимую тоску, из которой выхода нет, но которая оставляет что-то человеческое в человеке.401,3K
Аноним3 января 2020 г.Читать далееЮ. Трифонов - один из любимейших, но эмоционально сложнейший для меня автор. Я не возьмусь рецензировать ''Нетерпение'', ибо знаю, что если начну - получится полный мучения реферат, под завязку забитый состраданием как императорской убитой России, так и нарождающейся партии нового типа. Чем старше становлюсь, тем больше колеблюсь, за кого я, тем больше соболезную и красным, и белым. И те, и другие - свои, русские, и тем, и другим было свойственно им характерное величие. И, к сожалению, с обеих сторон хватало мерзкой, пачкающей нелюди... И сторон, скорее всего, было больше, чем две.
Отмечу только, что для меня этот роман - точка отсчёта для изучения 2 важнейших глобальных тем предыстории русской революции: 1) история провокаторства как подспудной болезненной линии во всё время существования русского революционного движения (линия от Нечаева через Ивана Окладского, личность эта гнусно- трагическая очень выпукло описана Трифоновым, и Дегаева вплоть до Азефа, Гапона и Р. Малиновского), 2) история творческого долголетия некоторых великих мыслителей, начавших свой путь с народовольческого движения - Н. А. Морозов (1854 - 1946), Л. А. Тихомиров (1852 - 1923), В. Н. Фигнер (1852 - 1942), Г. В. Плеханов (1856 - 1918)... и многие, многие другие. Трифонов очень интересно описывает теоретический спор Морозова и Тихомирова о тактике революционно- террористической борьбы против царизма. Тихомиров скорее за усиление иерархического принципа организации партии, за активизацию целевого террора против царя как личности, Морозов скорее против, ибо опасается бюрократизации партии, боится омертвения партии в постоянных заговорах и организации убийств. Тем интереснее поворот, происходящий с героями за рамками трифоновского романа - Тихомиров пишет покаянное письмо правительству и становится талантливейшим православным проповедником и писателем на уровне В. С. Соловьёва. А Морозов после того, как группа Желябова и Перовской смогла осуществить убийство Александра 2, получил пожизненное заключение в Александровском равеллине, отсидел в одиночке 25 лет, вышел после революции 1905 года, не принял большевистскую революцию Ленина, стал кадетом, но продолжал заниматься наукой при большевиках, написал огромную семитомную антихристианскую монографию (это, конечно, очень плохо, но у великих людей и ошибки великие, широк русский человек), ДАЛЕЕ ВНИМАНИЕ!!! - будучи 86- летним старцем с 1941 года как снайпер воевал на фронтах Великой Отечественной войны.
Титан русской истории, но как мне кажется, ныне его очень мало и плохо знают.211,9K
Цитаты
Аноним26 июля 2019 г.Читать далееГордость Мафусаила! Пережить всех. Победить в великом жизненном марафоне: все, кто начал этот бег вместе с ним, кто насмехался над ним, причинял ему зло, шутил над его неудачами, сочувствовал ему и любил его, – все они сошли с трассы. А он еще бежит. Его сердце колотится, его глаза живут, он смотрит на то, как мы пьем виски, он дышит воздухом сырых деревьев февраля – окно открыто, и, если он повернет голову, он увидит в глубоком, густо-синем прямоугольнике вечера дрожание маленькой острой звезды серебряного цвета. Никто из тех, кто когда-то побеждал его, не может увидеть этой дрожащей серебряной капли, ибо все они ушли, сами превратившись в звезды, в сырые деревья, в февраль, в вечер.
7612
Аноним20 июня 2013 г.…Ложь есть тоска без исхода, а правда, даже самая ужасная, убивающая, где-то на самой своей вершине, недосягаемой, есть облегчение.
5636

























