
Ваша оценкаРецензии
Unikko15 июня 2015 г.Читать далее«Он явно был чародеем, в его отношениях с людьми проявлялась магическая сила».
Осенью 1947 года, когда Айрис Мёрдок приехала в Кембридж, Витгенштейн уже несколько месяцев как оставил преподавательскую деятельность. Однако простого отражения его личности, общения с учениками и коллегами, рассказов о студентах, бросивших под влиянием «божественного Людвига» философию и ставших рабочими, оказалось достаточно, чтобы Мёрдок и сама поддалась чарам «злого волшебника» и… усомнилась в своих способностях и призвании?
Как бы там ни было, по вине Витгенштейна или нет, но философом, в полном смысле этого слова, Айрис Мёрдок так и не стала (поблагодарим проведение, что она не встретила в то же время Ролана Барта, иначе не стала бы и писателем), зато Витгенштейн стал главным героем её произведений, точнее, его этическая теория, а ещё точнее - невозможность этики, в чём Мёрдок сильно сомневалась, призывая на помощь Сократа, Платона, Эпиктета, Плотина, Канта, Спинозу, Гегеля, Юма, Хайдеггера, Сартра... и господа Бога. Однако с точки зрения литературы, уникальность её творчества заключается вовсе не в переосмыслении существующих философских идей, но в методе, с помощью которого Мёрдок «вводит» философию в пространство романа (я бы назвала его методом «невидимого присутствия») и цели, которую преследует автор, - проверка философской теории на практике: если исследуемая этическая концепция не работает в «обыденной, ежеминутной человеческой жизни», не является ли это доказательством её ошибочности (концепции, конечно, не жизни)?
Так, в дебюте романа «Дитя слова» главный герой вскользь замечает: «не родиться на свет, конечно, ещё лучше, но на второе место можно поставить крепкий сон». Подобное мироощущение восходит к временам ионийских мыслителей, полагавшим, что «лучше всего не родиться и света солнца не видеть», что получило поэтическое выражение в трагедии Софокла «Эдип в Колоне» - «высший дар - нерождённым быть». Одновременно замечание Бэрда созвучно цитате из метафизической драмы Кальдерона «Жизнь есть сон», которую Шопенгауэр приводит в трактате «Мир как воля и представление»: «ведь худшая в мире вина – это на свет родиться». Получается следующее: на художественном уровне фраза Бэрда является не более чем штрихом к его психологическому портрету, создавая у читателя представление о герое, как о человеке мрачном и разочарованном в жизни. На идейном уровне, благодаря «узнаваемой формулировке», Бэрд оказывается внутренне связан с Эдипом (и в дальнейшем роман воспринимается в контексте древнегреческого мифа), и одновременно, ненавязчиво и без упоминания имён, в структуру повествования вводится философская система Шопенгауэра, в свете которой предлагается рассматривать моральную проблематику романа.
Правда, при всей оригинальности представления, Хилари Бэрд является вполне типичным мужским персонаж Мёрдок. Холостой бездетный мужчина, эгоистичный и властный, интеллектуально одарённый и «влюблённый в слова».
Я открыл для себя слова, и слова стали моим спасением. Я не был «дитя любви» — разве что в самом убогом смысле этого многозначного слова. Я был «дитя слова».Более того, творчество Мёрдок в целом основано на принципе tipi fissi, когда одни и те же персонажи (маски) участвуют в различных по содержанию сценариях. Среди «стандартных» героев Мёрдок - Волшебник, Святой, Друг, Свободная личность, Дама, Ребёнок («чистое сознание»). В разных обличиях, но не обязательно в полном составе, перечисленные персонажи встречаются во всех произведениях Мёрдок.
Сюжеты романов также развиваются по единому канону: душевное состояние главного героя определено событием, предшествующим действию романа (для героя «Дитя слова» - это некая катастрофа, случившаяся двадцать лет назад); основная тема раскрывается в словесном и мысленном состязании между противниками (в данному случае - Хилари Бэрдом и Ганнером); ключевым элементом сюжета является «перипетия», в аристотелевском смысле слова, - «превращение действия в его противоположность» (прозрение Хилари в отношении сестры), а центральным мотивом всех романов - «катарсис», нравственное очищение героя, способствующее рождению новой, свободной личности. Типичные персонажи и повторяющиеся формы делают романы Мёрдок похожими друг друга: «Единорог» напоминает «Колокол», «Зелёный рыцарь» отчасти повторяет «Ученика философа», а «Дитя слова» выглядит как продолжение раннего романа «Под сетью», что напоминает читателю о циклическом круговороте человеческой жизни. Похожи друг на друга и финалы романов, точнее их отсутствие. «Дитя слова», например, заканчивается вопросом - «В самом деле, Томазина?», что вполне соответствует духу сократовского «не знаю».
