Убийство, которое совершает каждый

В процессе чтения постоянно пыталась определить для себя жанр читаемого, но так и не пришла ни к чему. Можно было бы предположить, что это детектив, потому что есть преступление и есть расследование, но автор не развлекает нас, как развлекают детективы, не стремится создать интригу, увлечь. Мы заранее знаем разгадку и неспешно движемся по повествованию. К тому же само преступление обнаруживается в середине книги, а до этого мы узнаем нашего главного героя, следуем за ним через его детство и юность. Как у Моэма в «Бремени страстей человеческих», только здесь не «бремя страстей», а «бремя бесстрастия», потому что герой – настоящий австриец, ему не свойственны сильные переживания и события в его жизни четко упорядочены и предопределены.

Это вообще книга о предопределенности судьбы. В какие-то моменты мы способны выбирать курс, но от этих поворотных точек все заранее предсказуемо. Попытка увидеть логику судьбы, рассматривая отдельно взятую человеческую жизнь.

Встречаются огрехи перевода. «Посередине же, совершенно одинокое на этой серо-зеленой равнине, высилось тут и там гигантское дерево…» или «…окружающая, еще неведомая среда подлежала изнасилованию в такой степени, какая раз и навсегда лишала ее слова.» и вот еще: «…звучала оглушительно дудевшая музыка…», а вот нелепица, принадлежащая не знаю кому, то ли автору, то ли переводчику: «…прямо ему под нос, подобно взрыву, выскочили груди»… Есть такие предложения, чью корявость легко можно объяснить неграмотностью переводчика, чаще всего это бессмыслица, видно, что кто-то старался сформулировать перевод, но у него ничего не вышло – он то ли неверно понял какое-то слово и оттого перекосилось всё предложение, то ли просто поленился попытаться собрать предложение в единое смысловое целое и написал первое, что пришло в голову. А бывает, что не поймешь – то ли это автор, то ли переводчик. Еще позабавило, что в первой главе мать главного героя «на целых двадцать три года моложе своего супруга», а потом в этой же главе отец героя «в свои сорок лет взял за себя двадцатидвухлетнюю девушку».

Этот роман, на мой взгляд, как дорогое вино для любителей интеллектуального чтения. Повествование очень спокойное, выдержанное, с тонкой иронией и необычайно подробное в психологическом портрете главного героя. Такая форма оказывается очень коварной для читателя, т.к. усыпляет его бдительность, утомляет подробностями и в конце романа делает его совершенно неподготовленным к ошарашивающему финалу. (Так было со мной).
Происходит это потому, что основной сюжет, как выясняется в конце романа, детективный. Поэтому пытливый читатель, сопоставляя многочисленные факты из жизни главного героя, начиная с его детства, сможет разгадать основной замысел автора уже в третьей части романа (всего 4).
Ничего более о романе писать не буду. Пожелаю только не упустить возможность его прочитать.

Заявленный в аннотации к книге «сплав романа воспитания с детективным сюжетом» сразу же привлекает внимание. Общеизвестно, что роман воспитания – это рассказ о взрослении человека, о становлении его личности и характера на фоне внешних обстоятельств. Рассказ, по законам жанра отягощённый бытовыми подробностями, нединамичный, и, таким образом, изначально не предусматривающий каких-либо детективных коллизий. Тем интереснее проследить, каким образом удалось (и удалось ли) автору «вплавить» туда детективную интригу.

