Маунтолив

Отзыв на первый том можно почитать здесь.
Отзыв на второй том можно почитать здесь.

«Роман с раздвижными панелями» наконец задвигался, хотя автору пришлось отказаться от части своего творческого замысла. Впрочем, надо было это сделать раньше — ибо его же творческий замысел и губит его произведение (но об этом позже).

О данных
Очень дискуссионный вопрос — влияние объема данных на выявление закономерностей. В большом тексте человеку легче выявить закономерности, характер, замысел — именно поэтому крупная форма во многом понятна (иногда даже чересчур), а короткая форма гения часто бывает недопонята современниками и исследователями (пример: Толстой и Чехов. Второй вкладывал в произведения больше смысла, чем первый — но первый из-за объема дает время «на разгон», и его литературное полотно употребить значительно легче. Меньше концентраиция). Александрийский квартет дал нам уже преизряднейшее количество полотна — и найти в нем закономерности становится очень просто, настолько, что автору даже не надо пускать нас в свою авторскую кухню.

Аналогия № 1
Самая простая и ленивая аналогия — сопоставить тома с возрастом человека. Юный, экзальтированный Дарли, от слюнявости и влюбленности которого тошнит; Зрелый Бальтазар, смотрящий на Дарли с цинизмом; Старый Маунтолив, которому теперь надо принимать сложные решения, и он попытается отреагировать на них с мудростью. Увидев своего «духовного наставника» он неминуемо разочаруется, чтоб до конца жизни двигаться сам, без костылей — так и должно было быть.

Аналогия № 2
Другой вариант — личное-социальное-политическое. Первый том окунал нас в пучину личности, второй добавил социального, третий же привнес политический разрез — я, как экономист, напрягся, ибо 4-й том тогда должен быть экономическим. Ведь социальное определяет личное, политическое определяет социальное, а экономическое определяет политическое.

И еще куча других аналогий, которые придумывать очень просто — объем большой. Убежден, четвертый том накинет еще больше материала для анализа. И это никак не связано с замыслом автора — просто такова специфика работы нашего мозга. Если объект большой, увидеть в нем даже то, чего в нем нет — значительно проще.

Язык
Третий том был самым веселым в плане сюжета — невнятные стенания и морок первого тома и комментарии к невнятным стенаниями второго тома наконец обрели какую-то размерность, и эта размерность политическая — игры, поставки оружия, евреи (куда без них), и все это на фоне дилеммы «личное или долг» (герои, конечно, выберут безошибочно — кто бы сомневался). В плане языка наконец-то пошел текст, который можно читать — все бесконечные завитушки и красивости ушли вместе с Дарли, который так и остался глиняным големом.
В первом же томе остался и Город — если тогда им откровенно пересладили, то теперь стало понятно, что в первый том просто ссыпали все то, что было на все тома. Города здесь почти нет — даже меньше, чем во втором томе. Подозреваю, что автор просто утомился пережевывать эту жвачку бесконечно, тем более дальше этой жары и истомы он не сильно и двигался, а темпоритм третьего тома с ней сочетается плохо.

Творческая катастрофа
Главный вывод для меня из этого тома, как ни странно, лежит не в сюжетной, а в творческой сфере. Почему не в сюжетной? Да потому что автор её сам убил. Он написал первые два тома, которые, фактически, оказались обманкой. Все стенания героев, их любовная горячка — мираж, фикция. Переживания за них у человека эказльтированного были вызванными, и вызванными специально — кто после этого захочет переживать в третьем томе? Правильно, никто.
Автор увлекся своими «раздвижными панелями», и свел своих персонажей к среднем знаменателю, щедро посыпав их скепсисом. В результате старательно нагнетаемая трагедия между «долгом» и «личным», которая прыгает на нас просто из всех щелей третьего тома вызывает скорее иронию — ты не то чтоб не веришь персонажам, но ты знаешь, что этому рассказчику верить нельзя. Усугубляет ситуацию и третье лицо, от которого ведется повествование — не обманешь нас уже, Даррелл. СДД дорогие товарищи-персонажи, СДД.
С таким бэкграундом даже не знаешь, что делать с текстом — актеры тужатся, стараются, на сцене выдавливают нерв — а ты будто заходил к ним в гримерку 5 минут назад, и видел как они курили и обсуждали, что зимнюю резину надо купить летом, пока со скидками.

