Птицы

— А как вы от того констебля отделались? — спросил он. Его это действительно интересовало.
— Все дело в моем любимом обмане, — без затей признался мистер Кэттли. — Я ему шепнул кое-что, а он и поверил. Вот ты мне можешь сказать, почему врать плохо? И не надо про твоего этого дедушку. Просто ответь.
— Потому что… э-э-э… — мальчик задумался. — Могут побить, когда узнают, что ты соврал.
— Это значит, что попадаться на обмане — плохо. А не сам обман.
— Ну тогда… ну тогда… Ложь вредит людям…
— Как это? — с искренним удивлением спросил мистер Кэттли.
— Ну… Когда я обманываю, мне ведь верят. И они… они потом делают что-то из-за того, что я сказал. Но это была неправда.
Мистер Кэттли фыркнул.
— А ты, коротышка, явно не блещешь в классе Риторики. Но я тебя понял, хотя это было совсем непросто. И ты все равно не прав. Злоупотребляя их наивностью и доверием, я делаю их умнее. В итоге. А издержки… Ну так это ведь жизнь, верно? Кто-то всегда остается в выигрыше, а кто-то довольствуется пустым карманом. Так почему не быть в числе первых?
Финч не мог ответить. Он знал, что мистер Кэттли говорит плохие вещи. Но он не мог объяснить, что в них плохого. Не мог ни с чем спорить. Все звучало очень убедительно.

— А все потому, что я не дал тебе поводов считать, что я обманываю.
Финч был совершенно сбит с толку:
— Так вы не обманывали? Все было правдой?
— Да, — ответил мистер Кэттли. — Или нет. А ты никак не можешь проверить. В этом есть своя прелесть, согласись. Буквально каждое мое утверждение может оказаться ложью, но при этом равнозначно и правдой тоже может быть. Ты к чему склоняешься?
— Я… я не знаю. Вам ведь нет смысла обманывать?
— Действительно. — Мистер Кэттли выразительно поглядел на мальчика. — Зачем бы мне это было нужно?

— Дедушка сказал, была снежная буря. Они не успели…
Интерес мистера Кэттли мгновенно иссяк.
— Где-то я уже подобное слышал, — совершенно равнодушно сказал он. — А, ну точно! В сиротском приюте «Грауэнс». Там родители каждого несчастного коротышки, кого из них ни спроси, исчезли в страшной-ужасной снежной буре. Но не у каждого так обстоит на самом деле, если ты понимаешь, о чем я.
— Не понимаю.
Мистер Кэттли нацепил на себя утомленный вид, но тем не менее пояснил:
— Почти у всех сирот их история начинается с одних и тех же занудных слов: «Была снежная буря. Они пошли в лавку за печеньем и не успели вернуться…» Но очень часто их папочки в итоге отыскиваются в пабе, а мамочки — замужем за каким-то хмырем и с кучей новых, более удавшихся деток. Прямо как мои родители. Но я тоже врал про снежную бурю. Так что наверняка дедушка твой — врун.
— Нет! — воскликнул Финч. — Сами вы врун!
— И весьма хороший, — растянул губы в самой широкой улыбке, на которую, видимо, был способен, мистер Кэттли. — И горжусь этим.

Финч незряче уставился перед собой. Он и не заметил, как вещатели над дверями что-то пробубнили. Трамвай остановился и открыл двери, выпустил двух пассажиров, впустил одного, закрыл двери и двинулся дальше.
Он думал о том, как же так вышло, что он обсуждает своих папу и маму с этим отвратительным человеком. Он их вообще ни с кем не обсуждает, даже с дедушкой. А этот жулик мистер Кэттли вот так запросто умудрился заставить его завести речь о родителях. Будто крючки забрасывал, как при ловле снежных рыб. А он, Финч, и попался.

— Точно! — Хлопнул себя по колену мистер Кэттли. От штанины поднялось облачко пыли. — А что твои родители? Думаешь, у них не было от тебя секретов?
— Не знаю, — отстраненно сказал мальчик. — Дедушка говорит, они были хорошими и честными.
Мистер Кэттли тут же нашелся с ответом:
— Выходит, ты их не помнишь, и не знаешь, правда ли это. А сказать можно все, что угодно!
— Я верю, что они были хорошие! — вскинулся Финч, повернувшись к этому мерзкому типу так резко, что тот даже вздрогнул.
— Ладно-ладно! — Мистер Кэттли поднял руки, будто опасаясь, что мальчик его сейчас укусит. — Спокойнее! Вам в школе не выдают намордники? Очень зря. Чуть не кинулся…

— Врет, небось, что это важно. Что без этого никак. А ты на меня погляди! Беззаботен! Великолепен! Успешен!
Финч мог бы согласиться только с первым. Беззаботности мистера Кэттли позавидовала бы и кошка, лениво разлегшаяся в корзинке у камина и с заранее раскрытой пастью ожидающая новую делегацию мышей.
Мистер Кэттли продолжил:
— Дедушка твой боится, что ты узнаешь ужасную тайну: ты только время впустую тратишь на эту учебу, на задания всякие домашние. Можешь поверить, он тебе многого не рассказывает…
— Дедушка мне все рассказывает! — с вызовом заявил Финч. Он и не заметил, как встрял в разговор, в котором не собирался принимать участия. Должно быть, втягивание в разговоры наивных школьников тоже было особым умением мистера Кэттли, которому в школах не обучают. — Он никогда не врет! Он на войне был!
На мерзкого типа в котелке довод мальчика произвел не слишком сильное впечатление:
— Фу ты, ну ты! Аж на войне? — презрительно скривился он. — И у него нет никаких секретов? У всех есть грязные тайны.
— У дедушки нет.
— И у него нет никаких запертых шкафов, ящиков стола или дверей в квартире, куда тебе запрещено соваться?
Финч уже собирался ответить, что нет, но вдруг сник. Он вспомнил о дверце старого гардероба в спальне дедушки. Та всегда была заперта на ключ. Мальчик спросил однажды дедушку, что же там хранится, а тот ответил, что — дивная коллекция носов любопытных детей, которые совали их, куда не просят. Тогда Финчу было пять лет, и он поверил дедушке, очень испугался и старался больше не думать об этой дверце. Теперь же он понимал, что вряд ли там действительно хранились аккуратненько сложенные и дотошно подписанные детские носы.

Финч не знал, что и думать. С одной стороны, он был рад, что толкнувший его мерзкий человек получил по заслугам. Но с другой — он боялся даже представить себе, что с ним сделают констебли. Может, мистер в котелке и выглядел подозрительно, у него были металлический зуб и зловредная усмешка, но это ведь еще не значит, что он заслужил оказаться в цепких лапах безжалостной полиции. Вспомнить только, какие жуткие истории ходили о людях в темно-синей форме! Все дети боятся констеблей — и не зря. Хотя дедушка говорит, что они не страшные, а просто строгие…