Рассказы. Повести. Стихотворения в прозе. Дворянское гнездо. Отцы и дети

Мне не нравится это произведение, помню его ещё со школьного времени и точно знаю, что перечитывать не стану ни за что на свете. Слишком уж сильное впечатление оно произвело на мою психику в детстве и уж лучше бы я его вообще не читала никогда в жизни.
Да, мир жесток, но зачем внушать это детям младшего школьного возраста?
Я вообще очень трепетно отношусь к животным и это произведение вызвало у меня только отрицательные эмоции. Во-первых, жалость к бедной собачке... Жалость - это самое неприятное и непреодолимое чувство из всех, которые только может испытать человек,.. ужасно просто, но это чувство жалости к Муму не проходит с годами и мне даже не надо перечитывать рассказ снова, чтобы испытать вновь всё пережитое при прочтении - достаточно лишь одного упоминания названия.
Второе отрицательно чувство, которое мне пришлось ощутить - это презрение. Презрение и ненависть к Герасиму. Ну как, КАК можно быть настолько ГЛУПЫМ и жестоким??? Ну увёз бы он лучше эту бедную собачку на противоположный берег или ещё куда-нибудь далеко... так нет же ш! надо обязательно было убить несчастное животное!
Какой-то он мазохист, самому собаку жалко, а всё равно топит, при этом мучая и собаку и себя...
Ну не понимаю я вообще такие произведения, как можно подобное читать, ещё и детям, это какой-то кошмар. И "грязь", налипшая однажды во время прочтения, больше никогда не смоется...

Я редко сейчас читаю русскую классику. Но тут настроение было романтичным, а что может быть лучше первой любви?

Начинается произведение с того, что компания взрослых друзей собирается и обсуждают первую любовь. Владимир (гг) ответил друзьям, что он не рассказчик и он свою историю запишет. Меня это немного удивило, т.к мне проще рассказать, чем придумать миллион описаний)))

В целом очень юношеская любовь получилась. Ровно такой какой должна бы быть первая. Оглядываясь сейчас из современного времени туда... Немного странно смотреть как отличаются родители, дети, современники. Как меняются понятия воспитания, флирта, отношений (семейных и не только).

Очень интересно Тургенев описал героев. Он брал прототипом себя, отца и свою первую любовь. И зная это, только интереснее читать.

Я искренне сочувствую главному герою. Никто не заслуживает того, что с ним произошло. Но уверена, что это его если не закалило, то придало какого-то опыта в жизни.

Искренне рекомендую это произведение всем. Особенно тем у кого первая любовь уже была. Возможно это заставит вам понастольгировать. Или же посочувствовать герою.

Не знаю, кто придумал образ милого купидона со стрелами.
Реальный амур первой любви, должен быть запечатлён в образе крадущегося в вечерней траве, чуточку сумасшедшего и пьяного, ангела: он улыбается и у него в зубах —  блестит нож: раздаётся вскрик, сначала, юноши, а потом, девушки, и ангел отлетает от них в тёмные небеса, словно душа, единая на двоих.
Где любовь, там и смерть. Это не преувеличение, просто мы не видим, что творится в душах, а там порой умирают и воскресают миллионы чувств в одну ночь, как в конце времён.
Эта апокалиптика сердца знакома многим. В этом смысле Тургенев — апокалиптический писатель.
Если бы на небе вдруг погасли все звёзды, и город, дрожащий словно раненый зверь, как бы храня в своих глазах последнюю память о звёздах, вдруг тоже, погас и погрузился в космический мрак, это бы всех ужаснуло.
А между тем, подобное часто случается в душах влюблённых, сидящих где-нибудь на лавочке в парке, с томиком Тургенева или в душе прохожей с синим зонтиком, грустно вам улыбнувшейся своими удивительными глазами, цвета крыла ласточки.
А мы проходим мимо и не подозреваем, что на лавочке просиял конец света..

Принято называть Гоголя, главным мистиком русской литературы. Кто-то назвал бы Достоевского, Булгакова.
А я бы назвал.. Тургенева.
У него самый тонкий мистицизм: любви.
Он как стих Пушкина: не нужно лишних декораций, пёстрых эффектов, для вечной красоты. Нужна одна любовь..
Женщины, как-то раньше мужчин узнают, что нет ничего таинственней и выше любви: все талмуды вековой мудрости, все эти реинкарнации, шамбалы, телепатии.. лишь покорные тени любви.
У Тургенева, любовь, это какое-то 4 измерение, 5 время года, шестое чувство: проще говоря — Нарния взрослых.
Поразительный дар Тургенева описывать живое волшебство любви, словно его открытый томик стал приоткрытой дверцей в рай и цветы зацвели у тебя на ладонях, коленях, радостно простёршись дальше, запев лазурью цветов на обоях, ласточкой, мелькнувшей за окном.
Славно сидеть на лавочке с томиком Тургенева и улыбаться мысли, что весна, цветы, пение птиц — начались с томика Тургенева: вот закрою его, и задуют холодные ветры, облетит молодая листва с деревьев, и даже упадёт на дорожке, человек: впрочем, быть может он был просто пьян..

Это и правда невероятно: в повести Тургенева, 16-летний мальчик входит в сияющий мир Нарнии любви, населённой удивительными созданиями и даже фавнами.
Проходит всего месяц… и несчастный мальчик покидает дремучие дебри Нарнии взрослых, чуть ли не ползком, израненный и с проседью в сердце (мне иногда кажется, что Тургенев поседел ещё в юности, от любви..).
Неужели это и есть, любовь?
Кто-то из героев повести говорит: первой любви у меня не было. Я начал сразу со второй..
В некоторой мере, это мистично: словно мы влюбляемся впервые — в красоту мира, так похожую на душу любимого человека, с которым мы можем встретиться лишь через года, но улыбаясь в детстве ласточке в окне, касаясь сирени после дождя, мы сами не знаем почему, плачем.
Так и в повести — красота, словно крылатый Вергилий, сопровождает влюблённых.

Я однажды прогуливался с любимой по парку.
К нам подошла юная пара (первая любовь..) счастливая, как ангелы, и девушка, с милой улыбкой, попросила меня сфотографировать их.
Я стал наводить фокус… как купидон, свой прицел.
А они стояли, затихшие, милые, трогательно прижимаясь друг к другу, как перед расстрелом: за их плечами был сразу — рай.
Чуть выше правого плеча девушки, на ветке клёна, сидели две синички, удивительно нежно воркуя. Тоже, первая любовь..
Мне почему-то стало грустно фотографировать юную пару, фотографировать нечто телесное, мимолётное, тот мир, где разбиваются сердца..
И я сфотографировал чудесных синичек, так похожих на душу влюблённых.
Уходя, позади нас, заплечной красотой, и чуточку, грустью, раздался женский смех и мужское бурчание. Смех самой любви, весны..
Похожий «фокус прочтения» Первой любви Тургенева, был и у меня.

Знаете, интересно смотреть на искусство, как на звёздное небо.
Случайно для себя, я сделал маленькое «астрономическое открытие», читая Первую любовь.
Это как открыть таинственную жизнь на далёкой звезде.
(я в детстве открыл комету, в дедушкин бинокль. Редчайшая удача, почти невозможная… и разве так уж важно было, что мой старший брат смеялся надо мной, говоря, что это всего лишь белый шлейф от самолёта на закате? Главное, у меня было чувство, равное чувству Коперника, Галлея).
Повесть начинается так: Гости давно разъехались…
Дело в том, что у Пушкина есть малоизвестный прозаический и незавершённый отрывок, начинающийся так: гости съезжались на дачу..
Прелестная зеркальность первых строк, правда?

