И. С. Шмелев. Сочинения в двух томах. Том 2

Это было очень душевно, книга, как портал в ушедший мир русской жизни, пронизанный глубокой верой и красотой традиций. Автор создал яркое, почти осязаемое полотно детства, где каждый православный праздник – это целое событие, наполненное радостью, предвкушением и особым духовным смыслом. Он с огромной любовью и ностальгией воссоздает атмосферу московского быта, наполненного запахами ладана, куличей и яблочного спаса.
Читаешь и слышишь звон колоколов, чувствует аромат куличей и пасхи, видишь светлые лица людей, объединенных общей верой. Язык Шмелева – сочный, образный, он рисует картины, полные деталей и любви к описываемому.
Книга пробуждает в душе светлые чувства, заставляет задуматься о вечных ценностях, о важности сохранения культурного наследия.
У вас появился аппетит к этой книге? Нет? А если так:

Единственное, что хочется отметить: книга под особое настроение, в ней нет как такового сюжета, слог, к которому приходится привыкать, но мне всё это не помешало насладиться этим великолепным произведением.
Однозначно рекомендую, как только почувствуете, что душа требует чего-то духовного, родного, того, что заложено поколениями в наших генах, то не раздумывая берите в руки Лето Господне и приятного вам чтения.
У меня всё. Простите за ошибки. Всем любви ♥ и хорошего настроения.

Понравилась эта книга-воспоминание о детстве и московском быте XIX в. самого писателя, Ивана Шмелёва, о его детстве, пропитанная русским духом, традициями и праздниками. Было очень интересно читать про ушедший быт, традиции, уклад купечества и крестьян, здесь этого очень много и подробно написано, хотя поначалу чтение шло тяжело, но потом втянулась и дочитала с большим интересом, читать было не скучно. Но больше всего было интересно узнать про празники, как к ним готовились, как их праздновали и особенно про то, что готовили.

Язык у Шмелёва великолепный, очень живой, создаётся ощущение, как будто книгу и правда написал ребёнок, автор прекрасно передал мысли, чувства, переживания и манеру речи почти семилетнего ребёнка. Было ощущение, как будто я нахожусь рядом со всеми персонажами и ощущаю запахи приготовленной еды, рынка, свежего весеннего воздуха.

С одной стороны, у Шмелёва всё слишкои идеальное, как мне показалось, хотя есть и описание раздачи милостыни, замёрзшие и плохо одетые люди с детьми, пьяницы, калеки. Скорее всего, это связано с тем, что он вспоминал своё детство, а нам нравится преукрашать воспоминания, особенно о светлой поре, детстве, и тем более, если оно было счастливое, богато на события, но впечатление это не испортило.

Эта книга должна особенно понравиться глубоко религиозным людям. Они найдут в ней подробные описания традиций, постов, праздников. Я люблю книги про то, как раньше жили люди, особенно в России, поэтому мне книга так понравилась.

Автобиографичная книга с описанием православного быта, традиций, атмосферы православных праздников. Вот все б хорошо, но слишком много о религии. Хотя, конечно, прекрасно понимала это, начиная читать. Но, видимо, все же очень - очень не мое.
Иван Шмелев вспоминает свое детство, прошедшее в Замоскворечье, свою семью и всех домашних людей (крестьян, слуг). Особое место уделяется Горкину, крестьянину, который по сути был его домашним воспитателем. Перед глазами читателя предстает несколько наивный, на мой взгляд, мир. Ребенку все видится в прекрасном цвете - все вокруг хорошие, добрые, ласковые (ну, за исключением может быть, дядьки да крестного). А то, что крестьяне работали с утра до ночи без продыху - это ребенку совсем невдомек. У барского сына - то детство счастливое, конечно.
Многим нравится язык Шмелева. Меня же, если честно, он напрягал. Все эти бесконечные уменьшительно - ласкательные словечки придавали такую приторность, что хотелось хлебнуть ледяной водицы.
Что понравилось - так это описание русских кулинарных изысков. Есть хотелось при этом неимоверно! Даже не так. Хотелось жрать! Капустку соленую, блины с тем, вон тем и вон энтим! И осетрина, и грибы! Запить квасом медовым!
Мне, человеку неверующему, книга далась очень сложно. Я неделю ее мусолила, но сама себе сказала "надо дочитать". На этом, думаю, знакомство с автором я и закончу.

