Цирцея

Пенелопа с Телемахом по-прежнему между собой не разговаривали. Хрупкость разделявшего их пространства ощущалась час за часом, ужин за ужином. Нелепо, думала я, почему бы каждому не признаться в своих ошибках и огорчениях и не покончить с этим? Но они были словно два яйца и боялись друг друга расколоть.

Мой брат, назвала его Ариадна. Но это существо предназначалось не для семьи. Минотавр был победой моей сестры, воплощением ее честолюбия и плеткой, чтобы Миноса стегать. А что взамен? Никому он не станет ни другом, ни любовником. Никогда не увидит солнца и шагу по своей воле не сделает. Не будет у него ничего и никогда, лишь тьма, ненависть да острые зубы.

Она была хрупка, но коварна, ум ее – подобен шипозубой мурене.

Я думала когда-то, что боги – противоположность смерти, но теперь вижу: они всего мертвее, ибо не меняются и ничего не могут удержать

Нет ничего губительнее для колдовских чар, чем страх неудачи.

И лучшее железо станет ломким, если слишком долго по нему бить.

– Ни минуты больше не вынесу этот мир, подумала я.
–Так создай другой, дитя.

Война его не сломила; наоборот, еще более сделала самим собой.

Будешь плакать каждый раз, как умирает смертный, – через месяц утонешь.