Ваша оценкаВынужденные обитатели "Берггофа" - немцы и русские, итальянцы, голландцы и англичане - создают здесь свой медлительный, полусонный ритм жизни, ничего общего не имеющий с суетой внизу.
Прогулки в горах и чревоугодие, любовные интриги и бесконечные разговоры на философские, научные и прочие "отвлеченные" темы, - все ведет их к потере чувства времени, блаженному созерцанию окружающей природы и dolce far niente - сладостному безделью.
Что это? Неизбежные последствия болезни или попытка уйти от д...
Жанры
Рейтинг LiveLib
4,1
305 оценок
- 543%
- 434%
- 319%
- 22%
- 11%
Ваша оценкаПрочитали 365Хотят прочитать 163
Рецензии
Аноним6 июня 2025 г.+
Читать далееБольшой роман Томаса Манна рассказывает о жизни швейцарского туберкулёзного санатория "Волшебная гора", который располагался в горах. Манн любил Толстого и Достоевского, поэтому не скупился на объём своих романов. Думаю, как раз любителям творчества вышеназванных писателей полюбится и опус Манна. Я читал его долго, порциями, при этом читал с интересом и всеми теми чувствами, какие возникают, когда книга интересна.
От первой до последней строки романа проходит лишь одна линия - главного героя. Все, кто окружал его за время пребывания в санатории, потихоньку растворились по самым разным причинам. Растворился и сам герой. но об этом читатель узнает при чтении. Как у любого санатория в те времена, пребывание там было забегом на выживание. Кто-то выздоравливал, кого-то побеждала болезнь. Для кого-то жизнь там стала именно что жизнью: люди лечились там годами. При этом было ли это долгое пребывание оправданным - вопрос открытый. Но главный герой Ганс за эти годы тоже изменился. Он увидел и смерть, и любовь, и одиночество, и безрассудство. Медицинский санаторий стал санаторием общественным, потому что жизнь в нём была в некотором смысле сгущенным, хотя и неспешным, подобие той, что была внизу. В этой жизни прошло всё то, чем интересовалось европейское общество в начале XX, что входило в моду, о чём говорили и какие судьбы мира предрекали.
Эта детализация и наблюдательность, объединившая Манна с нашими писателями, делает роман увлекательным, но в то же время некоторым испытанием для нетерпеливых. Поэтому я, безусловно, его рекомендую прочитать, но нужно быть готовым в долгому плаванию, которое будет вознаграждено и поводами поразмыслить, и хорошим послевкусием.
2278
Аноним3 декабря 2013 г.Читать далееВ альпинизме, как известно, выделяют стремительный альпийский и медленный гималайский стили восхождения.
На вполне себе альпийскую «Волшебную гору» Томаса Манна я, несомненно, взбираюсь в гималайском стиле: с основательной осадой вершины, длительной акклиматизацией и установкой промежуточного лагеря.
Короче говоря, я одолела первый том и нуждаюсь в хотя бы непродолжительном отдыхе и переведении духа.
Обстоятельная, неторопливая и даже величественная книга.
В ней явственно ощущается дух века девятнадцатого:
…ВЕК, что век закончил свой
Без войны без мировой,
Без вселенских сует…
Наверное, дело именно в этом – люди еще не срубили в гигантской мясорубке мировой войны миллионы жизней.
Жизнь ценна, и чужая, и собственная.
Пациенты легочного санатория неспешно, смакуя каждый день, проживают свои жизни.
Смерть стоит у порога каждой комнаты этого санатория, а они обильно кушают, часами выполняют процесс лежания, длительно рассуждают на темы от анатомии до религиозных постулатов.
Ответ на вопрос «Любите ли Вы музыку?» столь обстоятелен, что ответом уже не является.
Путь от первого взгляда до признания героя в любви занял почти год времени и весь первый том романа, а само признание потонуло в омуте многостраничного монолога.
Ну все, я передохнула. Снова в гору.Игра в "Классики", 2-я заявка, 3 ход
18266
Аноним31 июля 2016 г.Читать далееЧтение под девизом " Надо же когда-нибудь ознакомиться". Упоминаний "Волшебной горы" много в культурно-перекрестных отсылках, для меня самые яркие: "Витки" Желязны и "Ветер крепчает" Миядзаки. Если учесть, что знакомство с "Витками" в моей личной хронологии датировано началом девяностых, девиз приобретает дополнительный оттенок настоятельности.