Вверх и вниз
Получаются такие вот две лестницы — по одной, сюжетно, роман пошел вверх; по другой, эмпатии, роман скатился вниз. И если утомительные стенания Дарли еще походили на искренность, то сейчас, зная что везде ложь — никаких чувств это уже не вызывает. Творческая гидра авторского замысла в третьем томе начала жевать труд своего повествователя. Если б задорную клубничку первого тома соединить с третьим — вот тут было бы уже интересно. Но это размазано очень сильно, слишком сильно. Но есть надежда — вдруг 4-й том действительно покажет, что все ради денег? Вот честное слово, 4-е балла поставлю за это. Для одного — любовь, для другого — долг, для третьего — деньги. Вот это красиво!

Автор назвал эту книгу родной сестрой первых двух, и с ней случилось то, что случается в семьях с совершенно непохожими детьми - при общем родителе (авторе) она другая. Во-первых, у неё отсутствует рассказчик от первого лица. Вместе с ним исчезла излишняя витиеватость слога, многочисленные цитаты, наивность сюжета... Во-вторых, третья часть тетралогии слишком политизирована. Даже любовь Жюстин, тянувшаяся красной узловатой и путаной нитью через первые две книги, вдруг оказалась составляющей шпионского заговора, страстью к подпольной деятельности, а не той любовью, которую мы имеем в виду, говоря об отношениях между мужчиной и женщиной. В-третьих, "Маунтолив" отличается тем, что его название больше других соответствует содержанию. Именно Маунтолив выходит в этой истории на первый план: хоть остальные действующие лица никуда не делись, роль главного героя ему подходит больше, чем другим персонажам. В-четвёртых, сюжет третьей части можно назвать линейным, за редкими исключительными случаями.
Несмотря на перечисленные разности, всё же это одна из составляющих общего Квартета и схожести присутствуют в достаточном количестве: те же события (убийства, самоубийства, балы, карнавалы), но вид на них совершенно из другого ракурса, те же самые лица, но без личностной окраски рассказчика (Дарли), та же Александрия, город, где покоился когда-то прах великого Александра... Говоря языком автора, "великолепные плюмажи метафор и образов", хоть и в меньшей степени, но встречаются. Присутствуют и кровавые цветовые оттенки, мой глаз уже автоматически цепляется за всё кроваво-красное (например, "лачуги из самана, крашенные в цвет бычьей крови").

Чем дальше я продвигаюсь в этой запутанной александрийской истории, тем яснее понимаю, что нельзя рассматривать каждую составляющую Квартета, как самостоятельную книгу, они заиграют, выстроятся в стройную мелодию, только собравшись все вместе.
Поэтому оценки за каждую часть - условны. Оценивается, скорее, внятность изложения, язык, оставленное впечатление.

Как это часто бывает, пишу рецензии, а их намечается ещё две, эта и следующая, когда уже пора отчёт сдавать, и после бессонной ночи, всю ночь эту книгу читал.
Поэтому не обессудьте, что получится, то получится.

Массау аль кхаир, дорогие экскурсанты!
Это уже третья наша экскурсия и эмпирическим путём я пришёл к выводу, что вам необходима чашечка крепкого кофе, каждому. Поэтому запасся несколькими термосами этого напитка.
В этот раз мы не будем никуда ходить, а поговорим о коптах.
Собственно, "Копт" и переводится как "Египтянин", восходя к древнегреческому "айгюптос", сами копты утверждают, что их предками были древние египтяне.
В разные века Египтом владели и греки, и римляне, и византийцы, и персы, и османцы, позже французы, а в начале прошлого века Египет был под началом британцев.
И, если верить некоторым источникам, от этих бесконечных переходов от одной власти к другой, больше других страдали копты. Но они делали упор на образование и многие представители этого народа были не последними шестерёнками в государственном механизме. Но всё изменилось с приходом британцев. Консерваторы по натуре, они с недоверием отнеслись к коптам, занимающим высокопоставленные должности и провели полную чистку в чиновничьих рядах. Сменив коптов англичанами.
Большую роль в жизни коптов играет и Коптская церковь, появившаяся в 451 г., после раскола на Халкидонском соборе. Копты, да и многие другие христиане, во время правления Римской империи, подвергались гонениям. Особо в гонениях на христиан в целом и на коптов в частности отличились императоры: Деций, Валериан и Диоклетиан.
Большинство коптов считают себя православными, но их православие немного отличается от общепринятого, беря за основу учения Александрийской богословской школы.

