Podróże z Charleyem

Священник, человек железный, со взглядом тверже стали и голосом, въедливым, как пневматическая дрель, начал службу с молитвы, доказывая ею, что все мы порядочная шушера. И он был прав. С первых же дней жизни мы не Бог весть какие сокровища, а уж чем дальше, тем все больше и больше катимся под уклон по причине собственной суетности. Смягчив таким образом наши ожесточенные души, пастырь произнес проповедь, блистательную проповедь, из которой так и вымахивали языки адского пламени в клубах серы. Доказав, что все мы, а может быть, только я один, ни черта не стоим, он хладнокровно и уверенно нарисовал, что нас ждет впереди, если мы не перестроимся самым коренным образом. Впрочем, особых надежд на это у него не было. Об аде он говорил со знанием дела, и это был не тот розовенький адик, которым довольствуются наши мягкотелые современники, а хорошо отапливаемая, добела раскаленная преисподняя, где котлы шуруют крупные специалисты. Его преподобие оперировал близкими нам понятиями: топят там жарко – антрацитом, тяга прекрасная, а у мартенов, вкладывая всю душу в свою работу, трудится большой штат чертей, и над кем трудится? Надо мной! Я почувствовал себя просто молодцом. За последнее время Господь Бог перешел с нами на короткую ногу, набиваясь в друзья-приятели, а при таких отношениях возникает чувство пустоты, как у мальчишки, с которым отец затеял игру в мячик. Но этот вермонтский бог принимал меня всерьез и не жалел сил, чтобы задать мне жару. Он выставил мои прегрешения в новом свете. До сих пор они были мелкие, убогие, гаденькие – такие, что чем скорее их забудешь, тем лучше, а этот служитель божий придал им размах, красочность и достоинство. За последние годы я стал не очень высокого мнения о собственной персоне, но если мои грехи выросли до таких масштабов, значит, для меня еще не все потеряно. Оказывается, я не какой-то там нашкодивший мальчуган, а грешник высшего класса, и мне за это всыпят по первое число.

Я так взыграл духом, что положил на тарелку целых пять долларов, а потом у выхода из церкви горячо пожал руку пастырю и тем из прихожан, кому успел. Сладостное чувство порочности не покидало меня до вторника. Я даже подумывал, не отлупить ли мне Чарли, чтобы ему тоже стало приятно, ибо греховности в Чарли только немногим меньше, чем во мне. В дальнейших своих переездах с места на место я что ни воскресенье, то обязательно посещал церковь, выбирая каждый раз другое вероисповедание, но пастыря той, вермонтской старомодной закалки нигде больше не встречал. Религии, которую выковал он вместо прежней жвачки, хватит надолго.