Владимир Маканин. Собрание сочинений. Том 2

Пустым местом, оказывается, можно кормиться,
им можно жить, оно наполняется бытийной тяжестью.
Лев Аннинский
Владимир Семёнович Маканин входит в круг лучших прозаиков России второй половины XX века – начала XXI века. Канадский славист К.Н. Шнейдман о нём написал: "Сегодня Маканин – один из немногих русских писателей, кому удалось за пределами брежневской эры сохранить уровень художественности своей прозы… Он создаёт сюжеты, впечатляющие своей философской значительностью, которые обновляют без тривиализации обсуждаемые им темы" (Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература. 1950 – 1990 – е годы. В 2-х томах. – М., 2006, т. 2, с.626).
В центре повести 1982 года "Человек свиты" три основных героя: Дмитрий Родионцев, Вика Журавлёва, секретарша директора Аглая Андреевна. Они работают в одном из учреждений города. В каком – неважно, кем – тоже неважно. Ибо настоящая их жизнь – это жизнь свиты. Аглая Андреевна в силу своей должности играет роль могущественного лица, а Вика и Родионцев – её приближённых. С точки зрения Вики и Мити, Аглая Андреевна и директор – короли, цари, небожители. Попасть в солнечную приёмную, пить чай с секретаршей – это и есть счастье, солнечное местечко. Неслучайно слова "солнечное" и "солнце" повторяются много раз. Работники свиты чувствуют себя значимыми только в свите, рядом с начальством. Вне свиты они теряют себя. Мечта Вики и Мити – как можно дольше удержаться в "солнечной приёмной" секретарши. Поразительно то, что это "солнечное местечко" не даёт им никаких материальных выгод. Они изредка ездят с директором в командировки да ежедневно пьют чай с Аглаей. Для этих героев самое главное - ощущать себя людьми свиты. Эти ощущения создают видимость полноты жизни, собственной значительности.
Читатель застаёт Митю в тот момент, когда Аглая Андреевна очень тихо и спокойно отстраняет его от свиты. Начинаются мучительные размышления героя о причинах этой отставки. В сознании Мити утрата места в свите – трагедия. Потеряв "солнечное местечко", Родионцев теряет самого себя. "Человек свиты" Митя Родионцев всегда будет стремиться примкнуть к какой-нибудь стае – в воровской ли шайке, в институтских ли междоусобицах или же в литературных группировках. Ему страшно обрести свободу, стать хоть какой- то личностью. Под крылышком у вожака всегда спокойней, даже проигрывать, даже унижаться, даже погибать. Такие, как Митя, иногда идут на большой риск во имя того, чтобы не стать личностью, чтобы не выйти из стаи, чтобы не совершить поступок…"люди свиты" отказываются от пьянящей свободы, от жуткой независимости. Они знают, что ползающего человека невозможно уронить" (Бондаренко В. "Московская школа", или Эпоха безвременья. – М., 1990, с.113 – 114). Жизнь свиты – это жизнь людей с "гнущимся позвоночником", людей, не способных на собственные волевые решения. Отстранённый Родионцев и сам понимает незавидность своей роли в свите, называет себя не только "референтом", но и "шутом", "увеселителем", "массовиком-затейником". "Не в силах справиться с обстоятельствами и Митя Родионцев…хотя его ситуация представляется трагикомической, а не драматической: Митю "удалили" из свиты директора…Родионцев (и другие герои) написаны Маканиным как подчиняющиеся быстрому течению "реки жизни" (позитивному для "везунчиков", негативному для "невезучих")" (Иванова Н. Точка зрения. О прозе последних лет. – М., 1988, с.220).
В финале у Мити появляется мысль о свободе. Только мысль эта возникает в мозгу пьяного Родионцева, да к тому же её подсказывает совершенно посторонняя женщина.
Автор постепенно нагнетает ироническое отношение к Аглае Андреевне. Особенно ярко это проявляется в эпизоде со шторами. Автор противопоставляет неприступность секретарши – "богини" и "мелкость" "гномика" из хозобеспечения. Даже выбирая шторы, Аглая Андреевна сохраняет свою царственность.
Особенно насмешливо относится автор к Санину, молодому "заместителю" Родионцева в свите. В эпизоде со шторами группа слов "по – суздальски, многотрудную, работяга" создаёт ироническое авторское отношение к Санину. Этот герой прекрасно чувствует настроение начальства, оказывается в нужном месте в нужное время – заслуженно занимает место в свите. Но он ещё только начал превращаться в полулакея. Хотя Санин очень хочет оказаться в солнечной приёмной, стать человеком "середины", он может в командировке напиться, встречаться с чужой женой, дарить цветы не тем, ругать за спиной Аглаю.
Попытаюсь обнаружить значимые словесные ряды (ключевые слова) повести. Вероятно, уже в названии содержатся главные ключевые слова: "человек" и "свита". 1.Свита: "нам надо быть начеку, угадать и исправить, всегда на подхвате, воркует, лепечет, обласканная, в опале, судьба почему – то отвернулась, любовь Аглаи Андреевны, он не ропщет, отставили, работник свиты, Митю заменили, бороться за место под солнцем, мальчик на побегушках, прочая деловая обслуга, причастность к власти и суете людей, отставленный шут, постаревший увеселитель, человек свиты, прилипала и ловчила, полулакей, живучесть и приспособляемость, свитские люди царствуют и пылят в глаза, солнечное местечко (5 раз), место под солнцем, местечко, мелкота". 2. Человек: "моложавый мужчина, поджарый и быстрый для своих сорока лет, он жил и жил, никто его поймёт, этим ли заниматься в сорок лет, ему хочется поговорить по душам, но не с кем, впервые Родионцев сам по себе, свободен, я увидел, что я ничто и ноль, а в итоге вспомнить мне нечего, а поезд ушёл, я сбился (3 раза), мог бы и я прожить другую жизнь – совсем другую, я человек, тебе пойти некуда, гулял как хотел, меня любили, а теперь не любят, теперь сами по себе, свободны, свободен от свиты – это же замечательная мысль".
Родионцев мучительно осознаёт, что он сбился, что он человек, что он свободен. Это ему помогают понять молчаливые мужики в ресторане, пьяный юноша на улице, незнакомая женщина. В финале Митя – человек (пусть и пьяный). "Я знаю: ничто не меняется к лучшему в духовном составе героя…Я знаю, что серединный человек не становится при этом ни выше, ни лучше, ни счастливее. Я только чувствую мгновенным уколом боли, что он – человек. И мне достаточно" (Аннинский Л. Структура лабиринта. – В книге: Маканин В. Избранное. – М., 1987, с.18).
Эссе на основе моей статьи в журнале "Литература в школе", 2013, №3.

