Empire of the Vampire

– … Ты же был лучшим из них. Однако ты сперва рыдал над трупом павшего коня, а потом выстрелил в спину невинной женщине и бросил на растерзание гразнокровкам набожных мужей. – Историк нахмурился. – Что ты за герой такой?
Габриэль со смехом покачал головой.
– Кто наплел тебе, что я герой?

Не умеют они просто сидеть и слушать. Ибо в тишине мы себя и познаем, вампир. Лишь когда замираешь, слышишь по-настоящему важные вопросы, которые скребутся у тебя в черепе, точно птенцы в яйцах. Кто я? Чего хочу? Кем я стал? Правда в том, что вопросы, звучащие в тишине, - всегда самые страшные, поскольку большинство людей не удосуживается выслушать ответы.

Боль была страшная, невыносимая, после такой остается лишь пустота.

Жизнь - это не история, которую можно рассказать. Ее надо прожить. Хорошие новости в том, что ты выбираешь, какой она будет: пугающим рассказом или рассказом об отваге. О потакании порокам или верности долгу. О чудовище или же о человеке. Какой будет твоя история?

– Прямо сейчас тебе в грудь нацелено с десяток арбалетов, педрила. На твоем месте я бы говорил учтивее.
– Педрила – это метко. – Я кивнул. – Запомню на случай, когда еще раз залезу на твою жену.

Вот чего я никогда не понимал: с какой стати на гордыню смотрят как на зло? Упорно трудишься над тем, к чему у тебя нет врождённого таланта? Так тебе, дьявол подери, положено гордиться. Бросишь дело на полпути - ничего и не узнаешь. Только то, что не довел его до конца.

— Вот это-то и забавно в высокородных дамах, — вслух подумал Тео. — Встав на четвереньки, они становятся вровень с простыми бабами.

Это был визг девочки, которая поняла: под кроватью чудовища нет. Чудовище уже в кровати, с ней.

—Излишняя ненависть сжигает человека дотла, шевалье.
—Oui. Зато хоть не замёрзнешь.

Есть время для горя, время петь песни и время поминать с любовью ушедшее. Но есть и время убивать. Есть время лить кровь, гневаться, закрывать глаза и быть тем, кого в тебе видит небо.