Это было краткое вступление, перейдем к самой книге.... А они ему, значит, и говорят: что-то ты бледный, тебе бы отдохнуть немного, а потом уже за работу. Да кстати, твой кузен сейчас как раз в туберкулезном санатории лечится, съездил бы навестил по-родственному и сам бы поправился маленько.
Если бы этот роман вместо "Ребенка Розмари" написал Айра Левин, коварный замысел родственников по избавлению от племянника-сироты был бы неназываем, но ощутим. Впрочем, в любом из вариантов авторства немецкий вьюнош Ганс Касторп ничего такого не думает и отправляется навестить кузена Иоахима. Санаторий ведь, а заболеваемость туберкулезом, как известно, в руце божией.
Прошу прощения, что сбиваюсь на ёрнический тон, но Ганс Касторп раздражал меня с самого начала. Своей незамутненной "квадратностью". Сказали учиться на инженера - учился, сказали поехать - поехал, сказали надо лечиться... но это я вперед забегаю.
Рассказывают ему, что зимой трупы из санатория спускают на бобслеях, он возмущается цинизмом собеседника. Прилетели из соседнего номера звуки бурной личной жизни - фу, какое скотство. Кто-то опоздал к обеду и громко хлопнул дверью - да как так можно! Человек дышит одним легким - Что? Разве так бывает? Фу-ты, смехота какая!
Ганс Касторп настолько преувеличенно нормален, что это уже переходит в особый род ненормальности.
Сказали ему, что у него "очажок" в легких и следует в санатории задержаться - остается. Ни малейших сомнений и - тем более- мыслей, что врач может как минимум - заблуждаться, а как максимум - поддерживать самоокупаемость платного санатория. ( Кстати, обе эти мысли в обтекаемых формулировках высказал Сеттембрини, чем снискал мои симпатии).
Лечение в описанном санатории, на мой взгляд, способно здорового, но некрепкого, человека быстро загнать в больные. Бодрая прохлада нетопленых комнат и стакан холодного молока на ночь мне ангину обеспечили бы гарантировано. Гансу, пока он лежит с простудой, даже питья теплого не приносят. Просто уложили и ждут, пока само пройдет. То ли главврач санатория - опасный мономаньях, кроме туберкулеза ничему значения не придающий, то ли автор никогда не страдал простуженным горлом и слабо представляет себе, то ли такова политика отбора пациентов - не справится с простудой, значит, от туберкулеза загнулся бы точно, незачем силы тратить.
Ощутив, что автор, кажется, не на его стороне, герой берет себя в собственные руки. Ганс Касторп начинает навещать лежачих больных и есть в этом, что-то по-правильному правильное. В атмосфере всеобщего размеренного распорядка в сочетании с обреченным отбыванием неопределенного срока лечения и развлечений от нечего делать он находит себе дело. Пусть в душе он немного рисуется перед самим собой, а всё-таки - молодец.
Кроме того, наш юноша принимается читать книги. Немалая доля интересного в "Волшебной горе" - в вековой давности восхищении успехами естественных наук. Дрожь изумления при взгляде на рентгеновский снимок, описание патогенеза туберкулеза, удивленные восклицания по поводу химического состава человеческого тела ( сплошная химия и столько воды, вообразите!) и пренебрежительное, мимоходом, упоминание о каких-то там белках, которые, да, тоже присутствуют, и безответный вопрос: так что такое жизнь, откуда она?
Ночь, Ганс Касторп на своем балкончике, закутанный в одеяла и спальник, листает книги, ищет ответы и словно бы парит над заснеженной долиной.
Сцена восхитительная по настроению, но автор обломил мне читательский кайф, не сделав на этом окончание тома, а приписав празднование Рождества и всякие там серебряные карандашики.16497
Цитаты
Аноним3 июня 2011 г.Читать далееВедь фактически смерть больше затрагивает остающихся, чем уходящих; ибо знаем мы эту цитату или нет, но слова некоего остроумного мудреца сохраняют для нас и теперь свой полный внутренний смысл: пока мы есть, смерти нет, а когда есть смерть — нас нет; таким образом, между нами и смертью не возникает никаких конкретных связей, это такое явление, которое нас вообще не касается, и лишь отчасти касается мира и природы, почему все создания взирают на нее с большим спокойствием, хладнокровием, безответственностью и эгоистическим простодушием.