Но вся прелесть в том, что в этой вещице Пушкина, главную героиню, зовут так же, как и героиню повести Тургенева: Зиночка.
Фамилия, правда, иная — Извольская, но эту инфернальную волю, Тургенев в жизненном кредо Зиночки и её возлюбленного: одна воля даст человеку свободу, и власть даст, которая лучше свободы.
Умей хотеть, и будешь свободным, и командовать будешь.
Почти дословная отсылка, к слову, к Шопенгауэру и его «Воля как мир, и представление».
Т.е. — воля, как душа свободы. Свобода без воли, всё равно что листва на ветру, думающая, что свободная, но целиком во власти ветра, ветров.
В этом смысле Камю прав: воля — тоже одиночество.
Да, эта повесть, в том числе и об экзистенциальном одиночестве, где всё, почти всё — словно листва на ветру. Всё, кроме любви.

Так вот, в произведении Пушкина, Зина — эдакая Клеопатра белых ночей.
Инфернальница, нежный сон страсти, которой тесно и душно в скучном обществе, мире, и вот, она бросает вызов
прозе и безумию жизни, словно её.. крылатую душу, вызвали на спиритическом сеансе, чтобы узнать: что есть любовь? Как нужно любить?
Ведь бывает и так, что на спиритическом сеансе собираются внутренне поблекшие и мёртвые люди, и дух, ими вызываемый, живее их всех (к слову, хороший сюжет для какого-нибудь рассказа).
Помните милую забаву Клеопатры?
Кто из мужчин согласится провести с ней ночь.. и умереть?
Чудный на самом деле момент: любовь, равна смерти.
Словно в любви есть что-то, что не менее таинственно и бессмертно, чем и смерть.
Может потому многие так и боятся любви?

Пушкин чудесно написал о Зине: но годы шли, а душе Зинаиды всё ещё было 14 лет..
Прелестная амбивалентность времени внутреннего и внешнего, их трагического и вечного разлада.
Грустно, когда человек покоряется внешнему времени (с его мнимыми свободами).
Возраст здесь не важен, прелесть в том, что человек может жить в 21 веке, а душа его — в 19, 16, где-то в Испании или Питере.
И возраст как бы оглядывается на это, зачаровываясь и замедляясь.
Вот такой эвридиков огляд души, времени, описывает Тургенев в своей Зиночке, в её детском легкомыслии, и одновременно — скрытом инфернальном одиночестве.

Как известно, Толстого вдохновила на написание Анны Каренины (один из толчков), первая строчка Пушкинского: гости собирались на дачу (разумеется, и теневая инерция всей этой вещицы).
Я к тому, что Тургенев создал как бы… чудесный фотографический негатив Анны Каренины, с той разницей, что вместо женщины там — мужчина. Вместо поезда — любовь.
Название повести Тургенев так прелестно ещё и потому, что оно говорит о трёх любовях: это первая любовь 16-летнего мальчика к 21-летней Зиночке.
Это о первой любви Зиночки… к отцу мальчика.
И, наконец, как это ни грустно, это и о первой любви уже взрослого и женатого мужчины, к прелестной Зиночке.
Вот такая вот карамазовщина от Тургенева.

Есть что-то очаровательное, когда юноша впервые влюбляется в женщину старше себя.
А если.. это роковая женщина?
Такая любовь оставляет шрамы на сердце, на всю жизнь.
Это не милый Купидон, метящий с улыбкой, солнечной стрелой, в трепетную грудь (вспомнился анекдот, как пьяный Купидон попал стрелой себе в руку… тоже, так сказать блики первой любви и нежного греха юности. Ко мне сегодня утром прилетал раненый купидон с мыслью о любимой: у неё удивительные глаза, цвета крыла ласточки: это ведь трагедия, когда встречаешь свою первую любовь, так поздно, и понимаешь, что всё что было — до, это влюблённость, а не любовь).
Нет, это в ночи, по степи убегающий от погони, запыхавшийся и бледный юноша, которого преследует на тёмном коне, Амазонка: она пронзает стрелой его лопатку, там, где должно быть крыло.
Юноша падает, сердцем и мечтой, в бурьян, и Амазонка со смешком (сама ночь смеётся и звёзды!) гарцует на лошади над несчастным юношей, и копыта, как странные, мгновенные цветы, мерцают у плечей, паха, лица, поверженного влюблённого.

Вообще забавно, что Тургенев называл Достоевского — русским де Садом.
Забавно потому, что сам Тургенев является..  русским Мазохом.
В этом отношении ужасно мило то, как начинаются романы де Сада и повести Тургенева: у де Сада, в сумрачном замке, сидят четверо скучающих мужчин, и думают, как бы развлечься, убить скуку и время (ужасное выражение).
И вот, они приглашают парней и девушек и предаются самому грязному разврату.
У Тургенева — четверо мужчина сидят в старой усадьбе поздним вечером, и, закуривая сигары, вспоминают чудесные времена молодости, когда они впервые полюбили…
Хотя.. герои Тургенева выходят их этой любви столь измождёнными и израненными, что кажется, они провели ночь… у де Сада.

В самой повести есть прелестный эпизод (и не случайно, сам Зах..р Мазох, признавался, что часто черпал вдохновение в Первой любви Тургенева), где Зинаида говорит одному из своих ухажёров, что она — властвует над ним беспредельно, и что он с наслаждением вытерпит всё от неё, если любит.
Зина берёт булавку и вонзает её в ладонь несчастного. Вонзает глубже, ещё глубже…
а тот покорно улыбается, а наша инфернальница в это время, как бы раскрылила взгляд у плеча и смотрит на влюблённого мальчика, стоящего чуть в стороне, наблюдая этот ад любви.
Этот сексуальный момент интересен тем, что Зине было бы не так сладко вонзать булавку в руку ухажёра, если бы.. не чувствовала, как за ней наблюдают, если бы она не ощущала, что в этом поступке, она словно обнажена, тем чудным и сокровенным обнажением до бессмертия и боли души и мечты, какое может позволить себе далеко не каждая женщина, просто скинув перед любимым, свою одежду.

Любопытно, что в конце повести, любимый бьёт её хлыстом по руке, и она прижимает саднящую руку, к губам: прижимает боль и душу; она покорно целует в этой боли, душу любимого: почти по цветаевски, душа и боль, стали одним целым: боль, как «гостиница душ», ибо нет места любви на земле и тесно телам в этом мире, где тела ранят друг друга, томясь по душе.
Здесь уже эпизод повести полыхает на инфернальном уровне: нет просто мужчины и женщины: есть платоновские идеи мучительной и вечной любви (любовь всегда, вечна, даже если она мгновенная, оттого и мука её), идеи, облитые плотью: мужчина бил не столько по руке Зины, сколько по мыслям и словам, ею сказанным, сделав ему больно.
И в этом плане прелестно, как в любви, мы порой синестетически-райски путаем душу и тело, путаем формы касания, проникновения.
Вот стоит мужчина у окна, со стороны улицы, а в окошке — Зиночка, общается с ним.
Но это всё кажимость, мираж.
Мира уже почти нет. Весна — мимолётная декорация полыхающей любви, царствующей в мире.
Раненая рука Зиночки прижата к её губам. Тела.. её, и мужчины, где-то далеко-далеко, так далеко, словно на далёкой звезде, и сейчас общаются, молчат и смотрят друг на друга, лишь их крылатые души, а на земле.. почему-то ранятся тела, как бы сама собой, как стигмата, на руке женщины проявилась ранка..

