
Ваша оценкаЖанры
Рейтинг LiveLib
- 582%
- 418%
- 30%
- 20%
- 10%
Ваша оценкаРецензии
Аноним5 февраля 2013 г.Читать далееВ этом томе, в котором опубликованы включенные Чеховым в собрание сочинений рассказы и повести 1892-1895 годов, заслуживают своей рецензии практически каждое произведение, но я хочу остановиться на трех. В первую очередь, это «Анна на шее», герои которой стоят перед глазами как живые в образах, созданных Аллой Ларионовой, Михаилом Жаровым и другими в одноименном фильме 1954 года.
Мастерство Чехова в создании портретов персонажей рассказа великолепно, описание внешности героев содержит либо какой-нибудь лейтмотив, либо повторяющуюся деталь. Так, у Петра Леонтъича, отца Анны, «жалкое, доброе, виноватое лицо». Таким видишь его в любом эпизоде (и когда он просит в долг, и когда встречает Анну на балу, и в финале рассказа). Часто описываются детали его костюма, тоже порой жалкие («помятый фрак, от которого пахло бензином»), манера прихорашиваться, выражающая стремление выглядеть прилично, достойно, несмотря на то, что он опускается все ниже и ниже. Лейтмотив описания мальчиков, братьев Анны, — «несчастные»: они «шептали сконфуженно», «худенькие, бледные мальчики с большими глазами», но наиболее пронзительное впечатление оставляет их повторяющаяся фраза: «Не надо, папочка...» Кратко и точно, иногда даже хлестко описывается внешность эпизодических персонажей: «громадный офицер», который ходил «важно и тяжело, словно туша в мундире»; «его сиятельство, во фраке с двумя звездами», «слащаво улыбался и при этом жевал губами»; его жена, «пожилая дама, у которой нижняя часть лица была несоразмерно велика, так что казалось, будто она во рту держала большой камень».
Портрет Модеста Алексеевича дается в начале рассказа очень подробно, причем при подготовке рассказа для собрания сочинений Чехов внес детали, усиливающие его сатирическое звучание: «Это был чиновник среднего роста, довольно полный, пухлый, очень сытый, с длинными бакенами и без усов, и его бритый, круглый, резко очерченный подбородок походил на пятку. Самое характерное в его лице было отсутствие усов, это свежевыбритое, голое место, которое постепенно переходило в жирные, дрожащие, как желе, щеки». Сытая полнота Модеста Алексеевича вызывает в Анне при мысли о том, что он ее муж, чувство страха и гадливости.
Единственный персонаж, чья внешность не описывается, это сама Анна, говорится только о «темном цвете ее волос и глаз». Зато подробно говорится о впечатлении, которое она производила на окружающих, ее манере поведения.
Рассказ разделен автором на две части. В первой - «обыкновенная», «скучная история» о молодой бедной девушке, которая выходит замуж за богатого старика, в том числе и чтобы помочь своей семье, о ее несчастной, погубленной жизни. Драма героини и ее семьи описывается в спокойной повествовательной манере, ситуация хорошо знакома читателю, но несмотря на это он сочувствует печальной участи Анны, ее отца и маленьких братьев и испытывает неприязнь к Модесту Алексеевичу.
Суть характера Анны, заложенные в ней качества, полностью раскрывается во второй части. Кульминация - сцена бала, когда в Анне просыпается «предчувствие счастья». Развязка — в изменении отношения Анны к отцу, к семье: «ей было уже стыдно, что у нее такой бедный, такой обыкновенный отец». «Счастье» для героини, оказывается, заключалось в нарядах и развлечении: брак по расчету оправдался».
«Палата №6», наверное, тоже можно отнести к замечательным произведениям Чехова с интересным и поучительным сюжетом. Герой его – доктор Рагин, который заведует больницей, прекрасно знает, что условия в ней невыносимые. Здесь царит антисанитария, больных плохо кормят, бьют. Больница эта похожа на тюрьму. В полном запустении находится и флигель, где располагаются душевнобольные. Но Рагин не реагирует на то, что творится в больнице, оправдывается, говоря, что изменить жизнь нельзя. Эта философия примирения приводит героя к тому, что он отходит от житейских забот, примиряется с безнравственностью и воровством. Рагин сближается с одним из обитателей палаты №6, Иваном Дмитриевичем Громовым, и вскоре сам оказывается там. Но не прожив и одного дня, Андрей Ефимович умирает от «апоплексического удара». На первый взгляд, может показаться довольно странным, как уважаемый во всем городе доктор мог оказаться в этой, похожей на тюрьму, палате. На самом же деле, это логическое завершение жизни Рагина, и по-другому просто не могло быть. Почему же? История жизни Рагина чем-то сходна с судьбой Ионыча из одноименного рассказа, но не идентична. В отличие от Ионыча, где описано падение человека, его деградация, в «Палате №6» Чехов рассказывает об уже сложившейся личности.