8313,8K
Аноним12 апреля 2015 г.Читать далееВ сущности, странная вещь – это «сживание» с новым местом, это, хотя бы и нелегкое, приспосабливание и привыкание, на которое идешь ради него самого, чтобы, едва или только что привыкнув, снова вернуться к прежнему состоянию. Такие временные отклонения включаешь в основной строй жизни как интермедию, для разнообразия, для того чтобы «поправиться», то есть для обновляющего переворота в деятельности организма, ибо при однообразном течении жизни организму грозила бы опасность изнежиться, обессилеть, отупеть. В чем же причина этого отупения и вялости, которые появляются у человека, если слишком долго не нарушается привычное однообразие? Причина лежит не столько в физической и умственной усталости и изношенности, возникающих при выполнении тех или иных требований жизни (ибо тогда для восстановления сил было бы достаточно простого отдыха), причина кроется скорее в чем-то душевном, в переживании времени – так как оно при непрерывном однообразии грозит совсем исчезнуть и настолько связано и слито с непосредственным ощущением жизни, что, если ослабевает одно, неизбежно терпит мучительный ущерб и другое.
Относительно скуки, когда «время тянется», распространено немало ошибочных представлений. Принято считать, что при интересности и новизне содержания «время бежит», другими словами – такое содержание сокращает его, тогда как однообразие и пустота отяжеляют и задерживают его ход. Но это верно далеко не всегда. Пустота и однообразие, правда, могут растянуть мгновение или час или внести скуку, но большие, очень большие массы времени способны сокращать само время и пролетать с быстротой, сводящей его на нет. Наоборот, богатое и интересное содержание может сократить час и день и ускорить их, но такое содержание придает течению времени, взятому в крупных масштабах, широту, вес и значительность, и годы, богатые событиями, проходят гораздо медленнее, чем пустые, бедные, убогие; их как бы несет ветер, и они летят. То, что мы определяем словами «скука», «время тянется», – это скорее болезненная краткость времени в результате однообразия; большие периоды времени при непрерывном однообразии съеживаются до вызывающих смертный ужас малых размеров: если один день как все, то и все как один; а при полном однообразии самая долгая жизнь ощущалась бы как совсем короткая и пролетала бы незаметно. Привыкание есть погружение в сон или усталость нашего чувства времени, и если молодые годы живутся медленно, то позднее жизнь бежит все проворнее, все торопливее, и это ощущение основывается на привычке. Мы знаем, что необходимость привыкать к иным, новым содержаниям жизни является единственным средством, способным поддержать наши жизненные силы, освежить наше восприятие времени, добиться омоложения этого восприятия, его углубления и замедления; тем самым обновится и наше чувство жизни
. Ту же цель преследуют перемены места и климата, поездки на взморье, в этом польза развлечений и новых событий. В первые дни пребывания на новом месте у времени юный, то есть мощный и широкий, ход, и это продолжается с неделю. Затем, по мере того как «сживаешься», наблюдается некоторое сокращение; тот, кто привязан к жизни, или, вернее, хотел бы привязаться к жизни, с ужасом замечает, что дни опять становятся все более легкими и начинают как бы «буксовать», а, скажем, последняя неделя из четырех проносится до жути быстро и незаметно.
Правда, освежение чувства времени действует несколько дольше, и когда мы возвращаемся к привычному строю жизни, оно снова дает себя почувствовать; первые дни, проведенные дома хотя бы после путешествия, воспринимаются как что-то новое, широко и молодо, но очень недолго: ибо с привычным распорядком жизни сживаешься опять быстрее, чем с его отменой, и когда восприятие времени притупилось – от старости или от слабости жизнеощущения, при котором оно никогда и не было развито, – это чувство времени опять очень скоро засыпает, и уже через сутки вам кажется, что вы никуда и не уезжали и ваше путешествие только приснилось вам.78497
Аноним26 августа 2011 г.Время – иллюзия, его течение в формах причинности и последовательности – лишь восприятие наших органов чувств, особым образом построенных, истинное же бытие вещей – это неподвижное «теперь».
478,7K
Подборки с этой книгой
Мудрейшие наставники
- 72 книги
Моя книжная каша 3
- 14 928 книг
Аудиокниги в исполнении Вячеслава Герасимова
- 298 книг
Книги немецких авторов 20-21 веков
- 72 книги
Українські переклади лауреатів Нобелівської премії з літератури.
- 210 книг
Другие издания