В моей жизни тоже была первая любовь-  первая боль? Первая душа? —, связанная с женщиной старше меня.
Правда, разница в возрасте была больше, чем в Володи и Зины: мне — 13, ей  — 31 (к слову, 18-летняя разница в возрасте была у Есенина и Дункан).
Это тоже было на даче, и она тоже была инфернальницей, которая не снилась и Тургеневу.
Боже! Каким невинным и мечтательным ребёнком я был!
Вечно витал в облаках, женщин, представлял ангелами, и искренне думал, что женщины столь отличаются от мужчин, что умеют общаться телепатически, просто скрывают это: мои мысли девочки всегда читали очень ясно, с милой улыбкой, словно я прозрачный: не только девочки: учителя, мама, когда я нашкодничаю..
Я мечтал о первом, романтическом поцелуе.
У Тургенева это изумительно описано, в тональности Врубелевского Демона: Володя сидел в парке на крыше полуразрушенного домика и мечтал о чём-то.
Как из пустоты, из весны, появилась Зина и с улыбкой спросила: могли ли бы вы, ради меня, прыгнуть от туда к моим ногам?
Володя, не думая, прыгнул. Разбился и потерял сознание. Зиночка бросилась в цветы, на колени и поцеловала несчастного мальчика..

Безумно и прекрасно, правда? Прекрасен сам порыв, нежно путающий душу и тело, ибо любовь — бессмертна.
По сути, такие безумства в любви, есть тайное доказательство, если не бога, то бессмертия души и рая.
Мой первый поцелуй, был навеки… опорочен.
Это реально грустно и во многом, забавно. Но это сейчас, по просшествии лет, а тогда, на той летней даче, заметённой августовскими звёздами и ласковым шумом листвы в саду, были такие странные ласки, неведомые и сейчас многим взрослым… что я, возвращаясь к себе домой, тихо плакал ночью в постели, сам не зная почему.
По сути, у меня было три первых поцелуя: в 5 лет, когда я поцеловал в деревне лиловый, тёплый носик телёнка, совершенно самозабвенно поцеловал: я ходил к нему как на свидание за сарайчик, скармливая шоколадки, которые давала мне бабушка.
В 9 лет, когда не менее самозабвенно обнял и поцеловал в весеннем лесу, берёзку, впервые попробовав её сок: в этом поцелуе было какое то томление по красоте мира и предчувствии женщины..
И, наконец, когда я на даче, поцеловал мою инфернальницу.
Поцеловал её.. внизу живота, смотря на её строгую и нежную улыбку.
Да, я поцеловал женщину — Там, раньше губ женщины.
Есть в этих трёх поцелуях что-то символичное, в плане лирического разврата всей моей жизни: телёнок, весенняя берёзка, и…
Есть в этом даже что-то тургеневское.

В начале повести Тургенева есть пронзительно-эдемический мотив: юноша, словно скучающий в раю Адамчик, блуждает в чудесном саду и слышит за забором всполохи звуков, смеха.. жизни.
Он приподнимается и тайно наблюдает чудесное зрелище: девушка, озорно касается цветком по лбу молодых людей, её окружающих. И они счастливы.
Есть в этом что-то сказочное, что-то от спящей красавицы и гномов.
Представляете, если бы спящая красавица была лунатиком? А чем иные инфернальные черты характера, иная болезненная гордыня, инфантильность, не лунатизм и маска?
Это так поразило юношу, словно он увидел за забором рая, в сумеречной и запретной стороне, заросшей вечерним солнцем — Древо Познания добра и зла.

Иной раз кажется, что в космогонии Тургенева, женщина заключает в себе тайну Древа Жизни и Древа Познания: совершенная дриада.
Она — микрокосм. В ней одной, и возможность совершенной гибели мира, и его спасения.
Тургенев вообще удивительный символист и мистик, похлеще Блока.
Зинаида сняла с матерью старенькую усадьбу: её вечно окружают 5 молодых поклонников, словно неких духов, держа её в плену.
В некотором смысле, это 5 чувств женщины, сияющих вокруг неё, но ей мало 5-и чувств, и появление в этом «райском заповеднике» нашего юноши, сродни 6 чувству: томление женщины по неземной любви, нарушающей все земные чувства.

По сути, отношения Зины к её 5-и ухажёрам, это отношение Клеопатры к её рабам, готовых за ночь с ней, отдать жизнь.
Да Зина и сама упоминает алые паруса Клеопатры, когда царица плыла к Антонию, дабы его поразить (на самом деле, на паруснике Клеопатры были лиловые паруса, но Тургенев и Зиночка, выдумали алые, быть может подтолкнув Грина к написанию своей феерии).
Что интересно, Зина словно бы разговаривает сама с собой у окна, среди ухажёров, спрашивая: сколько лет было Антонию?
Её «рабы» послушно ошибаются, и лишь одно говорит истинный возраст Антония: это возраст отца нашего юноши.

На самом деле, совершенно удивительная с художественной точки зрения, оптика времени, тени которого как бы растут и дышат на заре, удлиняются и сердце женщины словно распято меж двумя константами: отцом и сыном, но на метафизическом уровне, это мучительный разрыв женской природы, между земным и небесным.
В этом смысле очарователен совершенно фрейдистский момент в начале повести, когда юноша приходит в дом Зины и в сумеречных сенях встречается с не менее сумрачным и нелепым слугой (разумеется, он тоже заколдован).
Его окликают: мол, кто пришёл?
Старый слуга ставит на пол, перед юношей, тарелку с остатками рыбы и уходит.
Чуть позже, один из ухажёров Зины принёс ей котёнка и она перед ним поставила на пол тарелочку с молоком.
Что хотел этим сказать Тургенев? Есть ли тут нечто кафкианское, в самой природе превращений любви, или инфернальная игра сердцем любимого, как с котёнком? Или материнские блики, христианские даже, которыми смутно наполнена повесть?

Одно из «5-и чувств» тонко заметило Зине, намекая на неё, что иным людям — сладко жертвовать собой.
Да, эта повесть прежде всего о жертвенности.
Как и в случае с Анной Карениной, загнанная в тупик любовь, запускает катастрофическую цепную реакцию, полыхнувшей множеством жертв.
Любовь ангельская, которой не дали расправить крылья на земле, превращается в адскую, чёрную воронку, в которой замерли крылья-паруса на заре.
По сути, происходит маленький апокалипсис.
В повести об этом говорится прозрачно, намёком, но чуткий читатель понимает, что у Зины от отца Володи, был ребёнок.

И в этом плане совершенно спиритуалистический момент, когда Зина знакомит Володю со своим младшим братиком, тоже, Володей.
Эта иррациональная зеркальность потрясает, как во сне нас порой потрясает простая веточка у окна, которая есть нечто большее, чем просто веточка: нечто ужасное, грозное.
(кстати… кто любит эту повесть, с более яркими эмоциями может прочитать пронзительный рассказ Чехова — Володя, в котором писатель по своему ведёт диалог с Первой любовью Тургенева).

Сад облетает: осень в Эдеме…
Тургенев завершает повесть на фантастической, экзистенциальной ноте, говоря о безымянной старушке, умирающей и крестящейся, моля кого-то простить ей грехи.
Кто это? Может.. сама любовь?