Иван Сергеевич не перестает меня удивлять. С помощью его прозы я смогла взглянуть на мир глазами старой нянюшки, жившей во времена смены режима. И глазами человека, страдающего от голода в Крыму. И вот...
Поначалу - не совсем и понятно, что будет ждать читателя в этой книге. Дневник 7-летнего мальчика, да еще везде упорно пишут "для школьного возраста". Потом только понимаешь, что мальчика зовут Иван, Ванятка, а отца его зовут Сергей...
Да, это произведение - скорее автобиографическое. Автор, будучи вдали не только от дома и близких, но и от родины, хотел сохранить воспоминания о дорогих людях и золотой поре беззаботного детства. И что это было за детство!
*Давайте буду все-таки вам рассказывать о герое как о персонаже, чтобы не запутаться.
Жил Ванятка в семье довольно зажиточной, в Москве времен "Александра Миколаича". Я вообще думала, что и мамы-то у него нет. Потому что отец периодически появлялся, но был занят, то стуча на счетах, то раздавая указания. И в основном с Ваняткой возился управляющий Горкин, нянька и прочая дворовая челядь.

Как же невероятно Ивану Сергеевичу удалось передать детскую оптику. Эту прекрасную, кристальную, незамутненную оптику, когда простой погреб оказывается пещерой сокровищ, и простой постный соленый огурец хрустит так, что в животе заходится. Такие же ощущения - от описания рынка, который в детстве кажется каким-то сказочным государством. А как сочно квасили капусту, что хруст на всю округу, и кочерыжки (хряпочки) - любимое лакомство и моего детства. Как говаривал папенька:

И сны в детстве такие: розовые, хрустальные, прозрачные...
Конечно, огромную роль в книге играет религия. Как она играла в жизни Ивана Сергеевича. Возможно, для кого-то эта тема будет триггерной. Но я человек умеренно религиозный, и если проповеди о великомучениках для маленького ученика не принимала близко к сердцу, то вот Благовест... Буквально льется со страниц книги этот колокольный звон серебряного колокола, разнося благие вести. Да и религия помогает переживать горести, которые встречаются в жизни. Потому что книга делится на три части:"Праздники", "Радости" и "Скорби".

Говорит молодой человек, который в первый раз встречается не только с благостью, но и с печалью. Все проходит, и выветривается запах флердоранжа и кожи, который возвращал дорогого человека. Но останутся - воспоминания.
Не люблю оценивать книги, которые писались, чтобы сохранить дорогие образы, и читатель тут - да в общем и не обязателен. Скажу только, что - слегка трудноват для меня был вход, да и к концу все больше было упований на религию. Но вот детская оптика, переданная автором - это как заглянуть в Страну Чудес, до которой ты уже никогда не уменьшишься. Посоветую тем, кто не боится такого "архаичного" языка 19го века. Хотя чего его бояться - мне он кажется таким душевным и певучим, каким-то исконным и нутряным. Чем-то мне напомнило Михаил Салтыков-Щедрин - Пошехонская старина с перечислением челяди и их судеб. Ну и посоветую тем, кто хочет разделить воспоминания, каким хрустальным и благостным бывает детство. Конец книги, конечно, вызывает осадок, но основная часть - словно расцвечивается невероятно сказочной акварелью. Воспоминания - как же дороги они нам...

Очень удачно я начала прослушивание книги. По календарю - начало поста, первая неделя. И книга начинается с Великого поста. Подумалось: вот бы и читать её с учётом течения времени, неспешно, сверяясь с праздниками и событиями за окном. Понравился спокойный размеренный настрой: верилось, что вера незыблема, любовь вечна, в стране может царить мир и спокойствие, в семье - достаток и лад... Рассказ от имени шести-семилетнего мальца придавал повествованию детскую чистоту и наивность...
Чем больше я слушала книгу, тем неоднозначнее она мне стала казаться. Роман-трилогия включает «Праздники. Радости. Скорби» и первая моя претензия как раз к этому разделению. Хотелось перекроить повествование, совместить праздники и радости, а не знакомиться дважды с повторяющимися событиями. Иногда казалось, что я потеряла прослушиваемую дорожку и возвратилась к событиям первой части трилогии, настолько похоже они звучали.
Для сравнения. Часть «Праздники»:

Часть «Радости»:

Точно так повторяются и другие события (например, про ледяной дом). А ведь как было бы здорово сделать книгу настольной, читать как православный календарь. Третья часть не вписывается в подобную идею слишком личными событиями.
Увы, беспокоили меня и другие оговорки, мешающие считать чтение душеспасительным. Описывая впечатления от лица мальчика, автор иногда приписывал мальчугану слишком взрослые высказывания. Из-за этого герой (он же автор) представлялся то наивным чистым ребёнком - добрым и рассудительным, то слишком мудрым проповедником или ревностным обвинителем, что не сочетается с детским возрастом. Хотелось одёрнуть мальчика, делающего замечания взрослым, указывая на их грехи. Мне больше нравился тот Ваня, который перекручивал слова, не понимая их значения, пытался придать смысл и объяснение.