Вот мы и познакомились с историей коптов, совсем немного, но этого достаточно, чтобы понять, что они из себя представляют и как относятся к британцам, об одном из которых и пойдёт речь далее.

Маунтолив, вот тот британец, который нас интересует. Молодой, дерзкий и подающий большие надежды британский дипломат, который влюбился в представительницу коптского народа и всё бы ничего, но Лейла ему в матери годится и два её сына, чуть ли не его ровесники.
Короче, закрутил этот вдохновитель Максима Галкина и Прохора Шаляпина с прекрасной матерью Нессима и Наруза, про которых мы говорили вчера, а тут его перевели из Египта. Прошло немало лет, прежде чем он получил повышение и в должности британского посла, вернулся в эту пустынную страну. Но Лейла уже утратила свою красоту и скрывает, покрытое оспинами и струпьями лицо, за маской. И, если верить её словам, то она не вполне compos mentis. А Маунтолив всё это время поддерживал эпистолярную любовь с ней, а стоило ли? Вот в чём вопрос. Дело осложняется ещё и тем, что Нессим оказывается втянут в коптский заговор, а заговор ли вообще, или очередная мистификация нашего старого знакомого Бальтазара, который строчит бустрофедоном записочки кому ни попадя, чем и привлекает внимание контрразведчиков. Удивляет то, что в Нарузе - этом неотёсанном мужлане с повадками мясника - просыпается пророк, а Персуорден - эгоистичный писатель, который единственный не хотел Жюстин, встаёт на защиту всей этой братии, во главе которой стоит Нессим.
Он даже отправляет Маунтоливу преинтереснейшее письмо, в котором, помимо братьев Хознани, фигурирует и очкарик Дарли, и хитрец Помбаль, и параноик Маскелин, который во всём видит посягательства на британскую корону. А дружеские посиделки в кафе "Аль Актар и собрания кружка каббалистов, считает сходкой революционеров.
Не буду утомлять вас дипломатическими терминами, типа: экзекватура, сикофант, хиатус, апология, штудия итд. Вы и так уже спите. Стоп! Как это вы спите? Я же споил вам лошадиную дозу кофе? Вот же гады эти александрийские торговцы, наверное сторговали мне цирконий вместо кофе или ещё какую дрянь подсунули!
Ладно, Ахмед, держи курс на отель "Сесиль", уложим этих голубчиков и отправимся в кафе "Аль Актар". Завершим сегодняшнюю экскурсию в хорошей коптской компании!

И в третий раз я убеждаюсь, что этот цикл совсем не для меня. Я по-прежнему плаваю в героях, событиях, хотя, казалось бы, уж после третьей-то книги после описания одних и тех же событий можно было бы разобраться. Эта книга более политичная. Копты пытаются отвоевать свое заслуженное, но утерянное место. Религиозные разборки. И Маунтолив, вернувшийся в столь желанный Египет, ведь там живет его любовь молодости - состарившаяся, изменившаяся Лейла. Пожалуй, это та единственная сюжетная линия, которая меня чем-то зацепила. Буду читать четвертую, завершающую часть, но уже без особой надежды понять происходящее.

Он мой. Третья часть "Александрийского квартета" покорила сердце. Первые два тома читала сдержанно уважительно и большей частью для общего развития, в четвертый уже вросла, но то был явный откат. С "Маунтоливом" случился прорыв. Тот сорт конвертации, какой человек с librum addict поймет без дополнительных объяснений, а прочим и объяснять бессмысленно. Редчайший сорт слияния и поглощения, когда перестаешь быть сторонним наблюдателем, превращаясь одновременно во всех действующих лиц какой-то из сцен и во все слова, какими она написана.

