Ваша оценкаМигель Отеро Сильва, известный венесуэльский писатель, автор романов `Лихорадка`, `Пятеро, которые молчали`, `И стал тот камень Христом` и т.д., наряду с Астуриасом и Карпентьером, Рульфо и Фуэнтесом, Варгасом Льосой, Гарсиа Маркесом и Кортасаром, определяет линию латиноамериканской прозы 50—60-х годов XX века. Роман `Когда хочется плакать, не плачу` посвящен молодым, их поиску своего места в мире, тем, кто, подобно христианским мученикам, идет на смерть ради отстаивания собственных идей и убеждений.
Жанры
Рейтинг LiveLib
3,8
153 оценки
- 537%
- 429%
- 324%
- 26%
- 13%
Ваша оценкаПрочитали 163Хотят прочитать 535
Рецензии
Аноним6 августа 2024 г."...в конце концов оставили наедине с его тихой яростью и восходящим солнцем."
Читать далееКнига начинается в Древнем Риме времён императора Диоклетиана. Император, кстати, очарователен - очень немногословно, и очень по-римски описывает своё время и себя:
я, приняв бразды правления, твердо решил сделать два дела: восстановить расхлябанную империю и умереть в собственной постели с императорскими сандалиями на ногах — последнее было куда труднее, учитывая предыдущие события.
я не был Нероном и руки у меня не чесались зря крошить людей.Читатель с ходу встречается с четверыми римскими легионерами, которых зовут Север, Севериан, Карпофор и Викторин. Они - христиане, а в силу своего "служебного положения", имеют информацию, что их община, прячущаяся в катакомбах, сегодня-завтра будет уничтожена. Сначала парни просто шатаются по городу, слушая
песни неаполитанского трубадура, который бродит от стола к столу, — неизбежное бедствие любой римской таверныи не участвуя в спорах, как так вышло, что римские гладиаторы снова проиграли миланским со счётом 1:3. Потом всё становится гораздо серьёзнее, хотя многие описания продолжают стараться улыбаться:
Севериан, стоя на четвереньках, нащупывает светильник, прилепившийся в том месте, где ему и полагается быть, зажигает его по всем правилам зажигания светильника в начале четвертого века нашей эры (подите узнайте, как это делалось!), и они начинают свое благословенное блуждание по лабиринту мрачных галерей.Словом, предупредить они не успели, а оказались там как раз вовремя, чтобы доблестно погибнуть, защищая свою веру. Через какое-то время были канонизированы. В этой истории точка.
Далее начинается история в совсем другом времени и на другом краю земли: в Каракасе, в день по святцам - Викторино, три женщины рожают мальчиков. Мамы встретятся только в самом конце книги - а мальчики не встретятся никогда...
Мать, Мама и Мамочка - и три Викторино, у которых совершенно разные, но трагические судьбы. Один - преступник, грабитель, беглый заключённый, второй - мальчик-мажор, так и не нашедший смысла в жизни, тем более, что единственная девушка, которую он способен полюбить - двоюродная сестра, а значит - любовь под запретом, третий - сын революционера и сам революционер, только время интеллектуальной революции кончилось, и наступило время налётов.
Стилистика книги очень своеобразная, мысли персонажей текут, плавно переходя в авторские замечания, поэтому читать надо внимательно, чтобы не потерять ниточку. Юмор присутствует, но он горький и чаще всего относится к самому автору, к примеру, как в фразах после шикарного описания "улёта" беглого Викторино, добравшегося до подельников:
Романист называет ее «Cannabissaliva», или кайф, или гашиш — чистая литературщина, — и почти не знает, как она действует на человека, о чем он лишь читал в одной брошюрке, посвященной отравлению ядами.Язык выразительный, метафоры поистине латиноамериканские:
попробовал суп, который мать приготовила из овощей и любви
Его прошло-настоящая жизнь мелькает перед ним с несусветной быстротой, в дьявольском темпе фильма, который крутится назад, с шелестом наматываясь на бобины проектора; дни разлетаются пушинками секунд, километры — стружками миллиметровТрагедия молодых людей, по разным, но создаётся впечатление, что стандартным для Венесуэлы, причинам оказавшихся вне жизни, печалит, и вообще вся книга грустная, несмотря на то, что иногда хочется улыбнуться. Да и как иначе, если
чужая жизнь стоит два сентаво, не больше. Собственная жизнь стоит четыре сентаво, чуть больше.86455
Аноним3 июня 2013 г.Читать далееБыла у меня школьная подруга, которую с детства называли "маленькой страрушкой". Была она тихая, спокойная, рассудительная, уроки не прогуливала, всегда знала, как поступить, и всегда поступала правильно. Это, кстати, передаётся по наследству: её сын - вылитый маленький старичок. Не то что он ботаник, не встаёт из-за учебников, вовсе нет: и единоборствами с детства занимается, и учится так себе. Но нет в нём какой-то искры, жажды жизни, всё он делает словно нехотя, словно по инерции. Меня это расстраивает ужасно, а ещё больше расстраивает, что я вижу таких детей и молодых людей всё чаще.
Герои романа Сильвы как раз следуют пушкинскому "блажен, кто с молоду был молод". Нерастраченной энергии, жизненной силы, иногда просто откровенной дури в них через край. А куда без этого? Можно ли повзрослеть, не перебесившись? Или тогда сразу попадаешь в маленькие старички? Они спешат любить, коряво, как умеют, но кто специалист в любви в восемнадцать лет? Они ввязываются в самые рискованные авантюры, проверяют на прочность себя и других, совершают глупости и ошибки. Они полны
юношеской неистовой ярости, которая требует обратить все в прах и пепел, чтобы строить справедливость на чистом месте, начиная с нуля.