Утомляли многометровые списки кушаний, постоянно перемежающие текст. Оно и понятно, рассказ о праздниках, а где застолье, там и угощенье. Но слушать в течении часа перечисления стерляжьих расстегаев, крокеточек рыбных с икрой зернистой, ухи налимьей, кулебяк со свежими белыми грибами и с визигой в икре судачьей, волованов-огратэнов, фаршированных каплунов, котлеток из белужины высшего отбора с подливкой из грибков с каперсами-оливками, паровых сигов с гарниром из рачьих шеек, ореховых тортов, миндальных кремов, ананасных маседуанов... не хватало сил. Постоянно возникали мысли о чревоугодии и невоздержании.
Пара цитат из одной главы (из этой же главы можно было ещё с десяток принести).

.

Автор точно определил направление произведения - слишком личное, автобиографичное с ностальгической ноткой: «Я показываю лицо Святой Руси, которую я ношу в своем сердце», поэтому не стоит рассматривать книгу, как рекомендацию для духовных чтений, скорее, как исторические зарисовки былых времён. Тем более, что герои повествования не выдуманы, автору удалось оживить их, сделать зримыми, понятными. Особенно хорош Горкин - человек старинный, заповедный. Вот к кому хотелось прислушиваться.

Аудиокнигу слушала в прочтении Светланы Репиной (19 часов 21 минута). Скорость убыстряла, так как читала Светлана медленно, некоторые сложные слова проговаривая чуть ли не по слогам (следует учитывать труднопроизносимые архаизмы и исто­риз­мы). Есть более выразительная и эмоциональная начитка Екатерины Краснабаевой, но мне пришлось от неё отказаться, так как актриса резко меняет голос, и если начало предложения звучало очень громко, то окончание я не слышала из-за тихого шёпота (приходилось сверяться с электронным вариантом).

Классика - это прежде всего тончайшее владение языком. Любой пейзаж, описание интерьера, разговор - и не важно, с человеком какого сословия и уровня образованности - здесь цельная картина, яркая настолько, что можно представить себе ситуацию до мельчайших подробностей. Пока не начали говорить о серьёзном, шуточное, но абсолютно точное предупреждение: не читайте книгу, если вы на диете, и к ночи лучше не надо - возможны спонтанные походы к холодильнику)).

А таких и ещё более обильных застолий описано множество, поскольку автор - по книге маленький рассказчик Ваня, примерно 6-7 лет - последовательно вспоминает и праздники церковные, с описанием Крёстного хода, выноса иконы, Крещенья с прорубью и т.д., и праздники домашние - именины, рождения. Для людей, интересующихся православными обрядами, эта книг просто кладезь знаний. Это не строгий пересказ, а обряды, теснейшим образом вплетённые в жизнь. Дети, благодаря своей чистоте души и помыслов, очень сильно чувствуют многие моменты красоты и возвышенности духа в таких моментах, где для взрослых, скажем, просто звучат слова привычной молитвы...

А маленькому Ванятке повезло: среди служащих его отца есть старик Горкин. Он не просто по доброте душевной иногда берёт мальчишку на реку или на птиц посмотреть, он действительно его друг. И поскольку Горкин - человек светлый, с неколебимой верой и честной душой, он мальчику многое объясняет и про Бога, и про жизнь небесную и людскую, и про многие работы.

Такая же светлая личность - отец мальчика. В доме устроено всё очень красиво и разумно, религиозное воспитание детей - без натуги, своим примером. Все очень любят друг друга, мало того - отношения со слугами и работниками тоже можно назвать идиллическими, потому что барин - справедлив и не злобен. Если честно, в описании жизни семьи мне большую часть книги чувствовалась излишняя сладость. Но писателя понять можно: в эмиграции, вдали от Родины, пережив множество потрясений, воспоминания детства он мог писать только чистыми, очень яркими красками.

Тем ужаснее на этом зефирно-нежном фоне выглядит беда, приключившаяся с папой: упал с лошади, а ведь ездил всегда, как казак.

Маленькому Ване ужасно тяжело принять такую волю божию, тем более, что мама тоже в глубине души верит: это цветок виноват, называется "змеиный цвет" - другие названия аморфофаллус или лилия вуду. Полученный по наследству, он столько лет не цвёл, почему-то не нравился маме, она его просила вывкинуть, и тут стал набиваться бутон...