Сергей Сергеевич Якушкин - столичный человек-загадка. Для одних он всесильный знахарь, врачующий онкологии матюками, зубным порошком и чифирем зверобоя. Для других, вроде его дочери Лены, он выпавший из жизни и реальности старикашка, рядовой клиент городской психушки.

При том, что Маканин - писатель реалист, перманентно впадающий в социальную диагностику, его "Предтеча" выглядит вполне фантастическим романом. Будто бы Айтматов вздумал написать что-то в духе Стругацких, а на выходе вышла постмодернистская штучка а-ля Пелевин или Сорокин. И всё это специфической вязью маканинского языка, в которой отсутствуют паузы абзацев, а прямая речь легко становится в одной фразе авторской или косвенной. Владимир Семёнович еще на заре своего творчества был писателем, обгонявшим время минимум лет на десять, как по художественной стилистике, так и по оригинальности тем. Ведь его безумный врачеватель Якушкин - это не только прообраз заполонивших позднесоветские экраны чумаков и кашпировских, но и "вывернутый наизнанку" архетип будущих коучей-гуру с их сектантской мотивационной пургой.

Книга привлекла меня именем автора: в свое время меня просто покорил роман В. Маканина "Андеграунд, или Герой нашего времени". К удивлению, недавно обнаружила огромное количество негативных отзывов о произведениях этого писателя. А значит, кто-то не прав и пора решать: это я застряла в "Андеграунде" или весь негатив - лишь неотъемлемый спутник гения? Не имея привычки перечитывать, просто схватила первый попавшийся незнакомый мне роман. И теперь меня мучает другой вопрос: почему столь СКУЧНАЯ книга заставила меня так МНОГО ДУМАТЬ?
...
То, что по всем видимым причинам произойти не может, но все же происходит вопреки им, принято называть чудом. Чудо - это то, что случается под воздействием неких духовных начал, ибо порождается нашими желаниями и верой - верой в его возможность.
Однако, как только на чудо устанавливается цена, само это явление, утрачивая связь с духовным началом, перестает считаться чудом и становится предметом сделки.
...
На самом деле, не столь важно, обладал ли Якушкин способностью врачевания, важно, что чудо было, а теперь его нет. Что произошло? Человек утратил веру в чудо? или в способность его творить? Нет, просто Человек решил, что Чудо можно купить.
...
В романе показан процесс становления новой моды - моды на чудеса. Соотношение спроса и предложения - не более того. А потребитель уже раскрыл кошелек. Он готов верить. Во что? В силу денег, конечно же. Бесплатные чудеса не так впечатляют...
Желание же быть хоть кому-то нужным, хоть кем-то услышанным, вопреки законам экономики, не рождает предложения. Мотив тоски звучит совершенно по-чеховски (рассказ "Тоска"), с той лишь разницей, что Якушкина почему-то не жалко...