Уже с первых страниц становится ясно, что перед нами – типичный Bildungsroman. Герой, Конрад Кастилетц, до определённого возраста Кокош, живёт с родителями в провинциальном немецком городке. Провинциальном настолько, что начало первой мировой войны видится его обитателям исключительно через призму военных учений. Детство и юность Конрада протекают со всеми их радостями и горестями. Впрочем, случаются и забавы. Например, участие в затее напугать пассажирку, едущую в соседнем купе поезда – эпизод, ничем не примечательный в ряду других курьезных семейных историй, уже ставших известными читателю. А между тем эта «чудовищная идея» являет собой начало ожидаемой читателем детективной истории. И, чувствуя, что такое начало полностью растворяется в общей ткани повествования, автор вскоре опять возвращает к нему читателя и устами Лоренца Кастилетца, отца Конрада, говорит о «глупом озорстве, которое могло повлечь за собой величайшее несчастье». Позднее выясняется, что так оно и было, а пока читатель продолжает следить за судьбой героя, который тяжело переживает смерть матери, оканчивает техникум и едет в «один южно-немецкий город средней величины», где устраивается стажёром на текстильную фабрику. То есть, идиллический роман воспитания на этом, собственно, и заканчивается, трансформируясь в так называемый «роман испытания», в котором, испытывая героя на прочность, автор, как правило, должен провести его сквозь череду событий, на детективный характер которых так надеется читатель. И автор продолжает понемногу развивать детективную линию романа, весьма, впрочем, своеобразно. Говоря о характере Конрада, он, прибегая к контрасту, переключается на людей совершенно другого типа, этаких авантюристов, меняющих «цели жизни намного чаще, чем киргиз меняет рубашки». Рассуждая в общих чертах о судьбе безымянного студента-медика, «который делается…кем-то вроде машиниста «подземки», автор словно бы поверяет читательскую способность запоминать третьестепенные детали повествования. Ведь тогда в поезде именно студент-медик дал Конраду в руки зловещий реквизит – насаженный на трость человеческий череп – для того, чтобы напугать едущую в одиночестве даму: дождавшись, пока поезд войдёт в тоннель, показать ей череп в окне купе. Но если учесть, что единственной «приметой» того студента была его попутчица, какая-то белокурая девушка, то автор не зря беспокоится за читательскую память.