Когда Тургенев тяжело умирал, он в полубреду просил прощения у невинно загубленных им тысячах птиц.
Шелест их призрачных крыльев наполнял сумрак спальни Тургенева с горящей свечой: её вздрагивающий свет на стене, мешался со светлым шелестом крыльев ангелов, тоже, незримо наполнявших спальню Тургенева.
Любви и любящему, всегда есть за что просить прощения, правда?
И у любви нужно просить прощения за всё то, что мы с ней делаем и сделали на этой печальной земле.
Забавный и грустный факт: Супруги Виардо и другие французские друзья Тургенева, плохо приняли «Первую любовь» Тургенева и совершенно не поняли её концовку.
Бог им судья (впрочем, как и многим наши критики не поняли повесть. Добролюбов брезгливо называл Зиночку — 'нечто средним меж Печориным с Ноздревым в юбке», другие говорили, что Зиночка совершенно лишена нравственного начала, и что никогда не видели в жизни такой женщины, и не дай бог встретить. А я видел, к счастью).
Тургенев написал для французского издания дополнение к повести, совершенно лишнее, чужеродное, чуть ли не оправдывающееся.
Французам и тем переводчикам, кто переводил повесть не с русского, а с французского, «повезло» и по сей день читать её «Первую любовь» в изуродованном виде.
Это как после последнего аккорда Лунной сонаты Бетховена, услышать звуки пошленькой модной мелодии.
Но разве.. мы порой не делаем тоже самое с любовью?

p.s. Как известно, эта повесть фактически дословно повторяет события в юности Тургенева.
К слову, тогда же, в 1833 г. разыгралась ещё одна детективно-любовная история: в доме Тургеневых появился странный ребёнок: Варенька Богданович, которую мать Тургенева называла «своим творением».
В ту пору, отец и мать Тургенева были в сложных отношениях, у отца был роман на стороне с «Зиночкой». Варвара Петровна уехала со своим молодым лечащим врачом Андреем Берсом (тем самым ловеласом, у которого потом родиться дочка, Софья Андреевна, ставшая женой Толстого) и его матерью — повивальной бабкой по совместительству) за границу, где и родился таинственный ребёнок. Когда все вернулись, отца Тургенева уже не было в живых.
Кто мать девочки — неизвестно, но не исключается, что сама Варвара Петровна. Быть может.. в пьесе Нахлебник, Тургенев изобразил этот странный и не понятный для мужчин, род женской мести и бунта, когда в ответ на измену мужа, зачинают ребёнка.. от другого? Похоже на самоубийство наизнанку, с рождением жизни новой, в пустоту).
Сам Тургенев называл повесть — самой любимой у него, а образ Зиночки — самым удачным.
Это к вопросу о так называемых «тургеневских девушках»: так кто они? Кроткие, ранимые и мечтательные, как в Дворянском гнезде, или не менее ранимые инфернальницы, такие как Зина, за маской инфантильности и гордыни которых, и по сей день многие не видят боль души и мечты?
Есть «читатели», которые не то что Зину, или такие измученные души как Зина называют неглубокими, но и саму повесть Тургенева. Бог им судья.. неглубоким.
Зина существовала на самом деле и звали её — Екатерина Львовна Шаховская.
Просто хотелось ещё раз вспомнить эту удивительную женщину, поэтессу с трагической судьбой, бросившей вызов прозе и безумию жизни, посмевшей жить лишь чувством и любовью — этой высшей реальностью.
На её могилке, высечены прекрасные стихи:

Могилки уже нет. Строчки стали травой и цветами, как и душа женщины.
Хочется, как и в стихе Цветаевой — «Прохожий», остановится у этого голоса травы и цветов и тихо помолиться о душе женщины… любившей, на этой безумной земле.

Иван Сергеевич ТУРГЕНЕВ – «Отцы и дети» (роман, 1862 г.)

1.
Роман Ивана Сергеевича Тургенева «Отцы и дети» увидел свет в 1862 году, когда автору было 43 года.
То есть, писал книгу человек и писатель ЗРЕЛЫЙ, - и это сразу видно.
Книга обрела огромную популярность.
Но это не значит, что все были в восторге. Наоборот, было много негодующих возгласов, много споров и раздоров, много недопонимания и идеологических «боёв». Но равнодушным книга не оставила никого. А ведь это как раз и значит «быть популярной», верно?
Чтобы лучше понять, о чём идёт речь в произведении, надо погрузиться в ту эпоху. Для «Отцов и детей» это важно.
Итак, 1862 год. Вспоминаем школьные уроки истории.
В 1855 году умирает Император Николай Павлович, которого некоторые называли «Николаем Палкиным». Заканчивается значимая и непростая эпоха, длившаяся почти 30 лет.
Год спустя (в феврале 1856 года) мы проигрываем Крымскую войну и лишаемся флота на Чёрном море. Национальный позор, разочарование и крики профессиональных крикунов о том, что надо проводить либеральные реформы.
И Александр II «Освободитель» начинает давать свободы – одну за другой. Сначала отменяет военные поселения, а в 1861 году отменяет КРЕПОСТНОЕ ПРАВО. Готовится реформа высшего образования.
И в такие-то дни в журнале «Русский вестник» Тургенев печатает свой роман «Отцы и дети». (Вспомним заодно, что Чернышевский в этом же, 1862-м году, будет арестован и сядет в Алексеевский равелин писать свой знаменитый роман «Что делать?», который выйдет годом позже).
Словом, страна БУРЛИТ.
И Тургенев, не будь дурак, НЕ СПЕШИТ бросаться в этот бурлящий поток. С одной стороны, он берёт очень СОВРЕМЕННУЮ тему – проблему взаимоотношений отцов-романтиков с детьми-нигилистами. С другой стороны, действие романа он начинает в относительно спокойное время – 20 мая 1859 года. Именно в этот день Кирсанов-старший ждёт в гости своего милого Аркашу.
То есть, Герцен уже звонит в это время в свой «Колокол» (журнал начал издаваться в 1857 году), но Пётр Заичневский ещё не организовал свой знаменитый кружок (1861 г.), никто ещё не написал листовку «За топоры!» (1862 г.) и Каракозов ещё не стал всемирно известен (1966 г.).
То есть, Тургенев показывает своего современного героя в тот самый отрезок времени, когда все идеалы (и свои и чужие) он уже разбил и оплевал, но за пистолет и кинжал ещё не взялся.
Герой этот – молодой студент-естественник Евгений Васильевич Базаров.

2.
При всей моей любви к советской системе образования, должен сказать, что «Отцов и детей» трактовали на уроках литературы совершенно неверно. Пожалуй, в духе понимания их таким же, как Базаров, нигилистом-критиком Дмитрием Ивановичем Писаревым. А сам текст романа и объяснения, которые давал по поводу этого текста г. Тургенев, как-то упускали. Или, вернее, игнорировали.
Если выкинуть из головы школьную трактовку и сесть за роман спокойно и непредвзято, то увидишь совсем не то, о чём трактует учебник.
Надо сказать ещё, что Тургенев не был почвенником, как Достоевский, который, конечно, сразу осудил бы Базарова. Не был он и славянофилом, как Аксаковы, Хомяков и Киреевский, которые тоже отвергли бы Базарова в мгновение ока.
Тургенев был ЗАПАДНИКОМ. Он учился философии Гегеля, слушал лекции лучших заграничных профессоров и считал, что Европа превосходит Россию и должна являться для неё ОРИЕНТИРОМ. Поэтому Базарова он описал объективно, спокойно, со знанием и пониманием дела. Но и ПРИ ТАКОМ подходе мы не увидели у автора ни идеализации персонажа, ни, тем более, преклонения перед ним. Тургенев НЕ считал, что Базаров более прогрессивен, чем поколение отцов. НАОБОРОТ, он ПРОВЁЛ перед нами Базарова через ОБЫЧНОЕ общество, показав не только героя-нигилиста, но и тот СОЦИУМ, на фоне которого Евгений (простите за вульгаризм) ВЫПЕНДРИВАЛСЯ. Показал это талантливо, а главное, ТОЧНО.
И мы смогли увидеть из этого показа, что отцы вовсе не выжившие из ума старички. Что и Николай Петрович, и Павел Петрович позицию Базарова поняли мгновенно и почти мгновенно же дали этой позиции оценку – такую, как и следует оценивать юношеские «заскоки».
И мир, который был ДО Базарова, от базаровских «откровений» не исчез и не сломался, не погнулся и не заржавел. Даже НЕ ПОЧУВСТВОВАЛ базаровского «пришествия».
А вот Базаров – УМЕР.
Базаров умер вовсе не случайно – он сошёл со сцены, как явление ВРЕМЕННОЕ, сиюминутное. К 1862 году Евгений Васильевич (скорей всего) либо ПОНЯЛ бы, что до сих пор он был глуп в силу возраста и недостатка жизненного опыта, либо (что маловероятно) стал бы таким же «обалдуем», как Заичневский, а впоследствии Нечаев. И про него Достоевский писал бы своих «Бесов».
Но вечным оппонентом Павла Петровича и постоянным резателем лягушек он бы точно не остался.

