Дрянь с историей

– Было и было. Сейчас неплохой момент… Ну, начать сначала у нас с тобой не получится, но кое-что пересмотреть и изменить – можно попробовать. Наверное. Забыть эту историю, например.
– Исправить твой паскудный характер? - хихикнула Ева.
– Я реалист, так что – нет, - усмехнулся он в ответ. – Да и ты вроде не трепетная институтка? Впрочем, если тебе непременно хочется тёплый ласковый коврик у ног…
– Дурак! – Она в шутливом возмущении слегка боднула его лбом в висок. - Я уже к тебе привыкла. А коврик из тебя фиговый получится. Шерсти мало, шкура дырявая...
– Я хотел предложить завести собаку.

Когда она успела так привязаться к этому мужчине, что потеря оказалась настолько мучительной? До самого ритуала Ева считала, что Серафим – просто очередной эпизод в её жизни. Хороший любовник, но – не больше того. Да и как вообще возможно большее с ним? Резкий, грубый, неуживчивый, циничный, властный… От такого нужно держаться подальше, иначе неприятности неизбежны, и отношения с ним просто не могут быть нормальными, здоровыми, доверительными. В такого ни в коем случае нельзя влюбляться! Получится даже хуже, чем с покойным мужем.
Только, на беду, вспоминалось совсем другое. Очень редкая искренняя улыбка. Осторожность, с которой он расстёгивал мелкие пуговки на её одежде, ни разу не поцарапав острыми когтями. Забота – незаметная, в каких-то невзрачных на первый взгляд мелочах. Букет пионов, простоявший целую неделю. Потрясающе вкусные лимонные пирожные, принесённые из города: и ведь заметил когда-то, что она любит лимонную выпечку!
Его аккуратность на грани педантизма и потрясающее терпение, не свойственное обычно людям, обладающим такой чертой: когда она что-то небрежно бросала, он и взглядом не выражал неудовольствия, просто брал и молча исправлял – словно так и надо было. А ещё при всей авторитарности он обладал удивительным – вдвойне удивительным в таком случае – умением слушать и слышать. Принимать и учитывать чужую точку зрения.
И – да. Доверие. Пару раз достаточно сурово испытав, он записал её в число «своих». Может, рассказывал не всё, но был честен и больше ничем не обижал.

Её долгое присутствие рядом не раздражало, наоборот – отвлекало от мрачных мыслей и успокаивало. Она умела молчать, когда это требовалось, а когда говорила – не вызывала желания заткнуть. Ему нравился звук её голоса, нравились разум и осторожность – редкое сочетание черт. И ещё более редкий случай, когда в компании какого-то человека ему было лучше, чем в одиночестве. Её общество, пожалуй, единственное примиряло с новыми жизненными обстоятельствами и помогало сохранять спокойствие. К ней хотелось прикасаться. С ней хотелось разговаривать, и это было чем-то из ряда вон выходящим в последние не годы – десятилетия жизни, и даже светский вечер благодаря ей вспоминался с некоторым удовольствием.