Ваша оценкаИздание 1984 года. Сохранность отличная. В седьмой том Собрания сочинений Валентина Катаева вошли автобиографическая книга "Алмазный мой венец" (1975-1977) и книга о первой мировой войне "Юношеский роман".
Жанры
Рейтинг LiveLib
4,7
5 оценок
- 580%
- 420%
- 30%
- 20%
- 10%
Ваша оценкаПрочитали 6Хотят прочитать 4
Рецензии
Аноним16 февраля 2025 г.Читать далееС одной стороны - очень оригинальное и самобытное произведение, автор намеренно, дабы сохранить художественную ценность и отдалиться от мемуаров, замаскировал имена героев, увековечив тем не менее современников, которых считал достойными тому.
Я не знаю, достоверно ли все упомянутое в тексте, насколько субъективно и искажено, ведь, помнится, в тексте можно найти ничем не подтвержденные эпизоды.С другой стороны, должна признаться, я пока не созрела к настолько глубокому анализу литературы, чтоб изучать личности писателей (слишком уж сильны мои опасения того, что те или иные факты жизни автора омрачат или вовсе перечеркнут дары его таланта), поэтому книга мне далась скрипя. Хоть я и с восторгом отношусь к некоторым упомянутым в книге писателям - однако нельзя сказать, что я с упоением не могла оторваться от текста.
Тем не менее, книга достойна внимания. Где же еще можно найти призму восприятия одних великих творческих деятелей - другим?). Безупречный слог, языковая краткость, живая образность, и (для меня главное)- ценность воспоминаний и литературы - все, что так ищешь от времени с книгой.
...Перечитываю написанное. Мало у меня глаголов. Вот в чем беда. Существительное - это изображение. Глагол - действие. По отношению количества существительных с количеством глаголов можно судить о качестве прозы. В хорошей прозе изобразительное и повествовательное уравновешено. Боюсь, что я злоупотребляю существительными и прилагательными. Существительное, впрочем, включает в себя часто и эпитет. К слову "бриллиант", например, не надо придавать слово "сверкающий". Оно уже заключено в самом существительном. Излишества изображений - болезнь века, мовизм. Почти всегда в хорошей современной прозе изобразительное превышает повествовательное.
Как странно, даже противоестественно, что в мире существует порода людей, отмеченных божественным даром жить только воображением.
В истоках творчества гения ищите измену или неразделённую любовь. Чем опаснее нанесённая рана, тем гениальнее творения художника, приводящие его в конце концов к самоуничтожению.01:11:2960839
Аноним11 января 2025 г.Лети, лети лепесток
Не роман, не рассказ, не повесть, не поэма, не воспоминания, не мемуары, не лирический дневник. Но что же? Не знаю!Читать далееВ мир поэтов XX века я ушла с головой во время пандемии. Но воспоминания Одоевцевой, Гумилева, Ахматовой, любимого Чуковского…все они вращались вокруг Петрограда/Ленинграда. Москвичи залетали в холодный, голодный круг поэтов-интеллигентов как вспышка. Немного Маяковского, немного Мандельштама, Есенин не мелькал и вовсе. Поэтому книга Катаева открыла мне дверь в совершенно новый мир. И он отличен от петербургского, но в то же время схож. Схож болью, которая выпала на долю каждого.
Роман-загадка Катаева не привязан к датам, поэтому сложно ориентироваться, когда тебя настигнет боль. Случайные временные зарубки слишком болезненные, чтобы заострять на них внимание. Разбитое сердце Олеши, бегство Хлебникова, самоубийство Есенина, последняя точка Маяковского. Воспоминания автора разрознены. Мгновение и они бегут вперед слишком быстро. Секунда и вас отбрасывает назад. Во время когда все еще живы, горят и несут свет.
Я проходила мимо дачи Катаева в Переделкино. Тогда он был для меня просто автором детских сказок. Я не знала о его жизни, карьере, друзьях. Не знала, что любимый Мандельштам пытался работать с ним в тандеме, не знала, что Олеша был его другом, не знала, что он был вдохновителем Ильфа и Петрова. Это была просто дача, которую, в отличии от дач Пастернака и Чуковского, не смогли превратить в музей. Она была, но никак мне не откликалась. И от этого нестерпимо захотелось снова туда вернуться. Частично роман был написан именно там. А я слишком привязываюсь к таким вещам.
Я всегда все знала о ключике. В детстве его Тибул был моим идеалом мужчины. Я искренне любила щелкунчика, потому что щелкунчик это про “век-волкодав” и этим сказано все. Я смотрела на Командора глазами Чуковского и Репина (я все еще пропускаю дневниковые записи К.И. за 30-ый год, потому что уход Командора его раздавил и почти уничтожил, совпал со смертью младшей дочери и конфликтом с Крупской). Я не понимала огромной любви учителя литературы к трагической жизни королевича. Но я ничего не знала о сестре синеглазого, о птицелове, о колченогом, о прототипе Остапа Бендера, о конфликте королевича и мулата.
Я знала только то, что все они уже мертвы. И это самое грустное в таких историях. Но Катаев своим способом увековечил их. И заставил меня плакать. Почти сразу. Просто назвав Мандельштама полусумасшедшим щелкунчиком.