3.
Любопытно то, что СЕЙЧАС таких Базаровых пруд пруди. «Бога нет. Добро и зло относительны, а значит, и морали абсолютной нет. Эстетика – ерунда. Пушкин – бесполезен. Печной горшок дороже Пушкина. Естествознание – это да, это и правда ЗНАНИЕ, а литература, музыка – это барахло! Любовь? Никакой любви нет! Есть только половая потребность. Семейное счастье? Мещанство! Всё кругом плохо! Изменить мы ничего не можем. Почему? Потому что не можем. Слишком мало нас, УМНЫХ. А дураков много. Поэтому мы будет РУГАТЬСЯ и обличать. А кто не будет вместе с нами ругать царя, Пушкина, православие и эстетов, тот либо дурак, либо подлец. А скорей всего, и дурак и подлец одновременно». – ВОТ базаровщина в чистом виде, как она представлена в романе. И разве мало сейчас таких «мыслителей»? Всяких там «популяризаторов науки», для которых вся наука сводится к безбожию и к лобызанию стоп Ричарда Докинза? Да сколько угодно!
Достали с полки запылённый том Тургенева и сделали из себя Базаровых.
Но только Базаров-то БЫЛ таким в силу определённых обстоятельств. Определённое время, определённый характер, всё это наложилось друг на друга, переплелось, - и вышел такой вот ТИП. И появился он, повторюсь, НА ВРЕМЯ. Автор показал лишь ЭТАП в развитии одного интересного человека. В крайнем случае, одного определённого ТИПА людей. А вовсе не ступеньку (тем более, высшую) в эволюции развития человеческой культуры.
Лучшим доказательством этого утверждения являются события книги.
Мы с первых страниц начинаем видеть, что Аркадий Кирсанов («ученик» Базарова) не столько понимает его, сколько считает его «крутым». Что Аркадий часто ВЫНУЖДАЕТ себя быть «базаровцем», на деле таковым НЕ являясь. Видит это, кстати, и сам Базаров.
А уж когда Аркадий влюбляется, то вся нигилистская галиматья вылетает у него из головы. Он всё ещё «питает уважение» к ней, но в жизни он этими «идеями» больше не руководствуется.
А уж от таких «учеников» Базарова, как Ситников и Кукшина, тошнит даже самого «основателя нигилизма».
Но неудавшиеся ученики не беда – даже Христовы ученики разбежались, когда их учителя казнили. Даже Пётр, которого сам Иисус назвал «камнем», отрёкся от него в первую же ночь после ареста учителя. Что делать? Бывает…
А беда в том, что, столкнувшись с Одинцовой, начинает «разваливаться» и сам Базаров. Он вдруг увидел, что любовь – это не просто половое влечение, а что-то большее. Бедняга! Не зря говорят «Любовь зла» - любого «козла» заставит на себя работать!
А от признания любви, далеко ли до признания Бога?
Что было бы с несчастным Евгением Васильевичем лет через 5, останься он в живых?
Да, автор НЕ ЗРЯ показывает нам, что мировоззрение Базарова умирает ещё РАНЬШЕ, чем его создатель, хотя создатель этот не прожил и тридцати лет.
В школе нам твердили, что Базаров победил «гнилую» аристократию, «двинул прогресс», спихнув старичков-отцов с «парохода современности». Но АВТОР ни о чём подобном НЕ писал. Перечтите роман ещё раз – и вы это увидите.

4.
Собственно, крах базаровщины заключён в ней самой.
Чтобы понять, что эта система взглядов рухнет, не надо даже читать книгу до конца – достаточно лишь хорошенько проштудировать пятую главу романа.
« - Что такое Базаров? – Аркадий усмехнулся. – Хотите, дядюшка, я вам скажу, что он собственно такое? Он нигилист».
« - Нигилист, - проговорил Николай Петрович. – Это от латинского nihil, НИЧЕГО, сколько я могу судить; стало быть, это слово означает человека, который… который ничего не признаёт?

• Скажи: который ничего не уважает, - подхватил Павел Петрович.
• Который ко всему относится с критической точки зрения, - заметил Аркадий. – Нигилист это человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружён этот принцип». (стр. 331)

Вот знаете, я вчера весь вечер ходила по квартире и жаловалась ребенку с мужем: "Ну что за манера так измываться над читателями?! Ну зачем нужно, чтобы люди страдали? Ужасный Тургенев. Ужасные произведения! Не буду больше читать его!". Ну действительно. Сплошной тлен и беспросветный мрак...Но зато как всё это красиво, не смотря на трагичность...

Любовь, любовь...
Что касается героев произведения, то хочется в первую очередь сказать о малодушии Лаврецкого. Он мне показался очень слабым человеком. Человеком, не способным к серьезным действиям. Он живет всё с оглядкой на общество - что подумают о нем люди, что скажут?
Лизу же, с одной стороны, жаль, ведь она очень спокойная, положительная и умная девушка, способная любить всем сердцем, но полюбившая совсем не того человека. А с другой стороны, хочется надеяться, что религия - это её любовь, её предназначение, а не способ уйти, спрятаться от своей личной трагедии.
Ну и какой же красивый у Тургенева стиль повествования! Какие чудесные обороты! Думаю, об этом можно и не говорить.

Ах..
P.S. Открыла для себя нового чудесного чтеца - Владимира Самойлова. Очень неплохо!

Тютчев

В этих стихах, весь Тургенев: у него страдают и счастливы, не только люди, но и мгновения жизни, звёзды и сама красота.
Есть в романах Тургенева что-то утончённо-восточное.
В Японии, любование снегом называют — юкими. Любование луной — цукими.
Тургеневым хочется любоваться столь же трепетно, т.к. девственная, застенчивая красота его книг, похожа на дивное явление природы.

Откидываюсь на зелёную спинку дивана. На коленях — томик «Отцов и детей».
Рука словно бы щурится и дремлет на страницах, словно кошка на печке: наслаждается строчкой.
Вот, средним пальцем, рука зацепила страницу, опарусила её и медлит: глаза перечитывают что-то на левой странице и сердце пятится, и пальцы послушны сердцу: странички медленно листаются назад, словно сами собой..
Аркадий Кирсанов, лежа с Базаровым у стога сена (похожего на взошедшую луну!), мечтательно и грустно промолвил, гладя на то, как пожухлый кленовый лист сорвался с ветки и его движения в воздухе, напоминают бабочку: печальное и мёртвое, так похоже на весёлое и живое..
Ах, почему он не лежал вместе с женщиной в стогу сена и не ей сказал это?
По сути, из этой строчки вышел весь роман Тургенева: она вмещает в себя и нигилизм Базарова, его тайные мечты, грусть родителей, ожидающих сына и потом пришедших к нему на могилку, и мечты женщины вмещает в себя эта строка, и даже, сны замечтавшегося ночного леса: люди во сне, порой нежно бредят, а ночной лес, тихо роняет листок.

Страницы медленно листаются назад.. словно падает осенняя листва: я думаю о любимой своей.. бессознательно листая дни, когда мы были счастливы.
Вместе с Тургеневым, сладостно вспоминать о любимой.
Если я умру, то и в раю буду вместе с душой Тургенева вспоминать о любимой, с удивительными глазами, цвета крыла ласточки: я ему поведаю такую историю любви.. которая ему и не снилась.
Страницы так томительно-медленно… ах, где-нибудь на далёкой планете, в будущем, возле окошка космической станции, точно так же падали бы крупные, неземные снежинки.