Но вернёмся к тому, с чего начали. Мощнейший вывод Витгенштейна, завершающий «Логико-философский трактат», повлиял на многих философов и писателей, даже - а может быть, особенно – на тех, кто сразу же обнаружил его ложность. Айрис Мёрдок, несмотря на репутацию «проницательного критика Витгенштейна», по-видимому, также была зачарована идеей «конца слова». К счастью, она нашла противоядие…
То, о чём пишет Мёрдок, действительно нельзя выразить словами, и нельзя с помощью «ясных и убедительных фраз» описать, что такое Добро в абсолютном смысле. Но отсюда не следует обязанность хранить молчание, что было очевидно уже Платону: «этот предмет нельзя выразить словами, как это делается в других науках», но говорить можно и нужно, потому что «после долгого изучения вопроса и совместного общения в душе зажигается какой-то свет, вспыхивающий от огня другой души и потом уже поддерживающий сам себя». И пусть истории Мёрдок повторяются, и пусть они носят абстрактный характер, и звучат подчас темно и запутанно, но они зажигают сердца… и литература продолжает оставаться Великой.
591,1K
missis-capitanova1 октября 2018 г."... Снаряд, который дважды попал в одну и ту же воронку..."
Читать далееЧестно говоря, перелистнула последнюю страницу книги и сижу в ступоре. Это очень странное произведение. Очень-очень. Мне до этого не доводилось читать Айрис Мердок и я абсолютно не знала, что меня ждет. Вернее, когда-то я бралась за ее "Честный проигрыш", но видимо книга не попала в настроение и я дальше 10-й страницы не продвинулась. С этой было приблизительно то же самое - первую треть отчаянно хотелось забросить чтение и переключиться на что-то более интересное. Но потом я как-то незаметно для самой себя втянулась и уже с любопытством наблюдала за тем, как же развернет все это автор. Хотя первое впечатление было сродни тому, как будто я попала на представление в театр абсурда, а актеры (они же персонажи книги) явились на сцену немного под действием легких наркотиков. Я кручу головой к соседям справа и слева от себя в попытке выяснить, что же происходит, но они видимо тоже, как и я, в легком шоке...
В состояние ступора меня конкретно ввели герои произведения. Сюжет нельзя назвать каким-то оригинальным - ну была у главного героя связь с замужней женщиной, ну умерла она, ну свела его жизнь снова через много лет с мужем-рогоносцем - просто закон кармы в действии. Нет, конечно, я не назову такую ситуацию заурядной, но все же, к сожалению, подобное встречается. Гораздо интереснее в этой все ситуации личность главного героя - это тот еще ящик Пандоры! Я каждый раз, встречая в литературе отпетого мерзавца, говорю себе, что вот такого я еще не встречала, что вот этот то самый низкий и гадкий человечишка из всех, что другой автор меня уже вряд ли сможет удивить и почетно короную этого подлеца как лидера моего литературного списка анти-симпатий. И каждый раз находится писатель, который дает мне эдакий щелчок по носу чтоб я не зарекалась и подкидывает нового претендента на этот литературный трон! Именно так со мной поступила Айрис Мердок, познакомив на страницах романа "Дитя слова" с Хилари Бердом...
Хилари Берд. Мысль, которая мне всю книгу не давала покоя в отношении этого героя, можно выразить достаточно кратно: "Неужели можно быть таким!?" Да, я понимаю, что него было довольно непростое детство, события которого существенно отразились на его характере, общем восприятии мира и способе взаимодействия с окружающей действительностью. Но давайте будем реалистами - если бы все дети, которые воспитывались в детских домах, были такими как Хилари, на улицы было бы страшно выйти! После каждой из мировых войн миллионы детей были лишены родительской любви и заботы, но тем не менее они смогли как-то вырасти в нормальных людей, перерасти свои детские обиды и жить дальше. А наш главный герой так и остался несчастным маленьким мальчиком из приюта, который и сам недоволен жизнью, и взял себе за цель испортить ее всем вокруг. Хилари напомнил мне эдакого кукольника, держащего в своих руках марионеток, для которых он хоть что-нибудь в жизни значить - стоит ему едва лишь почувствовать, что его куклы становятся счастливыми и отдаляются от него, он наносит им какой-нибудь моральный удар, чтоб слишком не расслаблялись... Хилари словно яд - он отравлен сам и непременно должен распространять свою отраву на других...
