Ф. М. Достоевский. Собрание сочинений в 9 томах. Том 1. Бедные люди. Двойник. Белые ночи. Неточка Незванова. Село Степанчиково и его обитатели

До глубины души очень пронзительное произведение Федора Михайловича Достоевского. В столь юном для писателя возрасте 25-лет, написать могучее по силе пера роман, который с каждой новой перепиской между главными героями все более и более сжимает твое сердце.

С самых первых страниц книги, ты буквально становишься неким почтальоном между этими двумя "бедными людьми", который получая их письма, вскрывает их, и лезет в чужую жизнь. Так я себя чувствовал читая "Бедные люди". Наблюдая за изменениями жизни (точнее ухудшениями) главных героев, невольно, ты уже сам начинаешь себя представлять в таком же положении. Достоевский нам рассказывает о людях, которые находясь в глубокой бедности, пытаются выживать в такие жестокие времена, как питье обычного чая с сахарком - наивысшая сладость. И читая такие произведения, ты начинаешь понимать, то как нужно беречь и откладывать деньги на черные дни. Никогда ведь не знаешь, когда они придут.

Неужели же могут жить под таким звёздным светлым небом разные сердитые и капризные люди?

Роман про сильную влюблённость и обреченность молодого очень одинокого мечтателя-фантазёра. Это короткая насыщенная чувствами история не "лёгкая", не "чистая", не "светлая" и не какая-либо синонимично подобная, на мой взгляд. Но она и не грустная, ни в коем случае не грязная и не отяжелённая чем бы то ни было. Это сентиментальный роман, который едва ли оставит кого-то равнодушным, даже того, кто принципиально избегает подобный жанр.

Оставил неоднозначное впечатление об одиночестве и чувствах, о преданности и вере, о любви в частности. Здесь нет места умилению или жалости, восторгу или разочарованию. Роман содержит больше смысла, чем кажется после первого прочтения. Прочтения ли? Скорее уж первого ознакомления.

Пока что более слов найти не могу. Размышлений роман породил очень много, оформить бы их. Это талант. Как Достоевский это сделать - становится мечтой.

Возможно, так же как и мне, главный герой кому-то ещё покажется унылым и нудным. Тогда моя оценка 4/5 будет понятна.

Сентиментальный роман меня немного озадачил с начала, я уж было подумал, неужели в творчестве Д., есть что-то светлое и радостное, что-то без щемящей грусти и тоски, что-то оптимистичное? Но нет, к концу все стало понятно и обиженный одинокий человек появился, все стало на свои места. Да и концовки другой (уже после прочтения понял) не могло быть, именно такое окончание романа единственно верное для серьезного произведения.
Вот многие не любят Д., за то, что он слишком мрачен, интересно, в каком мире живут эти люди?
В повести продолжается тема мечтателя, одинокого, простого, слабого человека который бродит вдоль берегов Невы и витает в своих розовых облаках, с которых так любит их скидывать автор. В данном случае он представляется сладкоголосой сиреной, которая заводит путника (читателя, персонажа) в чертоги надежды и потом сбрасывает его вниз на острые камни реальности.
Персонаж Настеньки, в один момент мне показался продолжением развития образа Неточки Незваной, только немного повзрослевшей, но это чувство было мимолетно. Может потому что обе девушки в своей любви так преданы и самоотверженны.
Повесть атмосферная, так и хочется погулять в рассветный сумрак по улочкам Питера и хоть немного прочувствовать тот Петербург, по которому когда-то гулял Достоевский.