Я не понимаю, как это удаётся Тургеневу.
Есть великие писатели, виртуозы, мастера: Толстой, Достоевский, Набоков, Платонов.. но ни у одного из них нет этой чары соучастия в загрустившей красоте мира, ставшей на миг, осязаемой и зримой, как северное сияние.
Наверное, есть более глубокие книги, более остросюжетные развития событий, с неземными метафорами, похожими на ангела, упавшего в эпилептическом припадке, содрогаясь в воздухе лазурными крыльями, похожими на волнующиеся от ветра, цветы на краю бездны.
Нет, всё это прекрасно, дивно.. но не то. Так оглядываешься с грустной и милой улыбкой на книги детства. Так… душа оглядывается с просиявшей высоты, на своё простёртое в постели тело и мир.

Подобно очарованному страннику и блудному сыну от искусства, наскитавшись по другим дивным берегам и странам: Акутагава, Фолкнер, Пруст, Сартр, Буковски, Бальзак, Воннегут… моя душа кротко возвращается к Тургеневу.
То, что я нашёл у него — нет больше ни у кого. Как и ни в одной женщине нет той красоты неземной, того чудесного сердца, как в любимой моей. Потому я и зову её ласково… Тургенев.
Иногда мне снятся эротические сны с Тургеневым. Но это уже другая история.
Так почему я не видел в Тургеневе всей этой красоты, раньше?
Каким взором я смотрел на него? Надменной и гордой юности?
Ну да, красиво, трепетно, персонажи чудные, ранимые, часто, бесячие… но так только школьники делают или наивные читатели прошлых веков, читая красоту, словно примеряя на себя платье: что-то не подошло, что-то жмёт, значит, не моё.
Такой подход убивает искусство, превращая его в игрушку для развлечения.
Или нужно было настрадаться в жизни, разбить своё сердце, вдребезги… и, словно дети, раздавленные судьбой, кроткими возвращающиеся к родителям (с ребёночком на руках), так и душа моя, вернулась к Тургеневу?

Боже мой.. и вроде пишет Тургенев о простых вещах, о любви старушки-матери, сидящей возле  своего гордого и равнодушного сына, играющего в карты и любуется им: она ждала его три года, истомилась по нём, а он..
Она не смеет коснуться его, и лишь её синий взор, кротко ласкает его плечи, волосы тёмные..
Боже! Вот как у Тургенева это получается? У Тургенева, самого языческого нашего писателя, нашего русского Пана… писать о любви и природе, быте, так, что они сквозятся.. евангельским и тихим светом?
Да это же евангельский образ природы!
Нет, это не просто мать-старушка, а, кроткая русская Пьета, предчувствующая гибель своего сына, не на коленях держащая его бессильное тело, а на сердце — его уставшую душу.

К слову, если по карте посмотреть на маршрут путешествия Базарова и Кирсанова к своим родителям и к степной Калипсо — Одинцовой, то можно подумать, что сама красота крестится, причём, по православному.
Да,Тургенев вроде описывает бытовые и милые вещи: тоску матери, мечты юности, сны женского сердца, домик с зелёною крышей возле церковки, тоже, с зелёной крышей, утонувшей в зелени сада..
Но всё это словно бы залито неземным светом, луной бессмертной души, а быт, обыденность, из которой так мечтал вырваться Базаров, волшебно превращается в бытие, и всё это делает любовь и красота, которых так чуждался Базаров и которые.. разорвали ему грудь.

Кажется, что в романе Тургенева незримо действует волновая теория света, сбываются сны Эйнштейна: всё всё в романе дивно связано друг с другом, и красота, чувства любовного томления, несутся на сверхсветовых скоростях и мир дивно и навека замирает за их плечами..
Да, всё связано друг с другом, словно в конце света: упавший кленовый листок и сердце Базарова, впервые увидевшего Одинцову. Чеширский розовый зонтик, мелькающий в листве, и улыбка ребёнка у Фенечки, этой крестьянской Киприды, Афродиты, выходящей из пены цветов: к ней, к её девственной чистоте и душе, словно к Мадонне степной, так или иначе льнут все герои романа, и «Отцы и дети».

Так и кажется, тронь вот тут, строчку с описанием ночной луны, и через несколько страниц это касание светло отзовётся в улыбке женщины… и моей улыбке. Ах.. в нашей общей улыбке!
Боже.. прошло 200 лет, а мне, именно мне, сидящему на зелёном диванчике в глубинке России, улыбнулась тургеневская девушка!
И с этой улыбкой замечтаешься о любимой..(да-да, улыбки тоже умеют мечтать, не хуже нас)
Есть в этом чуде тургеневского мира, что-то от предчувствия Рая.
Я не удивлюсь, если однажды кончится мир, и человек, кроткая красота земли, милая природа, искусство, будут отринуты нигилизмом самой жизни, по логике и разуму вещей, стремящейся в ничто.. к себе домой, т.к. всё произошло из Ничто и к нему стремится.
Потому разум и нелеп на земле, сам по себе. Он предатель, как и слепое преклонение перед наукой и цивилизацией.
В этом плане Базаров в некотором роде прав. Как  правы дети.. сами не зная того.
И вот, на выжженной и замёрзшей земле, над обезлюдевшим раем, в синеве воздуха, высоко-высоко, проявится дивный призрак, похожий на взошедшую луну: это будет тургеневский пейзаж, белый домик с зелёною крышей и церковкой рядом, утонувшей в акациях и сирени.

Не хочется с школьной скукой прилежания, разбирать характеры героев и событий, переливая из пустого в порожнее, утомляя и себя и читателей.
Хотя.. славно было бы сказать о романе то, что свежо и оригинально.
Хорошая рецензия — это диалог души, с текстом, с его мечтами, грустью и снами.
Хочется положить на свои колени карий томик Тургенева, и тихо погладить его, словно.. это милые волосы Одинцовой, Базарова, Кати, или Фенечки, похожей на милого домашнего призрака: есть кроткие, поруганные судьбы, с грацией призраков.
Да и что есть любовь в нашем мире, как не призрак?

- Ну что, милые, о чём вам рассказать?
(жена заглянула в спальню, грустно улыбнулась и сказала, не мне, куда-то в пространство: опять с книгами разговаривает..).
Рассказать, как однажды Тургенев и молодой Толстой, поссорились и чуть не подрались, словно Кирсанов с Базаровым?
Тургенев ходил по комнате, чесал себе лоб, размахивал руками и на повышенных тонах доказывал что-то Толстому, после кутежа с цыганами, лежавшего на зелёном диване, задрав на спинку, ноги и играя какой-то чепухой в руке.
Тургенев вдруг разворачивается к Толстому, отрицавшему и глумящегося, как Базаров, над всеми основами мира, над высокими речами Тургенева о прекрасном, и, сказал как-то охрипши, сжимая руками своё горло: я больше не могу! Вы меня не слушаете, не слышите..
У меня горло болит, мне нельзя так кричать! У меня фарингит!!

Толстой, позёвывая, отводит взор от покрасневшего лица Тургенева и говорит: малахит, фарингит… чепуха. Фарингит, это такой камень на Урале.
Тургенев поднял глаза к небу, скрытому за потолком, поднял руки и мысленно закричал..
Толстой улыбался на диване..
Как ни странно, Толстой похож на Базарова.
Они оба страдали той мучительной синестезией души, чем-то похожей на муку неприятия своей гомосексуальности (только наивные или глупые люди могут думать, что это норма, что стоит просто поддержать человека и он с улыбкой станет собой. Не станет. Если его природа мучительно и навеки расщеплена на две части. Лишь новую маску нацепит… продвинутую, красочную).
У Толстого и Базарова, сердце — пытается мыслить, а это пугает, и ещё более пугает их, до экзистенциального стыда, что разум — пытается чувствовать.

