The Book Thief

На небе обязательно должно быть место для тех, кто побывал там, где побывал я.

Выслушав его историю, она хорошо могла представить, что именно видит Макс в сновидениях, — разве что не могла определить, какая точно глава навешает его каждую ночь.

Когда женщина с утюжным кулаком велит тебе пойти и стереть с двери плевок, хочешь не хочешь, а пойдёшь. Особенно если утюг горячий.

Паранойя в одиннадцать лет свирепая. Прощение в одиннадцать лет опьяняет.

Все это давало ей, по крайней  мере, какое-никакое удовлетворение и скоро до строится до того, что забрезжит идея счастья.

вр

И хотя какой-то внутренний голос шептал ей, что это преступление - в конце концов, три книги были у нее самой большой драгоценностью, - ей обязательно хотелось увидеть, как загорится куча. Она не могла удержаться. По-моему, людям нравится немного полюбоваться разрушением. Песочные замки, карточные домики - с этого и начинают. Великое умение человека - его способность к росту.

Вы ведь человек – самовлюбленность вам должна быть понятна.

«Как и предписывает вероятность, дядя не был таким сорвиголовой, как Макс. Он был человеком такого типа, что безропотно вкалывают за самое мизерное вознаграждение. Жил себе на уме и жертвовал всем ради семейства - и умер от какого-то нароста в желудке. Вроде ядовитого кегельного шара».

День ковылял за днем.

Вообще-то это стало обычным делом.
Каждый вечер Лизель выходила на крыльцо, вытирала дверь и смотрела на небо. Обычно небо было как помои — холодное и густое, скользкое и серое, — но время от времени несколько звезд набирались духу показаться и посветить, пусть и несколько минут. В такие вечера Лизель задерживалась подольше и ждала.
— Привет, звезды.
Ожидание.
Крика из кухни.
Или пока звезды опять не пойдут ко дну, в хляби немецкого неба.