Сергей Довлатов. Избранное

«Зона» являет собой «своего рода дневник, записки, комплект неорганизованных материалов», сборник самостоятельных зарисовок о заключенных и надзирателях. Некоторые, так сказать, воспоминания и впечатления Довлатова от его службы в системе охраны исправительно-трудовых лагерей в первой половине 1960-х годов, а также перемежающие их «письма к издателю» с комментариями, пояснениями и уточнениями деталей.

Говорят, «Зона» была для Довлатова самым важным произведением. Над ней он работал упорно и обстоятельно, собирая эпизоды скрупулезно, словно бусы на нитку. В ней он воспроизвел, возможно, наиболее противоречивые эпизоды собственной биографии. В ней попытался объяснить свое творчество. В ней же представил философские размышления о природе человека, о добре и зле, о «тенденции исторического момента».

А у меня с «Зоной» не случилось. Не вошла она в список моих любимых довлатовских книг, понравилась меньше «Наших» и «Чемодана». Я было подумала, что проблема во мне (или в аудиокниге взамен обычного чтения), но из прочих рецензий поняла, что книга действительно такова - через нее бывает трудно продраться, уловить суть сюжета, проникнуться им. Не оттого ли, что мы - к счастью! - очень сильно отдалены от мира зэка?

Вероятно, это не та книга, с которой стоит начинать знакомство с автором, потому что сюжеты в основном отрывисты, а лагерный колорит весьма своеобразен. Хотя неприглядные подробности были вычеркнуты сознательно, сама тема не слишком приятна и далеко не каждому близка. Однако преданные поклонники Довлатова непременно оценят его "фирменный" стиль, откровенность, тонкий юмор и точные замечания о сути человека.

М.

Моя рецензия на книгу Чемодан
Моя рецензия на книгу Наши

Мило пишет Довлатов. По-человечески так, душевно.
И моральные проблемы поднимает: про потерянную интеллигенцию, про пьянство, про любовь, про людей и про жизнь очень ненавязчиво, но довольно интересно рассуждает. Несколько цитаток есть любопытных. Есть над чем задуматься.
И про сюжет не забывает: фабула имеется, персонажи очень хорошо прорисованы, прям никаких сомнений в их настоящности.
И язык хорош: легко читается произведение, атмосферно так. Есть много знакомого, метания там всякие. Вот читаешь – и понимаешь, сочувствуешь. И много не знакомого, но любопытного – советский колорит, пьяная мудрость…

Сразу так и прочёл, за один присест и с удовольствием. Но вряд ли вернусь ещё к этому автору. Он отличный, тут спору нет. Слог его понравился, герой понравился. И вот уж как я ненавижу про советскую действительность, или про пьянство, а у него прям интересно было читать. Впервые такое. Но всё равно не моё это, несмотря на положительную оценку. Больше его читать не буду. Насладился разок, подумал, ставлю галочку и пойду дальше по просторам литературы путешествовать…

Для меня это самая тонкая и пронзительная вещь Довлатова. Написана с такой болью и любовью к миру и людям, такая тоска иногда прорывается...
Но при этом все тот же Довлатовский слог, едкий, насмешливый, наблюдательный и удивительно точный.

Как-то дождливым вечером мы с ним разговорились:

— Миша, ты любил свою жену?

— Кому?! Жену-то? Бабу, в смысле? Лизку, значит? — всполошился Михал Иваныч.

— Лизу. Елизавету Прохоровну.

— А чего ее любить? Хвать за это дело и поехал…

— Что же тебя в ней привлекало?

Михал Иваныч надолго задумался.

— Спала аккуратно, — выговорил он, — тихо, как гусеница…

Можно наслаждаться каждой строкой.
По сути, этой повестью он прощался, со страной, с друзьями, с таким знакомым миром, но в котором уже себя не ощущал, не видел. И это чувствуется и от этого еще горше, что СССР выталкивал таких людей...
Арьев пишет:

У Довлатова эта история вызвала далековатую, но точную ассоциацию: полтораста лет тому назад Алексей Вульф из Тригорского видел (судя по его дневникам) в ссыльном Михайловском соседе лишь столичного дэнди, занятого «наукой страсти нежной». Он и понятия не имел, что общается с величайшим национальным гением России. Нас изумляло, что люди, изучившие дневники Вульфа — тем более жизнь и творчество Пушкина, сберегающие память о нем для потомков, — по-прежнему и так очевидно глухи к явлению живого таланта.

