Vingt ans après

- Вот видите, д'Артаньян, государи часто бывают неблагодарны, но Бог никогда.

• Знаете, Атос, - сказал д'Артаньян, - мне кажется, что если бы вы встретили на земле черта, вы и его умудрились бы затащить с собой на небо.

- Ах ты, обжора!

• Боже мой, монсеньор! Человек, который любит хорошо поесть, еще не обжора. По самой своей природе человек ищет совершенства во всем, даже в пирожках.

- Вот хорошее начало! - сказал д'Артаньян. - Здесь нет ни тайн, ни притворства, ни политики; здесь смеются во все горло, плачут от радости, у всех лица в аршин шириной. Право, мне кажется, что сама природа справляет праздник, что деревья, вместо листьев и цветов, убраны зелеными и розовыми ленточками.

Бывало, д'Артаньян всегда желал все знать; теперь он всякий раз считал, что знает уже достаточно.

Неужели, по-вашему, только виновный может трепетать за свою честь? Разве нельзя обесчестить кого-нибудь, особенно женщину, на основании одной лишь видимости?

- Ах, монсеньор, не всегда легко заставить говорить человека, предпочитающего молчать.

• Ба! Терпением можно всего добиться.

Когда человек достигает своей заветной цели, успех всегда лишает его сна...

Для каждого человека настаёт пора, когда он начинает жить в своих детях.

Министры, принцы, короли, словно поток, пронесутся и исчезнут, междоусобная война погаснет, как костёр, но мы, останемся ли мы теми же?

• Не все же созданы для такой деятельности жизни, как вы, сударь, - возразил Планше. - Посмотрите хоть на господина Атоса. Кто узнает в нём того храбреца и забияку, которого мы видели двадцать лет тому назад? Он живёт теперь как настоящий помещик. Да и на самом деле, сударь, что может быть лучше спокойно жизни?
• Лицемер! - воскликнул Д'Артаньян. - Сразу видно, что ты подъезжаешь к Парижу, а в Париже тебя ждут верёвка и виселица.