Чехов восстал против насильственного начала в жизни, удобного для тех, кто сам не страдает. Эту повесть он написал в 1892 году после своей поездки на остров Сахалин – «каторжный остров», где делал перепись населения и, вольно или нет, видел тюремных заключенных, каторжников и простых людей, наблюдал их надзирателей, которые в обращении с низшими не признают ничего, кроме кулаков и розг...» и очень напоминают Никиту и весь медицинский персонал больницы, описанный впоследствии в повести.
В «Рассказе неизвестного человека» Чехов показывает ничтожество, фальшь и духовную опустошенность людей петербургского избранного общества. Замечателен «Рассказ» еще и тем, что в нем раскрывается целая полоса политической жизни русской интеллигенции в годы жесточайшей реакции, наступившей вслед за убийством Александра Второго.
«Герой № 1», как его называет Чехов в повести, не «лакей Степан», «неизвестный человек», а сын петербургского сановника, камер-юнкер Георгий Иванович Орлов - фальшивый и бездушный петербургский чиновник, у которого всегда была наготове ирония, «точно щит у дикаря». Его приятели - Кокушкин, «человек с манерами ящерицы», «карьерист не до мозга костей, а глубже, до последней капли крови», затем Грузин - «натура рыхлая, ленивая до полного равнодушия к себе», наконец, Пекарский, считающийся очень умным человеком, однако «все отвлеченное, исчезающее в области мысли и чувства, было для него непонятно и скучно»
Чехов знал, чувствовал то, чем жили люди его времени, зорко наблюдал общественные течения; для того чтобы написать «Рассказ неизвестного человека», надо было понимать, что принесли с собой восьмидесятые годы позапрошлого столетия, понять глубокое разочарование тех «выдающихся личностей», которые перестали верить, будто они способны изменять или направлять ход истории11392
Аноним13 апреля 2012 г.Читать далееКакое-то время назад мама пришла, попросила Чехова почитать: «что-нибудь, что тебе понравилось». По стопам недавних штудий я всучила ей седьмой том, где повести и рассказы 1888-1891. На днях мама пришла отдавать и, ставя на полку томик, сказала с осторожностью: «Ну "Бабье царство" еще ничего, но остальное... так беспросветно, так нравоучительно, и, главное, такое же совершенно всё. Поэтому я, наверное, пока отложу Чехова». Странно, для меня вот сейчас так наоборот, хочется читать том за томом. Возраст? А мне-то казалось, что А.П. как раз вневозрастной писатель... не знаю, бывают ли такие вообще.
Читаю Чехова и снова чувствую, что вот уже я никогда не буду такой, как раньше. Как с Достоевским — я не знаю досконально его тексты, не пишу по нему курсачи и диссеры, но он изменил меня настолько, что не сказать. Вопросы, которые я задаю себе сейчас, просто никогда не возникли бы, не будь этой литературы. То, как я сейчас думаю, как оцениваю слова и поступки, как хочу строить себя — ничего бы этого не было.
Не знаю, связано ли это с писателями (ну то есть безусловно, но в какой степени) или это у меня в жизни настал тот период, когда каждый великий писатель кусочек меня вылепливает, и, когда я закрываю очередной том, этот вялый, бесцветный кусочек начинает биться, и во мне появляется новое сердце. Это началось в этом году, и дело ли в Ф.М. и А.П.? Осталось ли бы такое впечатление от, например, Толстого? или кого-нибудь из современных авторов? Я когда-то ощущала что-то похожее, но это улетучивалось через час, день, неделю.***
Это никогда не изменится. Вечные вопросы, которые надо решать, — ничего не поделаешь. Совесть, с которой нужно договориться, да так, чтобы обе стороны были правы. Каждый выбор, который я совершаю каждый день, должен быть осознанным.Это въелось в нас, осталось, наверное, когда мы в детстве ели этот самый крыжовник, свой или соседский. Как говорит моя подруга — это можно не осознавать, но не чувствовать нельзя. Ведь это такая правда, весь Чехов со своими архиереями, душечками, собачками, женами, уездными селами, школами, серостью, слякотью, летом, закладной на дом.