Я так до конца и не смогла понять, в чем секрет его личности, что в нем находили все женские образы из романа - Энн, Китти, Бисквитик, Томазина и, в конце концов, Кристел. Хилари жалок, Хилари никчем, Хилари ничем не примечателен! Хилари существенно проигрывает всем мужским персонажам в этой книги! Да рядом с ним гомосексуалист Клиффорд выглядел более мужественным и заслуживающим женского внимания! Я откровенно не понимаю, как Энн и Китти, имея рядом такого мужчину как Ганнер могли элементарно даже заметить такую вошь как Хилари? Воистину, женская логика, женские симпатии и антипатии - вещь необъяснимая!
Самое ужасное для меня в Хилари - это то, что он абсолютно не чувствовал своей вины за измены и смерть Энн перед Ганнером. То, что он периодически говорил о том, как это повлияло на его жизнь, как это сломало его - ничто. За этими словами нет живых эмоций! Хилари не считал, что он совершил что-то ужасное и именно поэтому смог повторить свой гнусный поступок... Конечно, во второй раз ударить Ганнера побольнее главный герой смог посредством Китти, но, как правильно заметил Клиффорд, Китти - ничто, пустышка, избалованная, изнеженная, пресыщенная и скучающая... Если бы Бэрд действительно осознал, что он натворил и если бы он раскаивался, он бы ни Китти, ни Джойлинга к себе на пушечный выстрел не подпустил и, узнав о назначении нового начальника, бежал бы куда подальше - чтобы только не попадаться ему на глаза от совокупности чувств стыда и вины... Но нет, он же этого не сделал.. Он превратил старую драму в подмостки для новой. Вся эта возня вокруг истории давно минувших дней напоминала мне эксгумацию трупа - как будто Энн достали из могилы, запустили в то, что от нее осталось, руки и давай по косточке, по жилке перебирать все это... Эмоциональный мазохизм какой-то!
Вообще, все отношения Хилари с окружающими - это сплошной мазохизм. Он окружен людьми, которых ненавидит и презирает и тем не менее не рвет с ними связи! А все почему? Бэрду ведь нужны эмоциональные жертвы, из которых он будет высасывать всю энергию и радость... Меня очень смущали его отношения с сестрой. Хотя он и заявил изначально, что они лишены всякого сексуального подтекста, но от этого не стали для меня менее ненормальными. В этой паре Хилары - хозяин, а Кристел - его собачка на коротком поводке. Вся ее жизнь ограничивается длинной этого самого поводка и в любой момент, если Хилари так решит, длинна может уменьшится, хозяин дернет за поводок и пес послушно прижмется к ноге... В сценах, где появлялась Кристел, мне хотелось трясти ее за плечи и громко кричать в лицо, какая она тряпка! Как можно так не уважать себя, притеснять и гнобить, чтобы полностью раствориться в другом человеке и строить свою жизнь только в угоду ему?! Как можно отказываться от любимого человека и мечты о совместном будущем с ним только из-за того, что Хилари расстроит твое замужество и он останется один!? Маразм, просто маразм!
Но гораздо больше чем Кристел меня возмущала Томасина. Это просто какое-то наглядное пособие на тему того, как не должна себя вести девушка в отношениях! В погоне за Хилари она растеряла последние крупицы собственного достоинства, чести и самоуважения! Как можно так настойчиво себя предлагать тому, кто открыто и прямо заявляет тебе и что ты ему не нужно, что он никогда на тебя не жениться? Как можно ночами ждать его под дверью, являться на работу, откуда от тебя с позором выгоняет, названивать, когда он бросает трубку? Вот насколько сильно мне несимпатичен Хилари, но тем не менее я не испытывала к нему негатива в связи с его поведение по отношению к Томми! Это не женщина, это банный лист какой-то! У меня при чтении ее слезных писем зубы сводило и всю трясло, поэтому осуждать тут Бэрда я не могу...
Кстати, забавное наблюдение. Одна из черт характера Хилари - это то, что ему не нужно то, что само плывет ему в руки. А вот то, что приходится отобрать у другого - это становится для него каким-то наваждением, идей фикс. Пока Томми и Кристел всецело находятся в его власти, они ему неинтересны. Но стоит лишь замаячить на горизонте кому-то, кто может их увести от Хилари, он сразу звереет, активизирует все силы и пытаются вернуть заблудшую овцу в свое стадо. Точно так же и Энн с Китти - сами по себе они ему не казались привлекательными, но вот в ключе того, что они принадлежали Джойлингу, Хилари ими и заинтересовался. Не просто иметь что-то, а отобрать его у другого, заставить этого другого страдать, заставить осознать превосходство Хилари над ним... Опять же - не иначе как этот комплекс родом из приютского детства, когда за обладание чем-либо ему приходилось драться с другими детьми и ежедневно доказывать им свою силу...