Помня и думая об этом сюжете, Довлатов и принялся за повесть. Забравшись в Пушкинские Горы, он пережил схожую коллизию в масштабе собственной биографии. Гением он себя публике не представлял. Но и не скрывал принадлежности к не слишком лояльным питерским литературным кругам. При мне как-то показал «ни с того ни с сего» одному из работников заповедника первую свою публикацию в крамольном и запрещенном «Континенте». И тут же услышал: «Подумаешь, буря в стакане воды».

Достоинство довлатовской позиции в «Заповеднике» очевидно: ни к кому из персонажей автор не относится со злым чувством, какую бы досаду ни вызывали у него порой их так называемые прототипы. Там, где любое общественное мнение подозревает в человеческом поведении умысел и злую волю, Довлатов-прозаик обнаруживает живительный, раскрепощающий душу импульс. И в этом смысле назначение его прозы истинно романтическое и поэтическое.

И точнее не скажешь.

Когда я читаю автобиографичные книги, то невольно в своей голове разрушаю четвёртую стену между собой и автором. Обычно я чётко обособляю творчество человека от его личности. В романе Генассия "Клуб неисправимых оптимистов" я когда-то встретила отличную мысль, которой всегда придерживалась: "Если человек прочёл и полюбил роман, написанный негодяем, - это вовсе не означает, что он согласился с его убеждениями или стал его сообщником. Признать талант не значит принять моральные принципы или жизненный идеал другого человека." Если совсем по-простому, резко деля мир на чёрное и белое, то мысль у меня такая: плохие люди тоже могут сотворить что-то отличное, а у хороших людей может не быть на это таланта. Мера отсыпанной гениальности "хорошестью" не руководствуется. Да и личная жизнь творцов меня никак не касается, а если я и осуждаю какие-то их взгляды и поступки, то пока они не тащат их в творчество – мы с их творениями сосуществуем вполне мирно. Когда тащат – смотрю по ситуации. С несовременников спрос меньше, это люди иной формации, воспитания и взглядов.

С Довлатовым у меня в этом контексте "всё сложно". Он кажется достаточно близким по времени, чтобы подходить к нему с современной линейкой, но при этом человеком, к опыту которого я совершенно не чувствую сопричастности, поэтому оцениваю его творчество несколько отстранённо. С одной стороны, очень восхищает его умение нескучно говорить о скучном. Собирать несколькими словами точные портреты окружающих, метко подмечать бытовые моменты, откровенничать, не приукрашая ни себя, ни действительность. С другой – эта его честность рисует портрет малоприятной личности. Ничего не могу с собой поделать: его герой в "Заповеднике" был мне очень неприятен. Он ноет о своей незавидной доле, не самым достойным образом оценивает женщин, изводит бывшую жену инертностью и нежеланием что-то решать в жизни, скатывается в запой и буянит. Да, он часто рефлексирует и признаёт свои недостатки, да, его поведение понять можно. Но вот я ставила себя на место той же Татьяны, и очень ей сочувствовала. И была невероятно рада решимости, проявленной ею на пути к выстраданной цели.

Во всех уже прочитанных мной книгах Довлатова, и в этой особенно, видно, как губительны для человека, тем более творческого, цензура и постоянное давление государственной машины. Как сложно в такой атмосфере не сдаться, не скатиться, не спиться, продолжать писать в стол и публиковаться только подпольно. В подобной ситуации даже сложно банально понять, насколько ты талантлив, потому что шанса попробовать отдать себя на растерзание широкой публике у тебя попросту нет. И этот отпечаток постоянных терзаний, попыток убежать от действительности, найти вдохновение и смысл ощущается у Довлатова везде, хоть в записках о Пушкинских горах, хоть в заметках в эмиграции.

Честно говоря, книга небольшая и не плохая. "Заповедник" отличается от других работ Довлатова: немного меньше юмора, немного больше грусти.
Главный герой Борис работает в Заповеднике имени Пушкина экскурсоводом. Литератор, не добился особого успеха в профессии. Его не особо жалуют критики. Начинается запой, как следствие - ухудшение отношений со своей женой Таней. Далее рассказывать о сюжете не хочу, все таки хочется, что бы сами попробовали прочитать это произведение без особых спойлеров.
Хочется отметить, какой отличный слог у автора, как реалистично он описывает советскую романтику. Я конечно не застала советское время, но рассказы моей мамы о том времени очень похожи на то, о чем пишет автор. Я думаю, именно такая и была советская романтика). А персонажи какие получились - живые. И конечно же - проблемы в тексте - муки непризнанного гения, спивающиеся мужики от собственной нереализованности, уставшие женщины, вопросы переезда в другую страну. Такие вот истории, которые собственно и в наше время встречаются, в большинстве случаев конечно в провинции, но и городской житель может впасть в отчаяние и найти утешение в бутылке.
В общем, книга хороша! Рекомендую!