Когда текст становится источником физического наслаждения, той эйфории, которая у Набокова сопровождалась дрожью вдоль позвоночника, какую Стивен Кинг зовет восторгом абсолютного узнавания, а у меня бабочки порхают в солнечном сплетении. Не к тому, что все великие люди поумирали и мне что-то нездоровится, просто у всякого эта читательская радость проявляется по своему, но физиологическая составляющая включается непременно и тут уж не ошибешься, книга твоя.

История молодого посольского работника, впервые появившегося в Египте за двадцать лет до описываемых событий и сдружившегося с семейством знатных христиан коптов Хознани: сильно на возрасте инвалид муж, молодая красавица жена, двое сыновей-подростков Наруз и Нессим. Когда Лейла станет любовницей молодого англичанина, в этом не будет вульгарности, в большинстве случаев сопровождающей адюльтер. Ее брак был не по любви, классический расчет идеального для дочери, на взгляд отца, замужества,. Молодая красавица приняла отцовскую волю, смирилась с ней, родила мужу двух сыновей.

Однако теперь понимая силу телесного притяжения и собственную неспособность утолить ее, муж позволил эту связь. Которая, впрочем, со временем превратилась в нежную, исполненную взаимного уважения, дружбу длиной в два десятилетия. Переписка с Лейлой станет источником многих духовных радостей для одолевающего ступень за ступенью лестницу дипломатической карьеры Маунтолива. Третий роман вводит читателя в мир политических интриг с поддержкой молодого еврейского государства, в котором Нессим видит силу, способную послужить противовесом безраздельному мусульманскому владычеству в регионе. Роль Жюстин, самая ее фигура обретает сложность, объем, жертвенность страдательного залога (по-прежнему не облекаясь живой плотью, она до самого конца так и останется для меня созданием иного, не человечьего рода)

В книге по-прежнему много экзотики, может даже больше, чем в двух предыдущих, но полюбила не за то. Третья часть для меня - это череда невероятной живости сцен. Вот Маунтолив на рыбалке и водоплавающие птицы взметываются разом ввысь, и нужно беречь лицо от зимородков, которые, чуя рыбу, дуреют. А вот у него болят уши (непременно в первую ночь после возвращения домой) и мать капает разогретым салатным маслом. А торг с послом в Советской России за подержанный мундир! Танец Персуордена с Лайзой на Трафальгарской площади в честь дня рождения Блейка! Скоби, напяливший дамскую шляпку!

Фигура Скоби невероятная удача романа, изобилующего колоритными персонажами, которые тускнеют на его фоне. Потрясающий, немыслимый уровень витальности, раблезианская избыточность, в сути, маленького человека. За одного этого героя Дарреллу должно сто грехов проститься, буде какие имелись. И еще одно - записываю для себя, время вымывает из памяти подробности, а прочтешь вот так свой текст, спустя годы, и вернешься ненадолго туда, где была счастлива - вся ночь Персуордена с Мелиссой. Это немыслимо хорошо.

