Час second-hand

Единственное, что мне всегда нравилось в моей стране – это природа. Пейзаж. Это – да!

Все кричат, что нужна национальная идея, а заполняют барахлом.

Гуляет по лесу дракон. Встретил медведя. «Медведь, – говорит дракон, – у меня в восемь часов ужин. Приходи – я
тебя съем». Идет дальше. Бежит лиса. «Лиса, – говорит дракон, – у меня в семь утра завтрак. Приходи – я тебя съем». Идет дальше. Скачет заяц. «Стой, заяц, – говорит дракон, – у меня в два часа обед. Приходи – я тебя съем». – «У меня вопрос», – поднял заяц лапу. – «Давай». – «Можно не приходить?» – «Можно. Я тебя вычеркиваю из списка». Но мало кто способен задать такой вопрос…

Меня всегда мучило, что правда не умещается в одно сердце, в один ум. Что она какая-то раздробленная, ее много и она рассыпана в мире. Как это собрать?

У моей знакомой муж был летчик, командир эскадрильи. Уволили в запас. Когда она потеряла работу, тут же переучилась – была инженером, стала парикмахером. А он дома сидит и пьет от обиды, пьет потому, что ему, боевому летчику – Афганистан позади – надо детям кашу варить.

После смерти Сталина люди стали улыбаться, а до того осторожно жили. Без улыбки.

Мое поколение выросло с папами, которые вернулись или из лагерей, или с войны. Единственно, о чем они могли нам рассказать, так это о насилии. О смерти. Они редко смеялись, много молчали. И пили… пили… В конце концов спивались.

Я читал ваши книги… Зря вы так доверяете человеку…человеческой правде… История — это жизнь идей. Не люди пишут, а время пишет. А человеческая правда — это гвоздь, на который каждый вешает свою шляпу.

Я всю жизнь своим девочкам подсовывала хорошие книжки, убеждала их, что добро сильнее зла, добро всегда побеждает. Но жизнь – это не книжки. Молитва матери со дня моря достанет? Неправда! Я предательница, я не
смогла защитить их, как в детстве, а они надеялись на меня. Если бы моя любовь защищала, они были бы недосягаемы ни для какой беды, ни для каких разочарований.

Наши дети не похожи на нас. На кого они похожи? На свое время, друг на друга.