Несказане

Он и забыл, каково это – вот так обнимать ребенка, хоть кого-нибудь обнимать. Они прижимаются к тебе всем телом, инстинктивно за тебя цепляются. Доверяют тебе.

– Ну, – после паузы произнесла Мэрилин, – поучишь правила и попробуешь еще раз, когда будешь готова. Не конец света. – Она заправила Лидии за ухо выбившуюся прядь. – Ничего. Ты же не школьный экзамен завалила.

Грезя о своем будущем, он больше не слышал все, чем она не говорила.

Лидия знала, чего жаждут родители, хоть они и не просили вслух. Всякий раз чудилось, что это такая мелочь – такая низкая плата а их счастье. И Лидия летом учила алгебру. Надевала платье и шла на танцы. Записывалась на биологию в колледже – понедельник, среда. пятница, и так все лето. Да. Да. Да.

Она вспомнила мать, какой жизни та хотела для дочери, о какой жизни мечтала сама: дети, муж, дом, поддерживающий порядок – вот и вся работа. Именно это Мэрилин ненароком и заполучила. Только этого мать ей и желала.

Ханна и Нэт узнают университетских преподавателей, отцовскую помощницу, но в основном на стульях сидят незнакомцы.

Может, пока Мэрилин смотрела на кастрюли, Лидия ходила уже не первую неделю?

Назавтра пришла к нему в рабочие часы и объявила, что отказалась от его курса. Через неделю они стали любовниками.

Пятилетняя Лидия стоит на цыпочках и наблюдает, как в раковине пенятся уксус с содой. Лидия тащит тяжелый том с полки, говорит: «Покажи опять, покажи еще». Лидия нежно-нежно подносит стетоскоп к маминому сердцу. Слезы застилают глаза Мэрилин. Лидия любила вовсе не науку.

Всю жизнь Лидия слышала, как мамино сердце отстукивает один и тот же ритм: доктор, доктор, доктор. Мать мечтала об этом так отчаянно, что и вслух произносить не требовалось. Этот ритм никогда не смолкал. Лидия не могла вообразить иного будущего, иной жизни. Все равно что воображать мир, где Солнце вращается вокруг Луны, где нет никакого воздуха.