Эпиграф стоило бы из Кавафиса, но в Кавафисе я не разбираюсь. Я вот в Кузмине разбираюсь немножко.
Когда мне говорят: "Александрия",
я вижу звезды над стихающим городом,
пьяных матросов в темных кварталах,
танцовщицу, пляшущую "осу",
и слышу звук тамбурина и крики ссоры.
Итак, под звуки тамбурина и оглушающие крики ссоры в Александрию возвращается господин Маунтолив, британский посол, умница, дипломат, наконец, просто красавец. Возвращается в ту землю, которая сделала его мужчиной, одиночкой и осквернителем законов гостеприимства. Возвращается.
Возвращаемся и мы. Оборачиваемся на родной Содом, чтобы увидеть и узнать третьим образом – так вернувшиеся после долгой отлучки узнают в рябой старухе, укутанной в чадру, прежнюю возлюбленную. Отдельное, кстати, спасибо за экскурсию в семейство Хознани. Да… сильные характеры, свободолюбие, огромный дар… никто из них – ни Лейла, ни её несчастный муж, ни Нессим, ни Наруз, - на счастье не разменивались…
Известно, что Лоренс Даррелл Англии не любил и не понимал, дразня безжалостно «Островом Пудингов». И вот парадокс – ему удалось изобразить Маунтолива, англичанина par excellence, и Англию в его воспоминаниях как самое прекрасное, что существует во Вселенной.
Дубы возле ворот словно усыпаны были брильянтами; он вошел; с ветвей ближайшего дуба сорвались два жирных голубя и, оглушительно тарахтя крыльями, скрылись в тумане — как будто захлопнули разом тысячу книг. Он вздрогнул и улыбнулся. На выгуле, совсем рядом с домом, он заметил заячью лежку. Пробежался по ветвям деревьев ветер, осыпая с нервическим звоном сосульки, — будто разбили тысячу хрустальных бокалов. Он нащупал старый «йельский» ключ от автоматического замка и еще раз улыбнулся, повернув его в скважине, и шагнул через порог, в уютное тепло за дверью, полное не забытых еще запахов — абрикосов и старых книг, мастики и цветов; безошибочная тропка в тот мир, где остались «Петр Пахарь», и пони, и удочки, и альбом с марками. Он остановился прямо в холле и тихо окликнул ее. Мать сидела у огня в той же самой позе, в какой он оставил ее в прошлый раз, с книгою на коленях, и улыбалась.
Поразительно Даррелл построил сюжет – на контрасте, на контрапункте между статикой и динамикой, между Европой и Азией. Олицетворение первой - элегантный и благодушный сэр Луис, чья шпага единственный раз побывала в переделке – сиамский король прищемил её дверцей лимузина. Он, кстати, и продаёт Маунтоливу мундир (продаёт мундир!), въедливо при этом торгуясь. Олицетворение второй - изуродованный и одухотворённый Наруз Хознани, полузверь-полупророк, чей бешеный кнут рассекает пополам летучих мышей, пустынных псов и рожи непокорных. Две диаметрально противоположных сцены – сэр Луис, выпив лишнего, гудит себе под нос хор из «Саула» и создаёт этим пением нежелательный прецедент, и Наруз, отпетая деревенщина, неуч, проповедует волю своего народа и своей религии, грубо взывая к Богу «Медад! Помощи!» Грубо говоря, Маунтоливу предстоит выбрать, где он и с кем он: с господами европейцами, которые мило улыбаются, кивают и дипломатично обходят мольбы о поддержке, или с грязными азиатскими… притесняемыми братьями во Христе? Он выберет.
Русская девушка, на которой Маунтолив так и не женился, оскорбила его напоследок: «Ты всего-то навсего дипломат. У тебя нет ни убеждений, ни веры!» Точно так же цивилизованные Нессим и Жюстин жертвуют основой, смыслом своего существования ради сомнительного комфорта. Единственный момент, в котором цивилизация приносит пользу – это виньетка Амариля и добродетельной Семиры. Значит, всё-таки могут Запад и Восток сойти с мест навстречу друг другу?
Вот сколько всего неожиданного случилось, пока Дарли изнывал от любви и/или невозможности выразить любовь на бумаге, а Бальтазар рассматривал в лупу муравьиную суету Города. Знаете, я боюсь открывать «Клеа». Неужели четвёртая часть – последняя, и Александрия кончится?

Главное открытие: Даррел может писать нормальным человеческим языком нормальный (человеческий) классический роман. Ура, товарищи!

Принято считать, что это роман воспитания, я же его скорее восприняла как колониальный роман. Этнографические нотки сразу расцветили повествование. Как только мы выбираемся из Александрии и автор перестает надсадно ее воспевать (сам он этот город, по воспоминаниям, терпеть не мог), как только веет вольным воздухом пустыни — здесь-то и начинается настоящий Египет.

