Собрание сочинений в шести томах. Том 5. Особняк. Похитители

Чтение романов У. Фолкнера - это всегда недюжинный читательский труд и напряжение, которое в конце будет обязательно вознаграждено сторицей. По ощущениям можно сравнить с тем, что тебя с размаху кинули в глубокую воду и уже только от тебя зависит: выплывешь или утонешь. Если сможешь не запаниковать, взять себя в руки, не думать о плохом и не оборачиваться в поисках подмоги, то наградой будет ко всему прочему победа над собой и обретение твердой почвы под ногами.

Так и тут: первые не то что предложения, страницы и главы читаешь, совершенно ничего не понимая, но отчетливо зная уже по прошлому опыту, что тут все неспроста, каждая деталь, слово и движение героев и следовательно сюжета будут оправданы по ходу повествования. Поэтому лучше не думать о том, что ничего непонятно, оно со временем придет само.

С более менее четким ориентированием в пространстве сюжета, придет и понимание, что весь роман по сути своей является не чем иным как историей взросления одиннадцатилетнего мальчика Люция Приста - белого аристократа, вынужденного волею случая за 4 насыщенных дня побывать в борделе, встать на защиту женщины и собственного достоинства, выступить в роли жокея на скачках, принимать решения и думать о последствиях, отвечать за свои слова и поступки, не избегая ответственности за неблаговидные дела.

Тут обязательно будет уже знакомый ( если вы читали автора) Йокнапатофский округ, противостояние белых и черных, отмирающий старый Юг и исподволь нарождение нового периода в истории страны, глупость одних в сочетании с необузданным нравом и мудрость других в не зависимости от цвета кожи. Семья, любовь, отношения, обрамленные в приключенческую историю с кражей и побегом, написанные умудренным умным человеком с уважением и любовью к своим персонажам и земле, на которой они живут.

Роман за авторством У. Фолкнера невозможно спутать ни с кем другим. Однажды влюбившись в его вязкие и поначалу неподъемные тексты - это становится навсегда. Мастерство автора здесь выражено в каждой детали, каждой сцене, которые все без исключения имеют значение и призваны так или иначе оттенить, углубить характер персонажа, насытить цветом и светом происходящее, заставить читателя сопереживать и невольно быть участником всего происходящего.

Моя первая книга, прочитанная у фолкнера, для него же она стала последней. Довольно-таки забавно получилось, в общем-то. Нда.
И тут во всей красе развернулся его тягучий, неповоротливый, нарколептический стиль. К тому же, видимо, переводчики не старались как-то причесать текст. Так что с первого раза и "насладилась" всеми прелестями, значит. Километры, километры, километры предложений, убегающие за линию книжного горизонта. Но читать дальше - не оттолкнуло. А это означает такую простую штуку, что есть в товарище ф. какая-то магия. Во всяком случае, у нас с ним случилась химия.

А сама история простецкая аки пять центов. В наличии: американский юг, белые жентмуны, черные господа, не очень приличные, но все же дамы и лошадки. Главгер, он же рассказчик, - некий старикан, на момент действия бывший одиннадцатилетним мальчонкой.
И вот, значит, некий черный господин, служивший в семействе бывших плантаторов, решил, что надобно провернуть очень хитроумную аферу и выставить некую призовую коняшку на скачки, дабы отхватить энное количество монет. И это было задумано не из пустой прихоти, а по серьезной необходимости. Но сам факт, сам факт. Кто такие белые жентмуны? Да никто, собственно. Они созданы, чтобы решать проблемы своих бывших рабов, а нынче слуг. И ведь решают. Ахаха.

Дальше больше. Ажно в соседний город с черным господином поехали белый слуга и юный наследник белых жентмунов. Из чистого любопытства, и чтобы приглядеть за господином. На всякий случай. А то мало ли что. Больно уж он увлекающаяся личность.
Ну там они, конечно же, повстречали всяких темных и светлых типов, с которыми пили, гуляли, дрались, бились об заклад и всякое разное, в общем. И безусловно посетили бордель. Без этого просто никак, сами понимаете.