Иногда бывает легче, если можешь найти подобного "виновника"...

Лампомоб-2017
2/13
Удивительное впечатление произвела на меня книга Шмелева. Такое ощущение, что я читала о совсем другой стране. Не о той, которую вспоминали в эмиграции Бунин и Набоков, не о той, которую описывали Чехов и Куприн, и уж точно - не о той, которая встречается в романах Горького, Эртеля, Салтыкова-Щедрина или зарисовках Гиляровского. Такая яркая, праздничная, благостная, православная, невероятно вкусная!
И я не могу сказать, чего в моих первых впечатлениях оказалось больше - сомнения в правдивости автора, или изумления от совершенно иного взгляда на обыкновения московской жизни начала ХХ века.
Понятно, что этот роман, написанный Шмелевым в эмиграции, своей целью ставил зафиксировать воспоминания о детстве, о той светлой поре, когда мальчик Ваня еще был абсолютно счастлив. Не случайно история обрывается на событии, которое эту пору завершило, и дало начало следующему этапу в жизни героя. То, что последовавшие потом события не несли такого благостного оттенка, можно понять хотя бы уже потому, что писатель довольно долго не упоминает человека, который наверняка занимал в его жизни не последнее место - о матери. Возможно, я была недостаточно внимательна, но у меня сложилось впечатление, что первые упоминания о ней возникают только в "Радостях", то есть примерно к середине книги. Помню, что в какой-то момент я точно поймала себя на беспокойстве - не сирота ли главный герой, ведь все самые теплые его впечатления были связаны только с отцом и Горкиным. Но нет, мать появилась, причем где-то на краю жизни сына, и по контрасту с отцом - описанная без малейшего доброго слова, нежности и тепла. Возникли и сестры, и тоже не в праздничном контексте, а затем и братья, но вовсе уж невнятно. И тогда стало ясно, что действительно счастливым автор себя ощущал только в те самые годы, в возрасте 6-7 лет, когда его отец был деятелен и здоров. И именно поэтому он в своих воспоминаниях так сосредоточился на праздниках, вкусном угощении, интересных делах, ярких событиях и добрых людях. Все прочее, что не вписывалось в прекрасную картину безоблачного детского счастья, заботливая память позволила ему забыть, или просто посчитать не самым важным для этой книги.
Мне кажется, особенно должен нравиться роман глубоко религиозным людям. Описание православных традиций, постов и праздников дается скурпулезно и подробно, так что весьма пригодится тем, кто воспитывает своих детей в духе патриархальной русской культуры. Впрочем, небесполезна будет эта информация и тем, кто к вере равнодушен, но культуру собственной страны хотел бы понимать глубже.
Очень образный и яркий у Шмелева язык. Симпатичные слова, сейчас уже практические вышедшие из оборота, интересные выражения, необычные обороты... Единственное, что меня коробило во время чтения, это невероятное количество просторечных и искаженных выражений, которое автор употребляет в тексте. Наверное, всякие там "крылосы" и "питимьи" - должны вызывать умиление, но я искренне огорчалась, всякий раз встречая эти словечки в речи героев. Все-таки в нашей семье одним из самых важных достоинств считался хороший и правильный русский язык. Еще мне показалось, что автор злоупотреблял уменьшительно-ласкательными суффиксами. После Михаила Евграфовича с его Иудушкой меня по-настоящему пугали такие фразы, как "Смотрю на картинку у его постели, как отходит старый человек, а его душенька, в голубом халатике, трепещет, сложив крестиком ручки на груди" или "Умолк органчик. А соловушка пел и пел, будто льется водицей звонкой в горлышке у него". Так и ждала подвоха. Понимаю всё про стилистику и достоверность, но все равно я вздрагивала всякий раз, натыкаясь на такие речевые капканы.
Не правы, на мой взгляд, те, кто говорит о том, что Шмелев писал только о светлых сторонах своих воспоминаний - так, в рассказе о крестном явно видно как раз то купечество, о котором нам с блеском рассказывал Островский, да и внешне благостные истории о раздаче милостыни - заставляют задуматься. Люди приходят зимой, на Рождество, плохо одетые, замерзшие, с детьми, чтобы получить немного еды в богатом купеческом доме, чего стоит хотя бы ожидающий подачки барин в прюнелевых ботинках, пришедший с мороза? Да и грустные истории пьяниц, обездоленных вдов, калек и бесприютных скитальцев встречаем мы на страницах этого романа... Но Ивану Сергеевичу важнее другое - ему нужно было сохранить этот свет и тепло детства, свою веру и культуру, всё то, что давало ему опору в эмиграции, в грустные годы оторванности от Родины. Пожалуй, это ему удалось.