Идеологию вовсе не обязательно разделять, — говорил я, — ее либо принимают, либо не принимают. Это как тюрьма: нравится не нравится — сиди…
Наши (Сергей Довлатов)

Сложное у меня отношение к Довлатову.
И к уже прочитанным у него книгам тоже.

Вроде бы и интересно, и жизненно. Местами, правда. Но почему-то от совсем коротеньких сборников успеваешь устать. И, если первую часть читаешь в уверенности, что это твердая пять, то потом градус падает, в середине уже начинаешь склоняться к четверке, а ближе к концу тихо зеваешь и собираешься ставить три.
Так и с каждой прочитанной книгой. Читаешь и думаешь, что где-то ты уже все это видел. И не смешно тебе, не грустно и даже не сильно интересно. Просто жизнь одного человека, тебе неблизкая и ненужная.
Довлатов рассказывает о себе, о своей семье и жизни. Честно и правдиво, судя по всему. Без изображения себя кем-то другим, правда все равно чувствуется любовь к себе, некая рисовка. И это, вместе с неприятием точек зрения автора по многим вопросам мешает восприятию книги.

Глупо спорить с тем, что Сергей Донатович талантлив и пишет хорошо. Просто не мое.
Наверное, пора просто признать, что нам с автором не по пути и закончить.

Я делала заметки, пока читала, чтобы делиться ими со своими коллегами по клубу, и решила не писать отдельную рецензию, а выложить их, так как они весьма точно отображают мои впечатления. Я читала книгу двумя «заходами» по восемь Компромиссов, поэтому получилось будто бы два отзыва, собирающихся в один.

Дисклеймер завершен, итак:

Я прочитала восемь компромиссов, и спешу поделиться мыслями (пока не забыла, а то я девица ветреная).

Компромиссы напоминают мне разговоры на кухне во время пьянки. Знаете, вот эти люди, познавшие жизнь, которых никто не трогает (потому что трогать кухонных жителей — дело грешное). Лучшие разговоры происходят именно на кухне, поэтому я сразу поймала атмосферу и слог Довлатова.

Он колко пишет, саркастично, много иронизирует над собой и мне это нравится. И нравится, что простые, баечные рассказы оказываются куда глубже и заставляют размышлять. А еще, конечно, диалоги, с которых я смеялась на весь дом. Так подмечать детали и передавать интонации умеют далеко не все авторы.

Хотя сначала книга показалась сумбурной, из-за разрозненности историй, но она дивно читается, и чем дальше читаешь, тем больше схватывается ритм и общая картина.

И теперь вы здесь ———————————

Я дочитала Довлатова и понимаю, почему у некоторых были прямо противоположные моим впечатления. Во второй половине Компромиссы заметно мрачнеют, будто бы больше скатываются в депрессивный алкоголизм.

Мне по-прежнему нравится слог, сарказм, способность подмечать и описывать детали и диалоги. Каждый появившийся на страницах человек показался мне живым.

Эту книгу действительно лучше читать залпом, на одном вдохе, чтобы не выпасть из странного ритма Довлатова. Я разбила книгу на две части, и, из-за того, что вторую часть прочитала на неделю позже, впечатления о ней гораздо сильнее, чем впечатления о первых восьми компромиссах. Читать Довлатова оказалось легко, хотя к финалу он все же загнал меня в немного отрешенное и грустное состояние.

Мне понравилось прочитанное, хотя есть ощущение, что «Компромиссы» - не та книга, с которой нужно начинать знакомство с автором. Скорее она та, к которой возвращаются, когда автор уже прочно попал в читаемые.

Если думать о том, могу ли я посоветовать эту книгу друзьям — да. Но опять же, скорее самого Довлатова (по той же причине, которую я описала выше). А еще я позвонила бабушке, которая когда-то и заразила меня страстью к чтению, и спросила, читала ли она его. «Довлатов?- фыркнула бабушка — Он пишет о грустном, я не стала его читать. Давай лучше обсудим Бакмана» (на этом моменте я вспомнила все свои слезы, пролитые над «Уве»).

Вернусь ли я к этой книге, чтобы ее полностью перечитать? Не знаю. Но я точно вернусь к моментам, которые заложила закладкой, чтобы прочитать их вслух, и точно вернусь к автору.