Все стихи, которые были процитированы в книге автор писал по памяти. Поэтому очень часто извиняется за неточность. Я каждый раз прощала, потому что восхищалась этим. Я не умею запоминать стихи. Но после прочтения, взяв в руки томик стихов Багрицкого, я попыталась оставить в своей памяти:
В нас стреляли —
И не дострелили;
Били нас —
И не могли добить!
Эти дни,
Пройденные навылет,
Азбукою должно заучить.50967
Аноним14 июня 2024 г.Читать далееВ последние дни горячо обсуждаем здесь вопросы цензуры, пропаганды, свободы слова в художественной литературе советского периода. А тут вот как раз попалась эта книга. Вообще Катаева я всегда считал одним из образцов советской пропаганды. Сам не знаю почему. Читал вошедшие в школьную программу "Белеет парус одинокий" и "Сын полка", которые , к слову сказать, мне понравились. Вот, пожалуй и все. Но все равно с некоторой опаской относился к писателю, заслужившему за свой труд звезду героя соцтруда и целый иконостас орденов. ( кстати я тут глянул перечень Героев соцтруда среди писателей и был в общем то приятно удивлен. Но это отдельная тема).
Я бы уже, наверное, и не открыл бы его книги, но вот эта мне периодически попадалась здесь на глаза с хорошими отзывами. И вот звезды сошлись, и я начал слушать аудиоверсию этой книги. Аудио очень старое и плохого качества, но книга захватила и не отпускала. Не дослушав даже до конца, я заказал бумажный вариант. В этой книге много стихов, которые автор смакует, а это надо видеть и перечитывать. Подбешивало еще то, что все герои идут под кличками и приходилось постоянно обращаться к интернету( на бумажном варианте соответственно будет лежать и расшифровка персонажей) А среди персонажей - едва ли не все известные писатели и поэты начала века -Есенин, Маяковский, Олеша , Пастернак, Бабель, Мандельштам и многие другие. Но это вовсе не мемуары и не нонфикшн. Этой книгой Катаев открыл новое литературное направление - "Мовизм". Что это такое? Я тут тоже погуглил и нашел публикацию в "Новом мире". О Катаеве и "мовизме". Не удержусь и вставлю сюда два абзаца:
Полвека назад Валентин Катаев (1897 — 1986) отказался он принципов соцреализма в пользу изобретенной им на старости лет эстетической доктрины, став родоначальником и единственным представителем литературного направления «мовизм» (от французского mauvais — «дурно, плохо»). Эта шутка одного из зубров советской литературы только с виду была незатейлива, однако по существу означала «смену вех» и являлась актом художественного неповиновения. Дескать, когда все пишут хорошо и правильно, знаменатель увеличивается и дробь мельчает, поэтому писать еще лучше бесперспективно — это массовое производство, а не творчество. Шанс обрести читателя получит тот, кто отважится писать не лучше, а иначе — отсюда катаевский «мовизм». Ничего особо революционного в нем не было, лишь возвращение к истокам — к смыслу и свободе творчества.
После десятилетий принуждения писателей к соцреализму, за чем зорко следили фанатики и церберы режима, иных не стало, а остальные разучились писать «плохо» — то есть иначе. Беда эта прошлась и по таким прирожденным художникам слова, как Платонов, Зощенко и Заболоцкий, например. Но были и другие, которые попытались «перевоевать войну» (по выражению Симонова, как-никак издавшего «Мастера и Маргариту»). Пастернак написал «плохой» роман и поплатился за это; Эренбург сочинил крамольные мемуары, одобренные Хрущевым и подзабытые ныне; Катаев возглавил «оттепельный» журнал «Юность», провозгласил мовизм в литературе и пользовался в коридорах власти негласной поддержкой Суслова (этого советского Победоносцева). Даже признание в белогвардейском прошлом в конце жизни Катаеву сошло с рук и возмутило разве что не ставшего еще генсеком Андропова, накатавшего «телегу» в ЦК.
стиль действительно интересный: тут и живописное описание природы, городов; тут и люди на фоне исторических событий; тут и поэзия с философией.
А еще он вместе с Зощенко воевал на фронте Первой мировой на моей родине и оставил об этих местах свои путевые заметки, кои я с большим удовольствием прочитаю, вместе с набравшимися уже в хотелки другими его книгами. Такие дела
331,3K
Цитаты
Аноним15 апреля 2022 г.Читать далееОднажды ключик сказал мне, что не знает более сильного двигателя творчества, чем зависть.
Я бы согласился с этим, если бы не считал, что есть более могучая сила: любовь. Но не просто любовь, а любовь неразделенная, измена или просто любовь неудачная, в особенности любовь ранняя, которая оставляет в сердце рубец на всю жизнь.
В истоках творчества гения ищите измену или неразделенную любовь. Чем опаснее нанесенная рана, тем гениальнее творения художника, приводящие его в конце концов к самоуничтожению.10595
Аноним26 мая 2018 г.... я считаю хорошую литературу такой же составной частью окружающего меня мира, как леса, горы, моря, облака, звезды, реки, города, восходы, закаты, исторические события, страсти и так далее...
5182
