Queen of Air and Darkness

Алек проследил за его взглядом и улыбнулся – чуть-чуть криво.
– Клэри, – позвал он. – Иди, забери своего парня, он сейчас заснет.
Джейс протестующе фыркнул, но было уже поздно: Клэри бежала к ним в вихре голубого шифона, ее глаза смеялись. Она протянула руку и подняла Джейса на ноги.
– Ну, что, пойдешь спать? – весело спросила она.
Он посмотрел на нее с высоты своего роста: такая маленькая, такая хрупкая. Перламутровая кожа вся в россыпи кукольных веснушек. Но он знал, какая она на самом деле сильная. Под шелком таится сталь.
– В жизни не чувствовал себя бодрее, – тихо сказал он, вспоминая одну ночь – давным-давно, когда в полночь в оранжерее расцветал цветок.
Она зарделась. О да, она тоже помнит. Клэри быстро оглянулась – на них, конечно, никто не смотрел. Вечеринка угасала, на пляж опускалась тишина.
– Пойдем прогуляемся, – она потянула его за руку.
«Ты так мне нужна…»
Теперь воспоминания стали более мрачными. Дом рушится внутрь; Джейс хватает Клэри среди пыли и пепла…
«Почему я сегодня так много вспоминаю?» – думал Джейс, идя вслед за ней по песку вдоль линии прибоя. Возможно, дело в свадьбе. Это всегда вызывает ностальгию. Нет, он ничуть не скучал по тем временам, когда искренне верил, что им с Клэри никогда не быть вместе. Просто иногда задумывался, сколько всего в жизни упустил и сам не заметил.

– Иззи с Саймоном помолвлены, мы с Магнусом женаты… Кто бы мог подумать, что ты окажешься последним?
Джейс слегка поморщился. Он вообще-то уже делал предложение Клэри, и она отказала, но он об этом помалкивал. Вовсе не потому, что чувствовал себя униженным или страдал… хотя он и правда страдал. Клэри очень расстроилась, когда отвергла его. Как будто у нее случилось настоящее горе. Упала на колени, спрятала лицо у него в коленях и плакала навзрыд, а он растерянно гладил ее по голове, не понимая, что случилось… что он сделал не так.
Ничего, ничего, – твердила она ему. Все он сделал так, «не так» касается только ее, все дело в том, чего она боится, ужасно боится внутри себя.
«Клянусь, я тебя люблю. Мне просто нужно время, понимаешь?»
Он слишком любил ее, чтобы не согласиться. Слишком доверял. Если Клэри просит немного времени, значит, оно ей действительно нужно.

Она снова прислонилась затылком к его плечу.
– Помнишь, как мы приходили сюда еще детьми? Строили песчаные замки…
Он кивнул.
– Когда ты исчез летом, я все время приходила сюда. Думала о тебе, о том, как я скучаю.
– А эротические мысли тебя тоже посещали? – уточнил он и получил шлепок по руке. – Да ладно, знаю, что посещали.
– Зачем я тебе вообще что-то рассказываю? – возмутилась она.
Они улыбались друг другу с глупым видом, который любой посторонний свидетель счел бы невыносимым.
– Потому что ты любишь меня, – спокойно пояснил он.
– Это правда, – согласилась она. – Сейчас даже больше, чем раньше.
Руки, обнимавшие ее, напряглись. Она посмотрела на него: лицо Джулиана окаменело, словно от боли.
– В чем дело? – спросила она.
Уж обидеть его она точно не хотела.
– Я просто подумал, – тихо и хрипло ответил он, – о том, что мы вот так, просто можем об этом говорить. Я даже не надеялся никогда, что у нас будет такая свобода… что у меня будет такая свобода. Всегда думал, что то, чего я больше всего хочу, невозможно. И самое большее, что меня ждет – жизнь в тихом отчаянии на правах твоего друга… Зато я смогу все время быть рядом. А ты станешь жить своей жизнью, и в ней со временем будет становиться все меньше меня…
– Джулиан, – в глазах у него плескалась боль, и хотя это была боль из прошлого, видеть это было невыносимо. – Такого никогда бы не произошло. Я всегда тебя любила. Даже когда ты сам этого не знал, я все равно любила тебя. Даже когда ты ничего не чувствовал, и не был собой, я все равно помнила настоящего тебя и любила, – она повернулась и обвила руками его шею. – И сейчас я люблю тебя гораздо, гораздо больше.
Она приникла к его губам; его пальцы скользнули ей в волосы. Он любил ее волосы, любил их рисовать. Он посадил ее к себе на колени, гладил по спине. Браслет с морским стеклом холодил ей кожу. Их губы встретились; его губы были такими мягкими, а на вкус – как соль и солнечный свет. Она растаяла в вечном блаженстве поцелуя, зная, что он не последний, а лишь один из первых – обещание любви, которая будет длиться долгие годы их жизни.
Через некоторое время они неохотно расцепили руки, как ныряльщики, не желающие расставаться с красотой подводного мира. Объятия любимого – твой собственный личный город на морском дне.
– Почему ты это сказала? – с трудом переводя дух спросил он и накрутил на палец ее волосы. – Что любишь меня сейчас еще больше?
– Ты всегда очень сильно чувствовал, – сказала она, помолчав. – И мне в тебе это нравилось – то, как ты любил свою семью и ради них был готов на что угодно. Но сердце ты держал закрытым. Никому не доверял, и я тебя не виню. Ты все держал в себе, все свои тайны, потому что думал – так надо, по-другому нельзя. Но когда ты открыл Институт для военного совета, ты заставил себя довериться другим и придумать план вместе с ними. Ты перестал прятаться: ты открылся – а ведь тебе могли причинить боль или предать! – чтобы повести их за собой. И когда в Безмолвном городе ты не позволил мне разбить руну… – ее голос дрогнул, – ты просил меня доверять не просто тебе, но тому, что мир – добр, что он – хорошее место. Это было мое самое уязвимое место, и ты был рядом, несмотря ни на что, вопреки всему, и твое сердце было открыто. Ты пришел, чтобы забрать меня домой.
Он положил ладонь ей на руку – туда, где когда-то была руна парабатаев.
– Ты тоже забрала меня домой, – он прошептал это так, словно увидел явление божества. – Всю свою жизнь я любил тебя, Эмма. И когда перестал чувствовать, я понял: без этой любви я сам – ничто. Ради тебя и только ради тебя я захотел вырваться из клетки. Ты заставила меня понять, что любовь дарит куда больше радости, чем причиняет страданий.
Он запрокинул голову, чтобы лучше ее видеть; сине-зеленые глаза поймали свет восходящего солнца.
– Я любил свою семью с того дня, как появился на свет, и буду любить всегда. Но ты – любовь, которую я выбрал, Эмма. Из всех, кто только есть на свете, из всех, кого я когда-либо знал, – я выбрал тебя. И я всегда верил в этот свой выбор. И на краю всего любовь и вера всегда приводили меня домой. К тебе.