Тем временем, очередными вехами в жизни Конрада становятся работа на текстильной фабрике и знакомство с семейством родного брата фабриканта, Роберта Фейка, младшая дочь которого, Луизон, несколько лет назад погибла в поезде от руки так и не найденного убийцы. Сообщая этот факт, автор, по сути, обещает читателю наконец-то вплотную заняться детективной интригой. И выполняет своё обещание: отныне Конрад, на которого эта история произвела поистине неизгладимое впечатление, уже никогда не сможет отделаться от мысли о неведомой ему Луизон Фейк. Более того, он даже заявляет обер-комиссару полиции о своём намерении на правах родственника умершей (Конрад женится на Марианне Фейк, старшей сестре Луизон) «на свой страх и риск расследовать это дело», подсознательно ощущая, что «это дело» становится для него буквально делом всей жизни. На очередном этапе своего «расследования» Конрад удостоверяется в том, что Луизон Фейк погибла в том самом поезде, в котором он и его случайные попутчики шутки ради пытались напугать одинокую пассажирку. Смутное чувство причастности Конрада к смерти Луизон Фейк, зародившееся у читателя при первом упоминании об обстоятельствах этой смерти, постепенно перерастает в уверенность. Но для абсолютной уверенности на страницах романа должен появиться хотя бы ещё один из участников той необдуманно жестокой затеи. И автор вновь, теперь уже более настойчиво, позволяет себе напомнить о незадачливом студенте-медике, который работает машинистом в берлинском метро. Собственно говоря, это развёрнутое напоминание предваряет собой рассказ о деловой поездке Конрада в Берлин. Читатель, который уже знает, что «дело» у Конрада теперь может быть только одно, с готовностью наблюдает за тем, как он, что называется, в свободное от основной работы время «отрабатывает версию» с Генри Пейцем. Этот тип, в своё время задержанный по делу об убийстве Луизон Фейк, был отпущен за недостатком улик. Но те «улики», которые Конраду удаётся найти в ходе своих изысканий, свидетельствуют как раз о непричастности Пейца к убийству. И автору не остаётся ничего другого, как вновь, на этот раз уже искусственно, перекрестить пути двух параллельно существующих героев, главного и эпизодического. Случайно увидев из окна своей кабины Конрада на платформе одной из станций, Ботулицки – так зовут бывшего студента-медика, а теперь машиниста, – подходит к Конраду в вагоне метро со словами: «Вы, должно быть, меня не помните?» Что называется, сразу и без обиняков. Правда, недоумение читателя отчасти компенсируется наконец-то полностью открывшейся ему картиной гибели Луизон Фейк. Во время той роковой поездки Луизон Фейк стояла у открытого окна купе и вдруг, увидев невесть откуда взявшийся череп, резко пошатнулась от испуга, из-за чего наполовину оказалась снаружи окна. При этом она ударилась головой об один из выступов вплотную подступающего тоннеля, что и стало причиной её смерти. Всё это Ботулицкий и его белокурая спутница случайно увидели из коридора через стеклянную дверь купе Луизон Фейк. Трагическую гибель этой заочной героини автор сопровождает пропажей дорогих украшений. При тогдашнем осмотре места происшествия была найдена всего лишь пустая шкатулка. Теперь же выясняется, что, стоя у открытого окна, Луизон, оказывается, держала в руках шкатулку, «содержимое которой она с удовольствием рассматривала». От резкого движения при испуге всё содержимое шкатулки вылетело наружу и рассыпалось. Собственно говоря, Конраду доводилось кое-что слышать об излишнем пристрастии Луизон Фейк к драгоценностям. Якобы помешанная на драгоценностях Луизон повсюду возила их с собой и щеголяла ими без меры. Но как увязать эту малосимпатичную черту Луизон Фейк с её романтическим благородно-возвышенным образом, занимающим всё большее место в душе Конрада? Возвышенным настолько, что «сражавшийся за Луизон» художник-парижанин Дерэно вдохновился на написание доброго десятка её портретов, причём, «всё это были великолепные картины, в его лучей манере». И он ни за что не желал с ними расставаться. Не желает расставаться с портретами Луизон и её близкая подруга, Мария Розанка, художница из Штутгарта. Возможно потому, что Луизон и по отношению к ней «проявила понимание всех проблем, какие волнуют художника». А это ли не признак чуткой и тонко чувствующей натуры, лишённой какой бы то ни было утилитарности? А вот уже и вовсе странная деталь. Среди пропавших украшений Луизон были изумрудные серьги – зелёный камень в золотой оправе. По словам Марии Розанки, Луизон никогда не носила серег, «но эти серьги почти всегда лежали у неё в шкатулке…, поскольку она очень любила изумруды». К сожалению, автору изменило чувство логики. Страстная любовь к украшениям, которые не носишь, бывает разве что в «сплаве романов».

Что же до собственно Bildungsroman, то его герой, несмотря на все внешние признаки благополучия, постоянно испытывает смутное ощущение, так сказать, «не своей колеи». На протяжении всего романа Конрад Кастилетц время от времени задумчиво наблюдает тот или иной вид из окна, словно пытаясь разглядеть именно ту, свою колею жизни. Но если маленький Кокош легко менял расположение рельсов своей игрушечной железной дороги, то взрослый Конрад в силу своего характера никогда не сможет перевести стрелку на своём жизненном пути. По сути дела, именно это глубокое внутренне противоречие и становится истинной причиной гибели героя в финале романа. Гибели духовной, которую автор неубедительно усугубляет гибелью физической.

Теперь о вещах, к содержанию романа не относящихся. В выходных данных книги приводятся, в частности, фамилии корректора и редактора. Однако в тексте полным-полно опечаток, имеют место и синтаксические неувязки. Переводчик же, со своей стороны, явно сделал всё возможное для наиболее адекватной передачи художественного нарратива оригинала. Небольшая осечка вышла, разве что, с четверостишием Катулла. Может быть, вместо того, чтобы приводить подстрочник, к тому же не совсем точный – речь идёт не о посвящении, а о подарке (dono – дать) – стоило воспользоваться одним из уже имеющихся вариантов перевода стихотворения (Фет, Пиотровский, Шервинский, Амелин)? К тому же по подстрочнику как-то сложно судить об «удивительной изящности» поэзии. А вот строка Катулла в переводе А. Пиотровского – Новую маленькую книгу, жёсткой пемзою вытертую гладко, подарю я кому? – действительно изящна.