Как Базаров по утрам на заре, желая истомить своё сердце и отвлечься от шепчущих голосов в сердце, голосов любви и боли мира, уходил в лес и бродил там по росистой траве (ах, какой замечательный из Базарова вышел бы призрак!!), так и я, на днях, томясь от любовной муки, бродил по страничкам дневника Толстого, бессмысленно почти листая страницы: года и страницы, росли как стволы берёз, дубов и елей, освещённых солнцем с боков..
Набрёл на запись совсем молодого Толстого: если я в ближайшие 3 дня не сделаю что-то доброе для человечества, я.. убью себя.

Любовная мука в груди, ярко вспыхнув, на миг замерла и вместе со мной внимательно прильнула к страницам последующих трёх дней Толстого.
Боже! Как я переживал за Толстого! Как за.. Базарова.
Я даже на миг подумал, что я.. сошёл с ума. Что Толстой, на самом деле, умер молодым, а вся его грустная и великая судьба: Каренина, Война и мир, ночной побег из Ясной поляны от жены и.. себя, лишь мираж, сон.
Мне реально стало страшно: а вдруг, я и правда, болен, и нахожусь в сумасшедшем доме: попал туда, то ли из-за любви, то ли доказывая, что Толстой — жив! Что он жил долго, до старости, и я с наслаждением читал его романы, которых нет..
(красивая медсестра с каштановыми волосами, в чудесно сидящем на ней белом халатике, заглянула в окошко в двери палаты и грустно прошептала: снова, разговаривает сам с собой, бедный…).

Поверишь ли, Базаров, мне до сих пор кажется чем-то вымышленным, что я прочитал страницы тех трёх дней в дневнике Толстого, и что всё закончилось благополучно: У Толстого внезапно нашли какую-то мистическую болезнь и уговорили на операцию. Он и правда мог.. умереть.
И вот я задумался об общей природе Базарова и Толстого, как-то крылато разметнувшейся в разные стороны.
И если Толстой, преодолев нигилизм молодости (не совсем, всё же), томился по счастью всего человечества, то Базаров…
Кем бы стал Базаров, преодолев свой демонический, а по сути — подростковый нигилизм?
Ну было бы счастливо человечество, кушало бы сыто, радовалось цветочкам, сердце бы благополучно и демократически зарастало бы жирком…
И что? А куда деть эту боль души, под этими холодными и бескрайними звёздами? Куда деть ту муку любви, вечной красоты, разрывающей грудь?
Неужели и любовь, красоту вечную, отдать.. вот на такое, чтобы и она заросла жирком и довольством?
Может.. образ Базарова, несколько глубже, чем кажется?

Боже… какой дивный образ создал Тургенев!
Во время чтения, хотелось раз 40 прибить чем-то тяжёлым, Базарова, и три раза вызвать его на дуэль, и.. столько же раз хотелось его обнять, и три раза даже поцеловать (правда, все эти разы связаны с его мукой любви и его болезнью).
Базарова легко представить в синих джинсах и с растрёпанными чёрными волосами, сидящего на скале, позируя Врубелю.
И если Базаров, существо инфернальное, отрицающее и мир и себя, но в его груди томятся жаркие крылья для преодоления этого заблуждения и гордыни, то последователей Базарова, очень хорошо описал Достоевский, в «Бесах», которых полно и сегодня, как у нас, так и на западе.
Чисто по человечески, их даже жалко: жить демократическими идеалами пользы, истинами Фомы, с вечной линеечкой в руках, которой измеряют счастье, истину, бога и душу и пол, постепенно врастая в быт и холодную подлость вещественности мира, в сытое счастье, зарастая ими, словно травой с лопухами, толком уже не помня и не понимая, что такое совесть, честь, истина, правда, Родина, семья, бог и любовь.
В этом плане, роман Тургенева, о тотальном непонимании между не поколениями, а между человеком и миром, непонимании человеком себя, людей: мать разлучается с ребёнком после родов, влюблённые разлучаются, душа с телом разлучается, дети с родителями разлучаются… увеличивается тёмное безмолвие между звёздами. И никто, никогда, не поймёт друг друга…
Если только.. в любви. А кому нужна любовь на земле?
Ну страдает мать Базарова. Некая крестьянка страдает по нему. Розы страдают под зноем и замученные Базаровым лягушата, ещё много чего страдает, что не видят глаза, но видит одна любовь.
И что? При чём тут поколения? Для одних и сейчас совершенно нормально и демократически, как в том самом месте с Грушенькой из Карамазовых, пить ананасовый компот и смотреть на то, как насилуется красота и правда в мире, смотреть, не замечая, на звериные оскалы бесов, не замечая, как на духовном плане, снова распинается Бог и на том же плане духовном, апокалиптически полыхают многие страны и сжигаются, уродуются души людские, а потом искренне удивляться… войне, которая словно взялась из ниоткуда.
Может подлинный нигилизм, это равнодушие? Базаров бы пожал плечами..

А это ведь и правда, страшно, и в этом смысле Тургенев описал нечто спиритуалистическое в любви… Базарова. Для кого прикосновение любви, стало столь же ужасным и потрясающим, как соприкосновение с призраком.
Да, это страшно, и не только в случае с Базаровым, когда тебя что-то словно бы касается из пустоты, темноты, а ты не видишь, что это, и бессознательно хочется отринуть, убить эту область, откуда было касание, и не важно что это, особенно для сегодняшних нигилистов: истина, совесть, бог, душа, любовь..
В этом смысле удивительна фамилия Базарова.
И пускай в школе и литературные критики, с умным видом толкуют про базар, пустоту слов на ветер.
Этот оттенок разумеется есть, но он не главный.
На самом деле, Тургенев сам сделал подсказку к тайне фамилии, в том эпизоде, где Аркадий и Катя сидели в беседке и читали Гейне.
Дело в том, что в фамилии Базаров — эхо стихотворения Гейне — Азра.

В стихе говорится о человеке из таинственного племени Азров (Азраил?) — полюбив, они умирают.
Боже.. превращение Базарова из заносчивого и глупого подростка, изумляет не меньше, чем Превращение Кафки.
Что все эти исполинские истины мира, сверкающие мечты науки, гордости юности… пред маленьким цветком любви?
Любовь победит всё. Всё в мире, нелепо, по сравнению с любовью.
И в этом смысле, любовь — инфернальная царица нигилизма, любовь — сокровенная природа Базарова, по которой он томился всю жизнь.
И не случайно, лёжа в траве, он называл муравья — братом; не случайно его, словно бесприютного и таинственного ребёнка, рождённого от какого-нибудь Пана, влекло вглубь природы.
Да даже резание тех же лягушек..

И каково же было его изумление, что в сердце природы — вовсе не пустота, не сутолока атомов, а свет любви и всё держится этой любовью!
Грудь Базарова, словно несчастного лягушонка, рассёк луч любви и томный взгляд женщины…
Базаров похож на нравственного горбуна, где горб — томительность неразвившихся крыльев.
Потому и его стыд, презрение к красоте, поэзии, любви: так стыдятся и презирают, предатели. Или дети.
Любовь и красота словно в аду говорят, напоминают не столько о безобразии Базарова, а.. об изуродованном лике души самой жизни, её истин.
Душа Базарова томительно-сопричастна этому уродству жизни: его душа, подобно мыслящему тростнику Паскаля, дрожащего между звёздной бездной, и сверкающей пустотой в душе: ещё не известно, какая бездна больше..
Любовь?

