Ваша оценка

4,1

(260)

Коричные лавки. Санатория под Клепсидрой

Вошедшие в эту книгу сборники Бруно Шульца "Коричные лавки" (1934 г.) и "Санатория под Клепсидрой" (1937 г.) - шедевры мировой литературы. Являя собой неуловимые реляции из интуитивного, новеллы этих сборников уникальны в европейской культуре XX века.

Жанры

Рейтинг LiveLib

4,1

260 оценок

5
51%
4
23%
3
16%
2
7%
1
2%

Ваша оценка

Прочитали 284Хотят прочитать 1264

Рецензии

Аноним30 апреля 2019 г.
Профилакторий "У скончания слов"
«Если б я, утратив пиетет к Создателю, пожелал избрать себе занятием критику творения, я б воскликнул: меньше содержания, больше формы!»
Вот она, западня яркой цитаты! Какого чёрта, спрашивается, с какой такой целью, я вытащила этот извивающийся лозунг из контекста за самый хвост? Он оторвался и бесполезен, только конвульсивно подёргивается на ладони — скоро затихнет, ящерица отрастит себе новый, пуще прежнего. А я с помощью этой обманки не смогу убедить даже саму себя, что таково, мол, авторское кредо, чудесным образом обнажённая суть.
В фантасмагорической автобиографии Бруно Шульца этими словами галлюцинирует — выкликает их, проповедует, шаманит — отец рассказчика-персонажа-автора-героя-Иосифа, вечный склочник-богоборец Иаков. Личность, безусловно, для наблюдения интересная, для повествования значимая: глубинный обитатель самой жопы Европы — неназванного, безымянного, застывшего, обшарпанно-провинциального, завалившегося в складку времени-пространства географического её центра — место есть, а слова нет. Как-то он в этом месте умудряется торговать материей — в самом бытовом значении слова — штуками сукна или какого-нибудь драпа, если кому вдруг построить пальто или чтобы костюмчик сидел. Хотя гораздо убедительнее у него выходит находить дырки в материи на уровне бытийном, то и дело проваливаться по другую сторону, оказываться с исподу вещей, блуждать там и выныривать снова. Он суверенный маг, «удивительный муж, защищающий проигравшее дело поэзии», самовластный хозяин дома с тысячью дверей и бесконечными анфиладами заброшенных комнат, обильно унавоженных несметными стаями домашних кондоров, попугаев и перелётных птиц павлинов, но стоит служанке деловито махнуть шваброй — и фьють — пропал дом, скукожился волшебник, самотаксидермировались и расселись по пыльным полкам чудесные птицы, осыпаясь перьями и опилками, зашевелились по щелям тараканы. Самое время проснуться после беспокойного сна и обнаружить, что… ну, вы знаете, что обычно обнаруживается в таких случаях: ага, превратился в страшное насекомое… или в коммивояжера...или в пожарника, не боящегося ни пламени, ни щекотки, ни служанки со шваброй. Внезапных метаморфоз Иакова, пламенных и тёмных «еретических» речей Иакова, мелочных разборок Иакова с вуайеристом-Демиургом, подглядывающим в слепое окно за отцом эфемерного, зыбкого семейства — тут предостаточно: как-никак отец. Но вот даже те карбонарии, что не считают преступлением утверждать, будто капитан Лебядкин, например, понадобился Достоевскому для озвучивания собственных стихов, не смогут всучить приведённую цитату в личное пользование Шульцу-Иосифу-сыну, главная задача которого не критиковать и выкликать, не что-то там стихийно восклицать, а просто смотреть и видеть. Или не просто, а сложно, фасетчато, интерстициально, прости Создатель. Видеть за нагроможденной Тобой интроверсией огромных пустых лабиринтов, бездонных пустырей, глухих стен, за путанным кавардаком беспризорных пространств и утраченного времени — и ослепительную суть прошедшего вторника, и внезапно пламенеющую красоту мира, «дрожащего и мерцающего в своих изломах, опасно рискующего вывалиться изо всех мер и правил», и все упущенные возможности бесхозной и бесцветной материи, готовой под этим взглядом течь, деформироваться и мутировать, переливаться фантастическими колерами, «достигшими границ изумления».