Особенно, если в этом заведении есть товар, а у наших ребят в наличии купец, то есть счастья в личной жизни хочется всем вне зависимости от места работы, социального положения, репутации и так далее. И все имеют полное право реализовать свои хотелки, что черные господа, что белые жентмуны, что не очень приличные, но все же дамы, что лошадки.
И я не знаю, что у них там на творится в других частях америк, но на юге, судя по всему, мечты и желания сбываются. И зло непременно остается в дураках. И даже рождаются всякие младенцы опосля свадебок.

Обычно чтение произведений Фолкнера сопряжено с определёнными трудностями: скачкообразное повествование, потоки сознания и эти невероятно длинные, кажущиеся бесконечными предложения. Этот роман несколько легче. Сюжет развивается линейно, хотя и форме рассказа-воспоминания о детстве. Первые несколько десятков страниц приходилось продираться сквозь имена всевозможных действующих лиц и пытаться понять, что их связывает и кто они вообще. Но стоит только сориентироваться — и чтение пойдёт без излишних заминок. Предложения по-прежнему поражают завихрениями слов, сложностью конструкций, однако остроумные замечания и шутки, встречающиеся весьма часто в повествовании, сглаживают впечатление, настраивают на более лёгкий лад.

Сюжет охватывает четыре дня из жизни одиннадцатилетнего Люция, который впоследствии, спустя много-много лет, рассказывает о них своему внуку. Это и приключения, и наполненная комичными событиями дорожная история, и главное — роман о взрослении, внезапном и даже нежеланном, но после этих бесконечно длинных дней Люций изменился. Утрата детских представлений о мире здесь одновременно печальная и в чем-то пугающая, как любой шаг в новое и неизведанное. Начинается же всё с потворства Не-Добродетели и угона дедушкиного автомобиля. А закручивается в невероятную историю с публичными домом, похищением золотого зуба, принадлежащего одной из работниц сего заведения, участием в скачках на краденном коне.

При этом в истории полно отсылок не только к знакомым местам (Йокнапатофа), но и к многим героям других романов. Чудесно встречать знакомые имена. И, конечно, присутствует, словно ещё один главный герой, американский Юг, на этот раз на пороге перемен. Однако населяют его по-прежнему весьма колоритные и яркие личности, как подлинные герои, так и отвратительные мерзавцы.

Девицей довелось побывать на американской выставке. Это было приметой перестройки: падение железного занавеса, более лояльное отношение на всех уровнях ко вчерашним непримиримым врагам. Они там заговорили о социализме с человеческим лицом (лицо Горбачова имелось в виду, как иначе). Мы, давно и прочно влюбленные в Америку через пару лет запоем : «Гуд бай, Америка». Официальный совок, дотянувшись до сказочной Страны Снов, неуловимо и мгновенно опошлит ее. Не выдерживает Алый Парус Мечты столкновения с грубой реальностью. Даже и доброжелательно, в целом, настроенной. Блекнет и обвисает тряпкой.

И все же, к выставке. Среди прочего, был там книжный раздел, где смышленые американские парни демонстрировали хорошо изданные книги русских писателей, переведенные на английский.

• Любите русскую литературу? - спросил один из посетителей.
• О, да, я много читаю ваших писателей, хочу понять загадочную русскую душу.
• Кого, например?
• Достоевского.
• Достоевский не актуален, хотите понять — читайте Булгакова.

  Уму непостижимо, какие мелочи порой оказывают на нас самое серьезное влияние. Как этот вот, краем уха услышанный диалог., невольно сформировавший приоритеты. Всю жизнь после читала американских булкаговых. С американскими достоевскими если и сталкиваясь, то болью и ожогом, как случилось это со стайроновым «Выбором Софи», на долгие годы компактно разместившим внутри автономного концентрационного лагеря на одну персону. Это сейчас к тому, что Фолкнер — писатель достоевского типа. Из тех, кого старательно обходила. Частью из душевной лени (такое чтение — серьезная работа). Частью от страха (см. выше).