Одна из первых повестей Достоевского в какой-то мере мне кажется отображает основные мотивы его более поздних произведений, а именно проблема маленького, затравленного человека. Где-то в мире 19 века в бескрайней, заснеженной квартире живет маленький чиновник Голядкин, живет тихой и как ему кажется добронравной жизнью, но вот случается нечто что пошатывает мир Голядкина. В один день он встречает своего двойника, не только по внешности, но и по имени, фамилий и отчеству и тот сначала втеревшись в доверие к «оригиналу», начинает постепенно замещать его и в жизни и на службе. Будучи человеком 19-го века и к тому же крайне деликатным Голядкин долгое время лебезит и никак не может поверить в происходящее, до последнего он надеется, что все наладится и двойник поймет, что он невежливо задвигает Голядкина, но тот действует как все наглые люди.
Интересен язык повести, с множеством речевых оборотов и недоговорок, повторений и акцентов на несказанном, сразу и безоговорочно понимаешь, что автор, даже в начале своего творческого пути в полной мере обладал даром слова, хотя многие современники упрекали Достоевского за излишнюю растянутость произведения.
Но в целом повесть не понравилась, хотя плохой я ее тоже не могу назвать, еще не тот Достоевский, произведения которого мне нравятся своей глубиной и психологизмом.

Моё общение с Достоевским всегда протекает ужасно медленно и мучительно: то Преступление и наказание с температурой под 39 со странной электронной музыкой на фоне и отчего-то полным эффектом присутствия, то чтение Идиота исключительно на рассвете при тщетных попытках уснуть, то Униженные и оскорблённые, из которых я отчего-то помню только спасение девочки.
Двойник не стал исключением, в новинку было только полное ощущение того, что в руках у меня совсем не Достоевский, а самый что ни на есть Гоголь. Но Николай Васильевич в моих глазах никогда не был таким гиперболистом, каким предстал Достоевский: доведённые до гротеска низкие\беззащитные и\или страдающие люди, без просвета и надежды на благополучный исход, без даже иллюзий на свет в конце этого душного, тесного и неприятного тоннеля его произведений.
Раздражение - всё, что я обычно испытываю по отношению к героям: от слов и поступков до банального нежелания или неспособности ими увидеть (кажется такому умному тебе) вполне очевидные вещи. Для восприятия чего-либо приходится практически переступать через жуткое нежелание продираться и дальше сквозь "и неизвестно ничего? — покамест еще нет-с. — а послушай... того... оно, может быть, будет известно? — потом, разумеется, может быть, будет известно-с."
Проблема такой преувеличенной передачи всего самого неприятного и низкого в характерах (чем грешили многие, почему-то вспомнился Горький) здесь же отчего-то вылилась во мнительность не только в Голядкине, но и уже во мне: мозг подсказывает, что Яков Петрович, кажется, несколько не в себе, однако верить в это совершенно отказываешься: здесь все и каждый (!) не в себе.
Стоит отдать мастерству Достоевского должное: в Двойнике я впервые прочитала с такой точностью переданный поток человеческих мыслей - абсолютно нескладный монолог с только лишь самому человеку понятными причинно-следственными связями (от слов "Ведь вот: как поступить, господи бог мой? И нужно же было быть всему этому!"). Такие фрагменты обычно не прочитываются внимательно, они проглатываются и проходят где-то фоном ровно так же, как, полагаю, эти мысли пролетали бы в голове у вечно переживающего Голядкина-старшего. Настолько близко литература до Достоевского к изображению мысленного процесса не добиралась, и вот здесь-то он обошёл всех на пару шагов вперёд.
Психологически тонко, с несколько даже несвоевременным для 1846 года сюжетом, актуальным ближе к 21 веку (Бойцовский клуб и все-все-все) - это, безусловно, заставляет признавать дар Достоевского. Но как же тяжело, как же мучительно сложно не утонуть в этом потоке сознания.

Очень характерное произведение для Достоевского. Многое из того, с чем у меня ассоциируется его творчество, здесь представлено в концентрированной форме. Это не имеющая шансов прекратиться депрессия, близкая грань сумасшествия, скрупулёзное, многократно возобновляемое описание переживаний героев и, конечно же, серый, холодный Петербург. В начале повести, при описании бала у Олсуфия Ивановича, у меня была надежда, что вдруг, вопреки всему, «Двойник» окажется произведением остроумным, легко воспринимаемым, возможно даже остросюжетным, однако сразу же, после того как главного героя вытолкали из дверей, Достоевский снова стал тем, каким мы его любим. ИМХО, Фёдор Михайлович предметам, которые с творчеством связаны постольку поскольку – общественным отношениям, психологии, политике иногда жертвует своё писательское мастерство, по которому с ним может сравниться разве что Гоголь.