Живой интерес вызывает и экзотика — загородное поместье в дельте Нила, и коренное население, копты — потомки тех самых древних египтян, профили которых все мы видели в учебниках истории, и роман молодого английского дипломата и зрелой красавицы, хозяйки поместья.

Здесь совсем не будет главного героя первых двух книг, еще одного юного англичанина, Дарли — но оба персонажа, обе эти пары, Маунтолив и Лейла, Дарли и Жюстин, смотрятся как парные портреты, друг с другом перекликаются. Автор же и пишет «Исследование современной любви» (подзаголовок «квартета»).

Юный дипломат расстается с возлюбленной на целую жизнь — его переводят то в Европу, то в Россию, но связь не обрывается, между ними идет постоянная переписка, и под воздействием Лейлы формируется и личность, и карьера Маунтолива. Эта женщина играет главную роль в его судьбе. И вот через много лет он возвращается в Александрию.

Эта история любви вызывает сочувствие, несмотря на то что ГГ к концу романа мельчает, съеживается как шагреневая кожа — но и это видится естественным жизненным этапом, и несмотря на старания зубоскала-автора, карикатурой ГГ так и не становится, сохраняя доспехи романтического героя.

Александрийский квартет 03

Наконец-то чудесно. Глупенький дурачок Дарли отошел на второй план, вместе с ним удалился весь сумбур и витиеватые предложения на две страницы каждое, и началось. Началась наконец хорошая интересная книга, от которой сложно оторваться.

На сей раз мы видим Александрию глазами душки Маунтолива. Британского посла, для которого Египет много лет был землей обетованной, вожделенным местом назначения, местом встречи с первой настоящей любовью. И его глазами мы видим знакомых нам уже героев - Хасени, Бальтазара, Дарли, Персуодена... И вновь все переворачивается с ног на голову, с головы на ноги, делает кувырок, еще один и... катится под откос.

Вся любовь-морковь - это ширма. Наглая, неприкрытая ширма. И нет места чувствам, есть только политика, холодный расчет, коррупция, предательство, интриги. Кто в центре? Ну зачем же портить читателю впечатления? Если вы уже прочитали первые две книги, то не вздумайте останавливаться. И узнаете сами. Начиная с третьей все станет намного, поверьте, намного интереснее. И динамичнее. И захватывающее. Вот только интересно, чем же все теперь закончится. Действительно интересно. Рада, что не бросила эту серию после первой книги, как хотела.

Третья книга, третья рецензия (игры на ЛайвЛибе требуют) и в третий раз одно и то же. Первая половина вызывала раздражение и неоднократное желание бросить квартет (но, надо сказать, в меньшей мере, чем при чтении первых двух книг - привыкла, наверное). Избыточность. Это слово билось у меня в голове, пока читались первые 50%. Слишком много текста, слишком загруженный слог и малое продвижение по сюжету.

Зато вторая половина взрывает мозг. Все динамично, все переворачивается с ног на голову, раскрывают мотивы героев, все так закручено, что невозможно оторваться. И после завершения хочется сразу же перейти к "Клеа".

Цикл определенно мне нравится, но эта замкнутая система "раздражение в начале-восхищение в конце" не позволяет насладиться чтением в полной мере и поставить наивысшую оценку.

Александрийский квартет - 3

Шаг за шагом Лоренс Даррел становится моим любимым писателем! Он воистину прекрасен... и в третьей части Квартета. Здесь повествование идет от героя Маунтолива, рассказана его история в дипломатическом корпусе и о работе в Египте. Конечно же, все это мастерски переплетается с судьбами героев первых двух романов цикла Бальтазаром, Нессимом, Нарузом, Жюстин и особенно Лейлы. И вот тут разворачивается новая история, точнее новый взгляд на привычную уже историю. Все опять становится не таким как казалось в начале. Это не могло не вызвать полный восторг...
Опять с удовольствием окуналась в стиль и язык автора. Уже это заставляло меня как можно быстрее брать книгу в руки. А еще очень впечатлило и затронуло письмо Персуордена, вернуло к мыслям о Вере, о Предательстве и о Любви.
И хочется снова читать дальше... узнать продолжение, обрасти новыми нюансами, а может и получить очередной катарсис!