  Сложносочиненные и сложноподчиненные тягучие, как патока, предложения, обремененные огромным количеством придаточных. Неудобочитаемые, как и положено такого рода литературе. Но неуловимо завораживающие, как ей и положено. Неспешно разворачивающаяся перед глазами картина жизни поселка, а после маленького городка. С заездом совсем ненадолго в Мемфис — город покрупнее и Нью-Йорк (но то совсем уж точечно). Маленький человек, вступающий в единоборство с Ними. Нет, не паранойя, а если и она, то другого сорта, это не : «Я хотел Наполеоном сделаться, оттого и убил», это метьте выше. Тут прямиком к единоборству со множеством американских богов, единственно к кому испытывая почтение — к Старому Хозяину (который «наказывает, но шуток не шутит»).

  И бедный человек здешний не хуже ветошки. В кабаке пьяно исповедоваться незнакомцу — это вряд ли. А вот взять ружье с парой парой патронов, да засесть в кустах, поджидая, пока мимо пронесется на взмыленном чистокровном жеребце хозяин жизни, имевший неосторожность слишком уж как-то жестоко и несправедливо обидеть, это пожалуй. И выждать после тридцать восемь лет, чтобы отплатить другому. Родичу, который мог попытаться помочь, да предпочел ничего не сделать. Они как-то очень автономно живут под присмотром Старого своего Хозяина. Не пытаясь заделывать им всякую щель в мироздании («истлевшим Цезарем снаружи заделывают дом от стужи»), но оставляя за ним право все видеть и вмешиваться при необходимости.

  Это очень Достоевский. Там есть одна сцена, очаровавшая и влюбившая меня насмерть. Сто пятьдесят долларов, которые небогатый и живущий внутри пуританской морали, но обладающий несомненным чувством собственного достоинства человек, приносит элитному дизайнеру галстуков Алановне (да, вот так, запросто весь бомонд ее и называет, все, кто есть кто-то и по галстуку «от Алановны» свои — хозяева жизни, безошибочно опознают своих. В.К. (Владимир Кириллович, еще один реверанс) Рэтлиф попал к ней случайно. И купить галстук за семьдесят пять долларов то же примерно для него, что для меня Ламборджини — прекрасно, но бессмысленно, он в жизни дороже пятидесяти центов не покупал галстука. Да вообще не носил их.

  Дело, однако, сделано, галстук уже надет и он великолепен. Щепетильность диктует единственно возможный вариант развития событий — оплатить. В.К. Пытается отдать, Алановна смеется и отвечает, что это — ее подарок человеку из Миссисипи с русскими корнями, который торгует швейными машинками и сам себе шьет замечательные рубашки. Таких дорогих подарков настоящие мужчины от полузнакомых женщи не принимают. Рэтлиф настаивает. Женщина чиркает зажигалкой и подносит деньги к пламени: ни нам, ни вам. Вспомнили аллюзию? Угу, я тоже. Только кончается там иначе. За то и люблю американцев..

Подошла к концу трилогия о Сноупсах. И хотя не могу назвать это лёгким чтением, все равно стало грустно в финале. Многие персонажи уже стали привычными завсегдатаями моих летних вечеров.
Как-то странно даже прошаться с Рэтлифом, Линдой, Гэвином. Они для меня стали главными героями этого романа. Это их глазами я смотрела на Флема, их чувства побуждали снова и снова возмущаться деяниями этого новоиспечённого (хотя к третьей книги это слово может и неуместно уже) буржуа.
"Флему Сноупсу, пришлось самому добывать и то и другое, тащить, выдирать и выцарапывать, так сказать, из твердой, упорной, неуступчивой скалы, и к тому же не просто голыми руками, а одной рукой, тогда как другой голой рукой надо было обороняться, защищаться, пока он выдирал и выцарапывал то, что ему нужно,-" хорошая, правильная цитата. Вот только не стоит жалеть Сноупса. Потому что все слова сказанные в ней, надо понимать буквально, а это уже, согласитесь, совсем невесело.