«Как пуст сегодня мир. Мы могли поделить его и перенаречь — такой лежал он перед нами открытый, беззащитный и ничей»
Ну вот, внимательнее надо было следить за миром в целом и за Шульцем в частности — так недолго и монополию на творение утратить. Только полюбуйся, во что он превратил выделенный ему для унылого существования пятачок захолустья, какой чрезмерной барочности наворотил в этом бараке, не экономя слов — ни в начале, ни в конце. «Неприметный, неприкаянный, никому не нужный, к пущему несчастью в придачу ещё и гений, властелин мира» (это вообще писатель Шишкин сказал про другого неконтролируемого визионера с перефирии, про Роберта Вальзера — но сверху-то глядя: мы все, наверное, на одно лицо).
Ладно, отставить разговорчики с воображаемыми сущими. Зим пять назад я ехала в Заповедник устраиваться на работу Довлатовым — возникла, знаете ли, потребность помочь повседневному абсурду обрести законченную литературную форму. В дороге читала вот эти самые лавки с клепсидрами. Ничего, конечно, из этих затей не вышло: во-первых, где я, а где ~~Довлатов~~ работа? во-вторых, нафига ему, абсурду, форма, если минуточку подумать? в-третьих, Шульца я тогда тоже забросила, как только перестали мелькать за окном неинтересные пушкиногорские ёлки. Потому что немой автор, как говорится, - какой-то он противоестественно цветистый, как каждый второй закат, увидев который на фотографии или картине, любой ценитель закатов поморщится и усомнится, не многовато ли фильтров часом, не переборщили ли тут с берлинской лазурью, ультрамарином и краплаком? — хотя вот же он, за окном догорает, абсолютно точно такой же избыточный. Универсальное объяснение этой особенности — Шульц, мол, художник, а художники, они какую-то совершенно отдельную прозу пишут, под другим углом, по своим скипидарно-мастехиновым правилам — мне никогда удовлетворительным не казалось. Вы картины Шульца видели? Вот, на обложке, например. Вот этот скособоченный монохромный гойевский кошмарный сон разумных чудовищ, усугублённый отсыревшей охрой. И где же не помню что конкретно, но «жемчужное, полное сладости» и воздух - «воздух сплошь лавандовый и в мягких отблесках»? Как художник Шульц избегает всех своих писательских приёмов. Его лучшие работы — угловатые, безжалостные, почти карикатурно лапидарные автопортреты, черно-белые, что характерно. А на обложке этой брызжущей многоцветьем книги про лабиринты небывалого города, отражённые в лабиринтах неба, куда органичней смотрелся бы другой, посторонний, художник — вот Шагал, чтоб далеко не ходить, а чтоб наверняка — какой-нибудь шагаловский витраж из собора Св. Стефана в Меце.
Тогда, пять зим назад, других вопросов к рандомно заброшенному и забытому Шульцу у меня не возникло — там бы он и остался, как смутная сказка-ложь, без намёков и уроков добрым молодцам. Но вместо этого подспудно принялся прорастать и маячить там и сям. Возьмёшь Мьевиля «Город и город», а там эпиграфом: «Из городских недр возникают улицы-парафразы, улицы-двойники, улицы мнимые и ложные» и вместо того, чтоб следить за местным сюжетом, думаешь, что у Бруно-то Шульца, наверное, тоже всё по принципам квантовой суперпозиции устроено — надо перечитать. Или вот услышишь, как под бит «Ёлочных игрушек» Лёха Никонов шепелявит про «звенящую суть позавчерашнего вторника» - умилишься, какой начитанный, надо бы и мне освежить, пока зубы не выпали. Или спрячешься в чёрном-чёрном ящике от газово-электро-канализационного духа Айн Рэнд — ну и вот, пожалуйста, сколько букв.