Только представления о справедливости у них совсем разные. Но тут уже вступает в свои права социальное: воспитание, влияние семьи, ценности, унаследованные у родителей или старших товарищей. Объединяет их одно:
Молодежь латиноамериканских стран — это вулкан, который не погасить словами.
Молодость - это время, когда рисковать необходимо. Только риск в Венесуэле 60-ых - дело неблагодарное, смертельно опасное. В России же 2010-ых места для риска практически не осталось, вот и становится маленьких старичков всё больше. Я не знаю, что лучше.P.S. Роман великолепен
82742
Аноним10 июня 2019 г.Жизнь взаймы
Читать далееЕсть в жизни много маленьких смертей,
скрывающихся в трубке телефонной…Е. Евтушенко, «Голубь в Сантьяго», 1978
Есть затасканное выражение, гласящее, что историю пишут победители, кроме одного исключения – Гражданской войны в Испании. Думаю, что в ряд исключений можно добавить и Латинскую Америку скопом, ведь костяк местной культуры составляют красные авторы, того или иного оттенка, так или иначе воспевающие проигравших левых. Поимитируем Пинк Флойд – кто продолжит список? Амаду, Маркес, Галеано, Бенедетти. В этом плане забавнее читать ренегата Льосу, который начинал в континентальной тенденции, а затем старательно перекрасился, чем понравился окружающему миру и вроде бы получил порицание в родных краях.
Отеро Сильва из плотного мейнстрима. Активист коммунистической партии, эмигрант, сенатор в спокойные годы. Проза его такая же мейнстримная, чего греха таить, с крайне узнаваемым даже в переводе синтаксисом, напоминающим магический реализм, что когда-то владел умами русскоязычных читателей, только без магии.
По большому счету прелесть книги в том, что она создает фон. Ведь я вряд ли ошибусь, что до Чавеса кто-то что-то всерьез знал о Венесуэле. Еще одна латиноамериканская страна, край бешеного богатства и баррио, города контрастов и прочие клише. Впечатления о континенте в целом часто внешние - в широком разбеге от путешествия на «татре» до Грэма Грина . А Отеро Сильва придает этой стране для внешнего читателя глубину, пытаясь по крайней мере сделать точку на карте живой, населенной людьми.
Не могу обойтись без спойлеров, ведь именно в жестко заданной сюжетной рамке гнездится высокий человеческий пафос романа (а в Латинской Америке к пафосу все еще относятся довольно серьезно, без заметной иронии). Римские мученики (рассказ о них можно назвать лучшей частью романа, особенно если вы не любите концептуальность) мужественно погибают под пытками и тем самым вносят свои имена в святцы. В один день 1948 года в Венесуэле рождаются три мальчика, которых нарекают именем одного из мучеников (остальные римские имена больно уж экзотичны). Они принадлежат к разным социальным мирам – «цветная» беднота, белая элита, интеллигентская прослойка. Их жизни служат авторскому замыслу раскрыть социальную историю страны с 1948 по середину 60-х. Предсказуемо? Да. Не слишком оригинально? Да. Любопытно? Тоже да.
Мне интереснее всех был интеллигентский отпрыск, ибо через него можно перекинуть мостик к нашей с вами культуре (остальные главные герои слишком функциональны, что преступник поневоле, что богатей-козел). Отец интеллигента – старый коммунист, вечно сидящий в политических тюрьмах и при очередной смене режима в стране, во время краткосрочной либерализации, когда его на пару лет выпускают из кутузки, жадно впитывающий новости из одной далекой северной страны. Что за спутник там запустили, как прошел XX съезд. Отпрыск же – городской герильеро, постоянно спорящий с отцом (когда тот не сидит), горящий идеями Мао (и ревнующий кубинцев к их успеху, как же так, какие-то сахарные ребята обогнали страну нефти?). Раскол носится в воздухе, раскол чего-то прежде монолитного. Хотя и этот юнец не забывает о Коллонтай, Маяковском и Шостаковиче, тогда эти имена имели вес и в Латинской Америке. Кстати, об именах, в начале своего тягучего рассказа, пребывая еще в 1948, Отеро Сильва упоминает торжественную речь маршала Тимошенко 7 ноября. Интересно, почему именно Тимошенко нашел такой отклик в южном Новом Свете? Ведь есть и знаменитый колумбийский партизан с таким псевдонимом.
Далеки мы от этого кипучего и живого мира, мира расовых отличий, переплетающихся с классовыми, мире налетов обычных преступников и идейно мотивированных налетчиков, мир горячей любви. Для меня это было порой слишком шаблонно, но не лишено познавательного интереса – что там у них было до Каракасо и мятежа Чавеса.
Содержит спойлеры744,5K
Цитаты
- Аноним2 июня 2013 г.
Одного французского инженера задержали на площади Боливара в женской одежде, он даже не забыл надеть дамские панталончики и бюстгальтер. На вопрос полиции ответил: «Одно и то же надоедает. Всю жизнь таскать брюки! Скука смертная!»
11663 
Аноним23 октября 2014 г.Правительственные войска сожгли селение и казнили трех крестьян, подозреваемых в сотрудничестве с партизанами. Партизаны расстреляли двух крестьян, которые показывали дорогу правительственным войскам. Пяти крестьян как не бывало.
10378
Подборки с этой книгой
Азбука-классика (pocket-book)
- 2 451 книга
Известные писатели и пенитенциарная система
- 923 книги
Латиноамериканская литература. Латинская Америка
- 225 книг
Подборка по игре Ламповый флэшмоб 2018!
- 2 136 книг
Смерть ребёнка.
- 124 книги
Другие издания