"Особняк" - это подведение итогов. Причём такое впечатление, что все стараются собрать в кучку свою жизнь и свои грехи. Кроме, пожалуй, Флема. Он знает, что обречён. И если раньше делал попытки отстрочить судный день, то теперь он смирился. Сноупс смирился? В это трудно поверить. Я и правда не понимаю его поведения. Возможно, он до последнего не верил в судьбу, или не верил в Минка.

Минку здесь уделено много внимания. Мы вновь, теперь уже с ним проходим весь этот путь к убийству Хьюстона и далее. И перед нами не просто убийца, а человек, который отчаялся, запутался. Нищета и невозможность прокормить семью сделали из трудяги хладнокровного преступника. Но "он понял, что человек все может вынести, если он спокойно и просто откажется что-нибудь принять, признать, чему-то поддаться."
И он выдержал. Он столько лет выдержал в тюрьме, лелея одну-единственную мечту. Простой, тщедушный человечек, почему именно он смог победить Флема Сноупса? Подобное убивают подобным? Но его даже за настоящего Сноупса не считали.

Да, без Сноупса это уже не тот Джефферсон. Его завоеватель повержен, уничтожен. Его больше нет. Вот только всё ли так просто?

Это последняя, завершающая книга Трилогии, которую сам Фолкнер считал вершиной творчества наряду с "Шум и Ярость".
Во второй книге читатель во всех деталях увидел и убедился, что на американском Юге прочно укоренилось буржуазное корыстолюбие и все, что способствовало его успешному развитию. Старший сын Эба Сноупса - Флем в силу своей абсолютной безличности, стал "завоевателем" и прочно уселся в кресло президента Земельного банка. Человек, не знакомый с такими понятиями, как мораль и честь, к тому же, он напрочь лишен чувств и эмоций. И чем больше проникаешь в его лживую и хитрую сущность, то становится понятна задумка Фолкнера: Флем - это не живой персонаж. Он - Зло, облеченное в человека, чтобы читатель мог визуально его видеть.

Сытый и довольный Флем, паразитирующим взглядом обводящий Джефферсон и его жителей, не знает какой рок над ним навис и чей удар станет последним. Сила денег, почти не знающая границ или смертельная обида каторжника Минка, который вырвавшись на свободу жаждет мести? И если при этом ему помогает еще и Линда, повзрослевшая падчерица Флема, то власть денег перестает быть абсолютной.
Кстати, Линда - один самых интереснейших персонажей Фолкнера. Сильный характер, пусть и выражается это в ее фанатичности и самоотрешенности. После смерти мужа-коммуниста, она вступает в ком.партию и тем самым теряет всю связь с самой собой. Это бесподобно передано символически - ее увечье после войны в Испании, глухота, то есть полная изоляция, разрыв с миром.

Вообще-то, Фолкнеру не свойственно проявлять себя, собственное мнение и отношение к своим героям или сюжетным перипетиям, но с Линдой нет-нет, да слышен его голос. Чувствуется, что он к ней благосклонен, уважает и выделяет, но все же он ей сильно сочувствует и, скорее, считает жертвой идеи, чем борцом за нее.

Роман безусловно хорош в целом. Но финал... он венец! Он очень эффектно продуман и представлен. Флем владеет всем, о чем мечтал. Живет в особняке, плотно упакованный в грязные деньги. Холодный и расчетливый тип, не привыкший к поражениям, оказывается слишком уязвим для Минка Сноупса - нищего родича, который не смог простить Флему свою разрушенную жизнь.