Такая правда.Николай Иваныч засмеялся и минуту глядел на крыжовник, молча, со слезами, — он не мог говорить от волнения, потом положил в рот одну ягоду, поглядел на меня с торжеством ребенка, который наконец получил свою любимую игрушку, и сказал:
— Как вкусно!
И он с жадностью ел и всё повторял:
— Ах, как вкусно! Ты попробуй!
Было жестко и кисло, но, как сказал Пушкин, «тьмы истин нам дороже нас возвышающий обман». Я видел счастливого человека, заветная мечта которого осуществилась так очевидно, который достиг цели в жизни, получил то, что хотел, который был доволен своею судьбой, самим собой. К моим мыслям о человеческом счастье всегда почему-то примешивалось что-то грустное, теперь же, при виде счастливого человека, мною овладело тяжелое чувство, близкое к отчаянию. Особенно тяжело было ночью. Мне постлали постель в комнате рядом с спальней брата, и мне было слышно, как он не спал и как вставал и подходил к тарелке с крыжовником и брал по ягодке. Я соображал: как, в сущности, мною довольных, счастливых людей! Какая это подавляющая сила! Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье... Между тем во всех домах и на улицах тишина, спокойствие; из пятидесяти тысяч живущих в городе ни одного, который бы вскрикнул, громко возмутился. Мы видим тех, которые ходят на рынок за провизией, днем едят, ночью спят, которые говорят свою чепуху, женятся, старятся, благодушно тащат на кладбище своих покойников, но мы не видим и не слышим тех, которые страдают, и то, что страшно в жизни, происходит где-то за кулисами. Всё тихо, спокойно, и протестует одна только немая статистика: столько-то с ума сошло, столько-то ведер выпито, столько-то детей погибло от недоедания... И такой порядок, очевидно, нужен; очевидно, счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно. Это общий гипноз. Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда — болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других. Но человека с молоточком нет, счастливый живет себе, и мелкие житейские заботы волнуют его слегка, как ветер осину, — и все обстоит благополучно.7270
Аноним17 июля 2014 г.когда читаешь чехова рассказ за рассказом, помимо удовольствия от тонко сложенной прозы, знакомых, живых характеров, реальных ситуаций и идеально метко подобранных слов - нарастает чувство однообразия и черной тоски прежде всего от того, что чехов из рассказа в рассказ намеренно жестоко и безустанно сталкивает читателя лбом с одним и тем же относительно узким кругом проблем, кажущимся ему насущным и неразрешимым.
31K
Цитаты
Аноним1 июня 2010 г.Пока молоды, сильны, бодры, не уставайте делать добро! Счастья нет и не должно его быть, а если в жизни есть смысл и цель, то смысл этот и цель вовсе не в нашем счастье, а в чем-то более разумном и великом. Делайте добро!
10128,8K
Аноним1 июня 2010 г.Читать далееВы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье... Между тем во всех домах и на улицах тишина, спокойствие; из пятидесяти тысяч живущих в городе ни одного, который бы вскрикнул, громко возмутился Мы видим тех, которые ходят на рынок за провизией, днем едят, ночью спят, которые говорят свою чепуху, женятся, старятся, благодушно тащат на кладбище своих покойников, но мы не видим и не слышим тех, которые страдают, и то, что страшно в жизни, происходит где-то за кулисами. Всё тихо, спокойно, и протестует одна только немая статистика: столько-то с ума сошло, столько-то ведер выпито, столько-то детей погибло от недоедания... И такой порядок, очевидно, нужен; очевидно, счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно. Это общий гипноз.
8726,6K
Подборки с этой книгой

1000 произведений, рекомендованных для комплектования школьной библиотеки
TibetanFox
- 998 книг

Образование в дореволюционной России
Verdena_Tori
- 122 книги
__ Советское книгоиздание. 1985-1989
arxivarius
- 524 книги
Домашняя библиотека. Русская литература.
Lika_Veresk
- 386 книг
__ Советское книгоиздание. 1961-1965
arxivarius
- 323 книги
Другие издания






























