Туман

Волнение, вызванное бурей, а потом полицейскими и пожарными сиренами, растерянность, которую средний американец всегда испытывает при нарушении электростабжения, атмосфера нарастающей напряженности, все это вдруг заставило людей зашевелиться.

Что-то шло мимо, лишь это я могу сказать с уверенностью. Отчасти потому, что туман позволил разглядеть детали только мельком, но я думаю, с таким же успехом это можно объяснить и тем, что некоторые вещи мозга человека просто не приемлет. Бывают явление настолько тёмные и ужасные — равно как, я полагаю, и невероятно прекрасные, — что они просто не могут пройти через крошечные двери человеческого восприятия.

Мешает моё последнее воспоминание о ней: я вижу её в мягкой соломенной шляпе, в садовых перчатках, на дорожке к нашему маленькому огороду, а позади неотвратимо накатывает с озера туман.

В этой женщине есть что-то ядовитое. И если людей пугать достаточно сильно и долго, они пойдут за любым, кто пообещает спасение.

Дети так приспосабливаться, что это иногда просто пугает.

Дети видят всё, на что падает их взгляд, и слышат всё, что находится в пределах слышимости. Но если жизнь — это рост сознания, тогда она ещё и сужение восприятия.

Знаете что такое талант? Проклятие ожидания. И надо суметь сжиться с ним ещё в детстве. Если вы можете писать, вам кажется, что Господь создал вас, чтобы превзойти Шекспира. Если вы рисуете, вам кажется... Мне казалось, что он создал меня, чтобы превзойти отца.

Оказалось, я не настолько хорош. Я пытался стать таким, даже больше, чем следовало.

— Там дальше, с миссис Терман, — ответил я. — Занимаются рукоделием. Они уже прошли человечков из персиковых косточек, маски из пакетиков и яблочных кукол, а теперь мистер Маквей показывает ему, как делать маленьких трубочистов.

На груди у Хэтти Терман, высокой, худощавой женщины с красивыми рыжими волосами, в которых только-только начала появляться седина, висели на цепочке с орнаментом очки — такие очки, как я понимаю, с полным правом могут носить лишь женщины средних лет.

Я поймал взгляд Олли и увидел в нём спокойную безнадёжность, которая хуже, чем страх.