* Мелкие разрозненные мыслишки, взятые в круглые скобки.

В конечном итоге трилогия о Сноупсе (Сноупсах? Сноупсе? Если о Сноупсе, то о каком именно? Если о Сноупсах, то о каких характерных чертах этого клана в частности; вообще, есть ли что-то, что так уж сильно отличает Сноупсов от остального йокнапатофского населения, помимо толков и домыслов жителей маленького городка под названием Джефферсон, ставших свидетелями жизненного цикла этого семейства); так вот - в конечном итоге трилогия о топосах ("Деревушка"-"Город"-"Особняк), трилогия, в названия составных частей которой вынесены места, разговаривает с нами и сама с собой в первую очередь о природе времени.

Многократно говорилось, что Фолкнер (опять-таки в конечном итоге, хотя с какой стати мы занялись подведением итогов?) весь об этом - о времени, о его относительности и непостижимости, о его тотальной власти, равно как и о том, что его - времени - просто-напросто не существует. Даже Минк Сноупс, который, казалось бы, большую часть своей жизни оказался во власти времени (ведь тюрьма в частности и любое ограничение в целом вовсе не имеет дел с концепциями свободы и несвободы; что такое, в конечном счете, свобода? Искусственное понятие, созданное людьми для того, чтобы по каким-то формальным признакам различать между собой разнообразные состояния человека (свобода/несвобода/духовная свобода при несвободе физической/ect.); время, с другой стороны, вроде бы есть - несомненно). Однако этот самый Минк Сноупс, который должен был на своей шкуре ощутить весь ужас несомненного существования времени, большую часть (неужели опять будет слово время - нет, давайте заменим) своей жизни (вещь более объективная - уж в существовании жизни и не-жизни сомневаться не приходится) времени просто-напросто не замечает: не считает, ничего не ждет.

В этом смысле Флем Сноупс, этот титан, о котором в другой трилогии, возводящей искусство дельцов в ранг чего-то поистине нечеловеческого и божественного (но делец ли Сноупс; быть может, для его ремесла нужно иное название), мог бы написать Драйзер; Сноупс, этот непостижимый и потому до дрожи пугающий джефферсонских обывателей не человек, но - образ; этот истинный, вечный, архетипический и непреходящий Сноупс - просчитался. Глупый невинный каламбур: считал время и - просчитался, проиграл (проиграл ли - другой вопрос.

История стяжательства в конечном итоге (все-таки да, это подведение итогов: будучи свидетелями персонального конца света, мы всегда берем на себя роль судей) оборачивается историей одержимости; даже не историей - одой этой самой одержимости. Портрет Минка, который будто бы создан для того, чтобы находиться в ряду синонимов в словаре английского напротив слова obsessive, выписан потрясающе (и это при том, что он - единственный из героев, чьи имена вынесены в названия глав, который ни разу не говорит о себе от первого лица). Флем тоже не оказывается в ряду рассказчиков - но там и рассказывать нечего; точнее - некому: главный Сноупс так и остается существом, до конца не идентифицируемым. Что это было: человек без свойств, персонификация определенных черт, само зло во плоти - не ясно (да и не важно).

Другое дело - Минк: разум, сузившийся до размера атома, в котором сконцентрировалось одно-единственное желание; разум, остающийся разумом, несмотря на одержимость. Строго говоря, одержимость- не безумие. Это, скорее, последний инструмент инстинкта самосохранения, последнее, что разум и подсознание пускают в ход для того, чтобы тело, являющееся их оболочкой, продолжало ходить, дышать, ect., ect., ect. Одержимый живет максимально отстраненно и скупо - без излишеств, живет и побеждает (хотя о победе речи быть не может: на что одержимому жизнь, когда потерян предмет одержимости?)

Гимн ли это одержимости? Наврядли.
Ода ли одержимости, убившей время? Очень может быть.