Знакомство со Шмелёвым для меня началось не с его книг, а с посещения несколько лет назад его дома-музея в Алуште. Какая удивительная там была пожилая женщина-экскурсовод! Нина Николаевна. С такой любовью рассказывала о писателе, его книгах, его детстве, о жизни в Крыму в пору «красного террора», расстреле единственного сына. И об автобиографическом «Лете Господнем» рассказывала, очень тепло и сердечно. Но до самого произведения, так уж вышло, я добралась только сейчас.

Потрясающая книга! Я, человек, бывающийв храме раз в сто лет и, чего греха таить, в общем-то светский, настолько прониклась атмосферой православных праздников и буден, радостей и скорбей, что прямо до слёз! До мурашек! Как здорово сформулировал Горкин: «Хорошая у нас вера, радостная»! Об этом очень часто забывают, скатываясь в какую-то угрюмость и излишнюю суровость. А здесь даже о трагических библейских событиях поведано светло и возвышенно. И Горкин-то какой замечательный! Как же повезло Ванечке расти рядом с таким мудрым и по-настоящему духовным человеком! И родители какие чудесные у мальчика! И как привлекательна теплота, с которой в доме главного героя относятся ко всем людям, будь то архиерей, родственники, простые работники или нищие-побродяжки. Для всех находится доброе слово, заботливое внимание, денежка, кусок пирога. И ни одного пренебрежительного слова даже в адрес тех, кто согрешил-оступился. Такое вот уважение к Человеку – Божиему созданию.

Кого-то из читателей нервируют постоянные уменьшительно-ласкательные суффиксы, кого-то – то, что глубоко верующие люди всё о еде да о еде толкуют (на каком-то сайте в рецензии книгу обозвали даже «чтивом для падких на пищу»). Но ведь людей-то этих не ублажение плоти занимает, а прежде всего и главным образом жизнь духа, и не заметить этого невозможно. Да и еда – тоже ведь часть национальной культуры, менталитета. А что до суффиксов, то здесь же передано восприятие мира глазами 6-летнего ребёнка, растущего в купеческом мире, с ним и говорят соответствующим образом, и он это транслирует. Я восприняла эту манеру как особое, исполненное ласки и любви отношение ко всему сущему, поэтому она меня ничуть не раздражала.

И ещё: эта книга – прямо подлинная прививка патриотизма, не плакатно-зубодробительного и идеологизированно-трескучего, а тёплого какого-то, родного. Ведь истинная любовь к своей родине – она негромкая, интимная. А если еще учесть, что писалась книга в 1933–1948 годах, вдали от горячо любимой писателем России, после множества пережитых трагических событий, то становится понятна столь пронзительно-ностальгическая интонация взрослого, которая наслаивается на «речь» ребёнка.

После знакомства с книгой такое просветление в душе ощущается, такая благодать! И грустно, потому что эта культура утрачена и подобное отношение к жизни и людям – уже в далёком прошлом. И горько оттого, что знаешь, какая судьба ждёт этого славного мальчика.

Особое удовольствие – эмоциональное, душевное чтение Екатерины Краснобаевой, «приправленное» удачным музыкальным сопровождением, создающим подлинное глубокое погружение в атмосферу.

Добрая и теплая история Ивана Шмелева о себе самом — маленьком мальчике из купеческой семьи. Идея композиции отличная. По сути, весь роман — это своеобразное хождение по литургическому году. Семья Вани свято блюдет православные традиции, и каждое событие превращается в маленькую — а иногда и большую — историю. Рассказы наполнены разными деталями, но больше всего — запахами и вкусами. От описываемых яств буквально слюнки текли, так что что точно не следует делать — это читать книгу на голодный желудок.

Я подозреваю, что, прочти я эту книгу раньше, когда мной властвовали антицерковные настроения (было такое, да), она не оставила бы приятного впечатления, но теперь пришлась очень по душе, хотя многие православные традиции по-прежнему вызывают у меня отторжение. Но у Шмелева так все чувственно и атмосферно, что ни один момент ни разу не покоробил. Просто влекло дальше, от праздника к празднику, от радости к радости, от скорби к скорби… Где-то автору удалось тронуть, где-то заинтересовать, а где-то и погрузить в глубокую ностальгию по жизни, которой у меня никогда не было.

Ну и, конечно, было очень любопытно взглянуть на старую московскую жизнь, практически уже фантастичную: читаешь и мыслями пребываешь в какой-нибудь русской деревне давних времен, а потом раз и тебе напоминают — нет, была такой Москва…