В романе есть дивный образ неприкаянной женщины: то молится по ночам, а днём бросается в буйство наслаждений, душа куда-то рвётся, а сама не знает куда.
Это сама любовь..
У женщины на руке было кольцо с изображением Сфинкса.
После своей смерти, она завещала вернуть кольцо влюблённому в неё мужчине: Сфинкс был перечёркнут крестом.
Кто этот Сфинкс? Душа женщины? Красота природы? Искусство? или.. любовь?
Ах.. эта женщина могла бы полюбить Базарова! Успокоить сердце этого последнего Дон-Кихота..
Как это грустно сознавать.. что твоя любовь, быть может давно умерла. Может и в этом ещё бессознательная тоска Базарова? Он один в целом мире. Среди скучной сутолоки атомов, звёзд и людей.

И все явления природы, люди, государства, искусства и мечты, далёкие звёзды, словно говорят сами с собой и мы их не слышим, как не слышал Базаров страданий и любви матери.
Словно земля общается с далёкой звездой: пока свет и сигнал дойдёт туда, вопрошающий уже умрёт, и ему ответит, фактически, его же эхо.
Эхо, этот призрак звука — Базаров, как инфернальное воплощение невозможности понять друг друга, ни людям людей, ни звезде, человека, ни человеком — грусть даже малого цветка.
Тогда не лучше ли сразу.. стать травою и ветром, светом звезды, тем самым обняв, заключив в свои объятия весь мир, став дыханием любимой женщины… боже!
Стать томлением ночи и звёзд, мира, который впервые тебя не отринул (nihil), а, словно Отец, обнял душу, припавшую к нему на колени, подобно блудному сыну.

А где же Базаров? А если точнее, что снится травам, цветам, выросшим на его могилке?
Цветам снится окно, к которому подошёл Базаров.
Закрытое окно похоже на сложенную синеву крыльев ангела.
Позади Базарова, на диване сидит женщина, боящаяся себе признаться, что любит (в этом плане мы все, чуточку нигилисты, убийцы).
Базаров приникает к окну жарким лбом.. приникает к ласковой природе и её красоте, словно к матери, ища у неё защиты и помощи избавления от горячей муки в груди. Он шепчет: я.. люблю вас.
Он это говорит женщине, с чудесными волосами, цвета крыла ласточки.
Женщина отражается в окне и сквозь её силуэт, прозрачно и ласково проступает красота и вечность природы, словно и им признаётся в любви, Базаров, через миг распахивая дрожащими руками, окно: чистый катарсис, словно душе стало тесно на земле и она стосковалась по небесам и полёту, и оказалась далеко-далеко от Земли.

p.s. Ночь не спал и думал о романе Тургенева и о любимой своей.
Мысли о прекрасном, всегда сворачивают к мыслям о наших любимых.
Смотрел на окно.. Ярче сна, в сердце текли мысли о болезни Базарова, страницами которой так восхищался Чехов.
Базаров умирал и бредил и ему мерещились красные собаки в его комнате.
У Есенина в стихе — Розовый конь (Не жалею, не зову, не плачу).
У Базарова — красная собака. Он.. жалел, звал кого-то, плакал (слёзы к горле… порой похожи на сирень, прильнувшую к окну).
Разумеется, это Фифи: собака Одинцовой.
Боже.. он на смертном одре, в бреду… мыслил о любимой! (собака возле ног любимой.. сердце… возле ног любимой).
Когда я буду умирать, о чём я буду думать и бредить?
В этом бреду, вся суть человека: ради чего он жил и кого он любил.
Я знаю точно, что в моём смертном бреду, в раскрытое окно моей комнаты, влетит ласточка и я ей улыбнусь и кротко протяну руку к ней.
Просто.. у любимой моей, глаза и волосы — цвета крыла ласточки.

А ещё я думал ночью, о дивном узоре в романе.
Не знаю, обращали ли на него внимание раньше (я в детстве мечтал быть археологом.. на далёких планетах. Пока не сбылось, но в произведениях искусствах, с их неземной красотой, я порой открываю дивные вещи, мимо которых важно прошли учёные и бородатые археологи).
Базаров и Кирсанов, лёжа на стоге сена, говорят об опавшем листке, похожим на бабочку.
К дому Базаровых подъехала телега. На стогу сена, лежал человек, больной тифом: только умер.. и его душа отлетела бабочкой.
Что видел этот несчастный в бреду, когда его везли к Базарову?
Об этом же целый рассказ можно написать!
Это же.. судьба и душа Базарова! — Бескрайнее тихое небо плывёт над глазами, над сердцем, бьющимся в синеву, и редкие птицы, ласточки, словно медленно влекутся ветром в сторону: похожи на осеннюю листву..
Что шептали в небеса, губы несчастного?
Имя любимой? Мама? Что-то ласково-смутное из детства? — лягушка, сирень на ветру, щеночек у ног девочки..
А может… образ Базарова ему бредился?

Это не вымысел мой.
Удивительно, но этот несчастный на стоге сена, похожего на взошедшую луну, был именно тем таинственным человеком на инфернальной, спутанной двойке лошадей, который проезжал на заре возле леса, где Базаров сидел в траве, ожидая дуэли.
И не случайно Базаров бредил при смерти: из 8 вычесть 10.
Это шаги дуэли. — 2. Базаров и его любовь. Их нет больше в мире.
8 — 10… желание уйти в отрицательные величины. Домой, в иррациональное безмолвие космоса, желание зарыться сердцем, в шорох атомов, словно в вечернюю траву.
Когда Базаров вскрывал труп того несчастного и таинственного человека и заразился… это ведь было даже не самоубийство, а экзистенциальная дуэль.
С кем? Со смертью, всё отрицающей.
С самим собой, своим прошлым, с почти космическим безмолвием того самого «безвоздушного пространства», в котором не могут существовать ни любовь, ни человек, чтобы не говорил старый и новый нигилизм.
Та ледяная, космическая тьма, которую анатомировал Базаров, это тот самый Чёрный человек Есенина, то самое… разбитое зеркало.

Сегодня оглядываться назад с высоты нашего времени по меньшей мере удивительно и это прекрасно, потому что чувства и чувственность сегодня и тогда, казалось бы такие совершенно разные, но они как и проблемы, которые раскрываются в рассказе актуальны и по сей день.

Повесть Первая любовь Тургенева красива своей меланхоличностью и даже грустью, и это понятно. Повествование ведется от лица 16 летнего мальчика, теперь уже мужчины, который вспоминает свою первую несчастную любовь. Он очарован и влюблен в соседку по даче, старше его на 5 лет. У нее много поклонников, но она никого не воспринимает всерьез. И вдруг оказывается, что девушка имеет отношения с отцом главного героя.

Любовный треугольник, что может быть банальнее, и что объединяет всех троих участников этой коллизии чувств? Несбывшаяся любовь с ее разрушительной, неистовой силой! Именно она воздает всем по заслугам. Для одного она урок, для второго наказание, для третьего расплата.

Не только любовь раскрывается в таком небольшом произведении Тургенева, но и проблемы нравственности семьи, психологического травмирования ребенка растущего в неблагополучной семье, и даже в рассказе находится место для абьюзивных отношений.

Так что, для своего времени произведение Тургенева было не только актуальным, но и прогрессивным.

Павел Петрович Кирсанов и Евгений Базаров...две стороны одной медали. У них больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Для меня центром романа были два этих героя. Все остальное было взаимосвязано с ними. Идеи о неравенстве сословий, поколений, взглядов на жизнь, о неуместности и невозможности существования нигилизма в данном отрезке времени и пространства...все это многообразие смыслов и значений нашло свое отражение в противостоянии Павла Петровича и Базарова...каждый отвергает и презирает в другом то, что присуще ему самому...главная проблема героев в том, что они сами себя не понимают/не принимают и даже в какой-то степени отвергают сами себя. Но самое интересное заключается в том, что оба отвергнуты в лучших своих порывах, их дар не принят и они повержены. Острое недовольство, неудовлетворенность превращаются в скуку и пустоту, в духовную и физическую смерть... Одному еще нет места в этом мире, другому уже нет места.