Есть в немецком языке такое словечко Bildung, которое, собственно, подразумевает столь любимый немцами (а за компанию и всеми остальными) роман взросления. Но Фолкнер не был бы стопроцентно американским писателем, если бы взял да и написал обычный «билдунг». Поэтому он отправляет юного героя в путешествие, и получается неизбывно заунывное road movie по пыльным и местами грязным южным дорогам. Читатель же получает некий винегрет под названием билдунг-муви.
Если вспомнить, что Фолкнер – большой мастер писать романы потока сознания, сразу становится ясным, что читатель на этой дороге будет нервно подпрыгивать на каждой кочке. Потому что здесь, как в бесконечном сериале, неожиданно появляются, будто чёрт из коробочки, и тут же исчезают десятки разных героев. Самое занятное, что к повествованию они не имеют никакого отношения, просто это стиль такой. Лирические отступления, мгновенные перенесения в прошлое и будущее тоже с сюжетом связаны весьма опосредованно. Стало быть, чтобы не запутаться, нужно либо сохранять максимальную концентрация и читать ме-е-едле-е-енно, либо забить сразу на собственную неспособность удержать весь ворох лиц и фактов в памяти, расслабиться и следить только за сюжетом.
Вот тут и подстерегает опасность – сюжета-то почти и нет. Есть некоторый факт: двое взрослых и одиннадцатилетний мальчик (он же рассказчик, который вырос и повествует о событиях детства) одалживают на время автомобиль. Существует также короткая предыстория и продолжительное послесловие. Всё остальное: череда мелких происшествий, разговоров, детальки, детальки, детальки...
Существуют такие конфеты – тянучки. Долгие в употреблении, но невыносимо сладкие и представляющие серьёзную угрозу для зубов. Собственно Фолкнер – такая тянучка. Понравится или нет, зависит от того, любите ли вы конфеты.

Фолкнер – уважаемый и любимый многими писатель. К чтению его произведений я подхожу со всей серьёзностью, так как автор поднимает в своих произведениях сложные социальные и актуальные темы.
Роман «Особняк» нельзя назвать самой известной и успешной работой в творчестве Фолкнера, но он по праву считается достойным.
Тема преступления и наказания, тема лишения свободы и человеческой выдержки проходит через всю книгу. Мне давался тяжело этот роман. Особенно когда писатель озвучивал сроки заключения. Я видела эти цифры, и у меня отваливалась челюсть – лучшая часть жизни за решёткой проходит у преступников!

Последний роман Уильяма Фолкнера стал моей первой книгой, прочитанной у этого автора. Сейчас каждый раз, если только начинаю знакомство с именитым писателем-классиком приходит на память расхожая фраза из всем известного фильма "Позднова-то начинаете".) И каждый раз отвечаю сама себе "Лучше поздно, чем никогда".

Одиннадцатилетний мальчик Люций Прист и двое взрослых Бун Хогганбек и темнокожий Нед МакКаслин, отправляются в путешествие в Мемфис. Бун хочет жениться на проститутке клиентом которой бывает, когда позволяют средства. Для этих целей он "одалживает" машину деда Люция. Признаться, вчиталась я только когда позади была уже треть книги, когда герои прибыли в публичный дом Мемфиса, а Нед заключил "выгодную" сделку, обменяв краденый автомобиль на краденую скаковую лошадь.
В этой поездке Люция ожидает множество новых знакомств и событий, которые и приводят к его раннему и преждевременному взрослению

И я не знаю хорошо это или плохо.

Роман относится к разряду приключенческих, но в нем нет динамичного сюжета с крутыми поворотами. Повествование спокойное, медленное, тягучее и мое восприятие оказалось примерно таким же. Медленно въезжала, ярких впечатлений не испытала, но прерваться и отложить книгу в сторону желание не возникло. Все очень ровно и не эмоционально.

И я не знаю хорошо это или плохо.