«Достигли мы сути или дальше дороги нет? Мы у скончания наших слов, которые кажутся здесь примстившимися, бредовыми и темными»
Подумаю в следующий раз, прежде чем критиковать варение, ... , творение.
Читать далее
82
14,2K
Аноним28 апреля 2019 г.
Ступай иссякать прекрасным однажды ©
Эта книга – не просто картина, это нечто большое. Предположите, что Вы являетесь художником, который задался задачей описать жизнь во всей ее целостности, но при этом, чтобы каждый момент времени был максимально детализирован и направлен на зрителя, как если бы сотни, тысячи ласточек собрались в стаю и ринулись чернокипящим клубком в лицо смотрящему, и это было бы так прекрасно, что зритель не отшатнулся бы с немой гримасой страха, а напротив растворился в моменте движения и пропал, и исчез бы в первопричинном восторге. Что Вы выбрали бы в качестве своего холста? Рубероид неба с гвоздями звезд? Большое поле, занесенное снегом? Гладь океана? Все это так зыбко и недолговечно. Я бы выбрал рулон обоев, каждый сантиметр которого я бы покрыл пятнами света и тьмы. Свернутый в виде свитка холст можно открыть в любом месте, но нельзя охватить все целиком. Давайте попробуем заглянуть в это полотно.
Весна
Темное, яростное, мечтающее. Городское, заблудившееся, ночное. Птичье, звонкое, клекочущее. Любовное, мечтающее, невозможное. Утраченное, вечное, прямое. Коричные, пахучие, распадающиеся. Душные, суконные, столетние. Грустный, ползающий, возвращающийся. Картонное, желтое, прошлогоднее. Чайное, кофейное, шоколадное. Измеренное, выверенное, отброшенное. Детское, ностальгирующее, личное. Жаркое, эротичное, невинное. Религиозное, символическое, иносказательное. Испуганный, успокоившийся, преодолевший. Безличное, общее, безымянное. Отцовское, материнское, сиротское. Школьное, бездумное, начальное. Ночное, сонное, прекрасное. Метафорическое, паразитирущее, неизбежное. Ветреное, стихийное, внезапное. Заблудившийся, неотвеченный, забытый. Прекрасное, далекое, добросердечное. Циклическое, возвращающееся, гениальное. Классическое, безвременное, родное.
Лето
Тишина. Мрак. Жара. Город. Ночь. Сон. Дом. Школа. Лавка. Национальность. Родство. Корни. Традиция. Перемены. Эпоха. Ностальгия. Улицы. Жизнь. Возвращение. Поиск. Утрата. Люди. Собаки. Птицы. Образы. Метафоры. Иносказания. Иаков. Ангелы. Лестница. Иосиф. Сны. Толкования. Синагога. Детство. Опыты. Постижение. Холст. Краски. Кисть. Выбор. Предпочтение. Судьба. Поэт. Уход. Аберрации. Сюрреализм. Фантастика. Абсурд. Преувеличение. Кошмар. Смех. Насекомые. Страхи. Возвращение. Время. Отдых. Остановка. Продление. Цикл. Побег. Окно. Вагон. Перспектива. Родство. Взросление. Игры. Томление. Вдох. Изгиб. Сладострастие. Духота. Скованность. Совершеннолетие. Эдип. Гильотина. Одиночество. Загадка. Ответ. Поиск. Плеоназм. Мотив. Метароман. Маргиналии. Схождение. Экстаз.
Осень
Слышать, дышать, держать, гнать, смотреть, видеть, ненавидеть, терпеть, обидеть, вертеть, зависеть, заканчиваться, теряться, умирать, возвращаться, уходить, возрождаться, прощать, утрачивать, вспоминать, зарисовывать, описывать, создавать, перестраивать, читать, выражать, любить, желать, терять, чернеть, увядать, страдать, вырываться, уменьшаться, оставаться, жить, петь, звенеть, дребезжать, молчать, считать, сличать, разрушать, обманывать, жалеть, соответствовать, застывать, окукливаться, сохраняться, вырываться, облачаться, выпрыгивать, играть, продавать, покупать, обмениваться, верить, надеяться, искать, распадаться, совершенствоваться, восхищаться, гарантировать, проповедовать, вести, лететь, паразитировать, прятаться, растворяться, быть.
Зима
Когда в над под за перед и после но вместо если вместе то зачем почему как однажды затем но зря увы во-первых во-вторых наконец чуть-чуть немного сейчас завтра никогда здесь там везде нигде легко сходу сгоряча нечаянно странно неловко вдвоем в одиночку наверняка по-прежнему
И снова весна
Ставни закрыты. Художник спит. Не время птицам петь.
Читать далее
79
13,3K
Аноним30 апреля 2019 г.
Картины, нарисованные словами...
Девушка стоит перед полными шкафами с одеждой. Несколько ярких блузочек разбросаны на кровати, джинсы неаккуратной кучей свалены на пол, юбки разных длин и фасонов развешаны на кресле - одна медленно сползает на пол, к туфлям на высокой шпильке и кроссовкам с белой подошвой. А девушка стоит, и слёзы наворачиваются на её глазах. Ей нечего надеть... И я тоже сижу с полной головой мыслей... а сказать мне нечего. Но, как и всякая порядочная девушка, я всё же попробую собраться с мыслями и выбрать из всего их многообразия самые подходящие для сегодняшней Долгой Прогулки.
А причина моей растерянности в том, что рассказы Бруно Шульца сложно оценить словестно, выразить с помощью конкретных предложений то, что автор показал в картинах. В картинах из букв. В начале это воспринимается очень странно. Да что там, мне хотелось захлопнуть скорее сей "шедевр мировой литературы". Это сложно объяснить, но образы автора настолько необычные, что их непредсказуемость по началу сильно пугает:

... подавляя искушение с внезапным криком кинуться на всю эту заспинную жизнь, похватать без разбору полные горсти кудрявых арабесок, этих букетов глаз и ушей, которые росли и множились, вымерещивая все новые побеги и отростки из породительного пупка тьмы.
Но постепенно краски этих рассказов проникают внутрь тебя, раскрашивают лёгкие, текут по венам, пропитывают сердце, и ты уже становишься участником картинной галереи. Ходишь от картины к картине, всматриваешься в детали, оцениваешь мотивы и настроения каждой отдельной картины и угадываешь за всеми этими мельчайшими деталями единый сюжет.
Читать далее
68
1,6K

Все рецензии

Похожие книги

Наедине с одиночеством

Эжен Ионеско

3,8

(30)

Le Sagouin

Francois Mauriac

4,4

(170)

Collected Short Stories: Volume 4

W. Somerset Maugham

(0)

Collected Short Stories: Volume 3

W. Somerset Maugham

4,7

(3)

Collected Short Stories: Volume 1

W. Somerset Maugham

(3)

Untouchable

Mulk Raj Anand

(1)

Избранное

Криста Вольф

(2)

Когда я умирала. Свет в августе

Уильям Фолкнер

4,2

(123)

Друзья познаются в беде

Сомерсет Моэм

4,1

(77)

Идиллия

Ги де Мопассан

(11)

Табачная дорога

Эрскин Колдуэлл

4,5

(4)

У подножия вулкана

Малькольм Лаури

3,7

(170)

Опасный поворот

Джон Пристли

4,4

(715)

Сага о Форсайтах. Собственник. В петле

Джон Голсуорси

4,4

(33)

Смерть сердца

Элизабет Боуэн

3,8

(1,1K)

The Dead

Джеймс Джойс

3,9

(152)

Морской волк

Джек Лондон

4,4

(6,7K)

Санаторій під клепсидрою

Бруно Шульц

3,7

(19)

Ночной портье

Ирвин Шоу

4,1

(6,7K)

Сад Гетсиманський

Іван Багряний

4,7

(415)

Цитаты

Аноним11 мая 2013 г.
Троны увядают, не питаемые кровью...
31
1,3K
Аноним29 ноября 2011 г.
Разве под столом, разделяющим нас, не держимся все мы тайно за руки?..
15
1,1K
Аноним29 мая 2013 г.
Снова со всех сторон обложила нас печальная серость города, зацветавшая в окнах темным лишаем рассветов, паразитирующим грибом сумерек, разраставшимся в густой мех долгих зимних ночей.
11
873