Рецензия на книгу

• 

  Аноним28 ноября 2011 г.

  слишком важная тема для меня, чтобы ограничиться десятком предложений.
  много, эмоционально и, может быть, черезчур субъективно

  Когда читала рецензии на Дом, в котором.. , встретила одну, в которой автор писала (по-моему, это была девушка) о том, что книга абсолютно неправдошная и такого не бывает. Я тогда заметила про себя, что если это и не реалистично, то почему бы просто не поверить в мир, созданный автором? В конце концов, Мариам не позиционировала своё произведение как нечто документальное.

  Читая "Белое на чёрном" не переставала удивляться и ловить себя на схожести: в курящем в коридоре Саше проглядывал "невзаправдошний" Табаки из Дома, в Сергее, который боролся со здоровым парнем вне интерната и заставил "качаться" весь интернат, был Сфинкс. В посиделках вечерами проглядывали вечера и ночи, "проведённые" мной в Доме.

  Только вот роль взрослых в этой, автобиографичной книге, не сведена на нет. Здесь они есть, эти странные, непонятные взрослые с их странными, непонятными законами.

  
  Те, кто объяснял, были большие и сильные, они были правы во всем, соответственно, они были правы и в такой мелочи. Конечно, были и другие взрослые.
  Они были учителями. Учителя рассказывали мне о дальних странах, о великих писателях, о том, что жизнь прекрасна и каждому найдется место на земле, если только хорошо учиться и слушаться старших. Они всегда лгали. Лгали во всем. Они рассказывали о звездах и материках, но не разрешали выходить за ворота детдома. Они говорили о равенстве всех людей, но в цирк и в кино брали только ходячих.
  Одно из первых воспоминаний детства - подслушанный разговор взрослых.
  

  • Ты говоришь, что он умный. Но он же ходить не может!

  
  С тех пор ничего не изменилось. Всю мою жизнь о моей инвалидности говорили как о возможности или невозможности производить механические действия: ходить, есть, пить, пользоваться туалетом. Но самое главное оставалось всегда самым главным: я не мог ходить. Остальное взрослых почти никогда не интересовало. Не можешь ходить - ты дебил.

  Это очень сложно, я знаю. Чрезвычайно сложно оставаться человеком и видеть человека в ребёнке, который отличается от тебя тем, что ты не сможешь, скорее всего никогда не сможешь осознать. И трудно, трудно не дистанцироваться от этого маленького человека, не превратить его в существо другого рода, не отделить его от самого вида Homo Sapiens, утверждая для себя его полуразумное сущестование. Но не невозможно.

  И знаете, что самое страшное? Что дети оказываются мудрее взрослых и - невероятно - принимают и понимают такой ход вещей.

  
  Быть дебилом не так уж и трудно. Все смотрят мимо тебя, не замечают. Ты - не человек, ничто. Но иногда из-за природной доброты или по профессиональной необходимости собеседник выясняет, что внутри ты такой же, как и все. В одно мгновение безразличие сменяется восхищением, восхищение - глухим отчаянием перед реальностью.

  На практике в домах-интернатах у меня сложилось впечатление, что там работают за идею. Не за зарплату, не за престиж - за саму идею помогать тем, кто в этом нуждается. Возможно, мне повезло не встретиться с другой стороной, возможно, сейчас - не тогда, но.. У меня не хватает слов, чтобы описать всё то, что вскипело внутри, что до сих пор клокочет и всхлипывает в недоумении.

  Вы помните, как повзрослели? Как взрослые перестали быть для вас всемогущими и всезнающими волшебниками, а стали такими же простыми смертными, которые ошибаются и злятся, как и вы сами? Для ребёнка в интернате это взросление - страшное и ужасное.

  
  После того как я узнал, что в определенный день меня отвезут в это страшное место, положат на койку и оставят умирать без еды и ухода, для меня все изменилось. Учителя и воспитатели перестали быть авторитетными и мудрыми взрослыми. Очень часто я слушал учителя и думал, что, возможно, именно этот человек отвезет меня умирать.

  Умирать. Прожить в четырёх стенах до совершеннолетия и потом - умирать. Это невероятно сложно для понимания. Это неправдоподобно. Это жестоко и несправедливо.

  И он - Рубен - желает не жить совсем. Желает смертельного укола (который, как ему рассказали, делают таким же как он детям в Америке), чтобы не жить так, как он живёт. Он ненавидит себя, свою страну, и в то же время винит себя.

  
  Когда очередная нянечка в очередной раз начинала на меня орать, я с благодарностью думал, что она права, она имеет право на меня кричать, потому что ухаживает за мной. Там, куда меня отвезут, давать мне горшок никто не будет. Она, эта полуграмотная женщина, хорошая, я - плохой. Плохой, потому что слишком часто зову нянечек, потому что слишком много ем. Плохой, потому что меня родила черножопая сука и оставила им, таким хорошим и добрым. Я - плохой. Чтобы стать хорошим, надо совсем немного, совсем чуть-чуть. Это могут почти все, даже самые глупые. Надо встать и пойти.

  Я считаю, ему повезло. Выбраться из темноты, завести любящую семью..
  Но сколько детей ушло из жизни, так и не получив даже шанса?

  13

  43