Кстати, книга отлично подошла под осеннее настроение. В ней очень много осеннего Лондона, палой листвы, дождей, туманов, первых заморозков... Главный герой вечно промокший, продрогший, прячется по барам и по подземках в поисках тепла и чего-нибудь согревающего... По погоде книга удивительно совпала с тем, что сейчас за моим окном :)
От концовки романа осталось довольно странное впечатление ... История с любовным треугольником Китти-Ганнер-Хилари показалась мне закономерной и ее финал - тоже... Самоубийство Клиффорта осталось неясным и туманным. Он вообще как персонаж как-то мельком появился в романе... То, что Кристел смогла наконец-то к сорока годам начать жить своим умом, не может не радовать - пора бы уже... Развитие сюжета в Томасиной разозлило - тот случай, когда горбатого могила не исправит... А вообще, конечно, насыщенность на одно произведение странных героев зашкаливает! Интересно, у Айрис Мердок они все такие?...
От развязки мне хотелось бы возмездия. Я откровенно не понимаю, как главному герою удается все время выходить сухим из воды. И я говорю сейчас даже не об уголовном наказании. Хотя и о нем тоже можно было бы поговорить. Не знаю как в Англии, но согласно украинскому законодательству в истории с гибелью Энн действия Хилари можно было бы квалифицировать как минимум по двум статья, санкции которых предусматривают наказание в виде лишения свободы. Но в книге даже не затронули то, что было расследование - Хилари просто уволился с работы (сам, заметьте!), хотя Ганнер эту историю преподнес так, как будто его жена не сбегала с любовником, а Бэрд просто любезно согласился ее подвезти... А сбежал Хилари из Оксфорда только потому что, как говорится, на вору и шапка горит! Но спишем все это на разницу правовых систем. Гораздо больше меня тревожит, где же то возмездие, которые лежит не в плоскости уголовного права и которые ведает не человек?! Куда смотрим ее Величество Вселенская Справедливость, позволяя Хилари Бэрду и дальше отравлять людям жизнь?!... Наверное, в этой книге, как собственно и в жизни, не всегда меч возмездия обрушивается на голову того, кто этого заслуживает...
491,5K
Little_Dorrit17 сентября 2014 г.Читать далееНу, вот и ещё одна книжка из моих давних желалок прочтена. Вообще, 9 лет назад я пыталась её прочесть, но дошла до 10й страницы и закрыла. И вот это всё-таки произошло, я прочла «Дитя слова». Не сказать, что я поражена, удивлена и шокирована – нет, но книга в общем-целом, мне понравилась. Ну, уж если и покритиковать, то отнюдь не за сюжет, а за некоторую затянутость и занудность, например первые 100 страниц вообще можно было убрать. Убрать вихляния с Бисквитиком, которые для меня были ни к селу не к городу, а в остальном очень любопытная книга.
Вот честно для чего было это вступление про школу и про детство героя? Я понимаю, что это для описания характера, условий, но это никак не сыграло в дальнейшем, абсолютно. Не самая удачная прицепка автора, как и появившийся потом его преподаватель, который непонятно для чего его искал. А Бисквитик и все эти поцелуи, и сладострастные речи, для чего они, если она всего лишь пешка в игре и будет выведена. Но в остальном, когда начинается история любви, то сюжет приобретает интересный характер. Как герой сам говорил «я люблю причинять другим людям боль». Что, собственно говоря, и получилось, но это всего лишь маска. Прочтите строчки про влюблённость Хилари и увидите его истинное лицо, оно совершенно иное, не такое, каким оно отражено в начале. По сути дела это запутавшийся человек, который не видит в своём будущем счастья и света. Детства-то у него фактически не было, одни сплошные страдания. Поэтому он и не пытается даже заглянуть в будущее, увидеть там семью, детей, хорошую работу. Он даже не пытается найти всё это, он просто плывёт по течению. Наступая снова и снова на одни и те же грабли.
Интересные очень герои созданы. Меня, если честно впечатлили все: Лора, Кристел, Кристиан, Томазина. Хотя первоначально они кажутся какими-то амёбками, которые придерживаются своих ритуалов. Вот не знаю, не понимаю я, как можно ходить к сестре по расписанию, не думаю, что это может сблизить. Поэтому она, в конце концов, и вырывается из опеки и поступает, так как хочет она. Никто не имеет право решать за других вступать в брак или нет. Это кажется наигранным все эти фразы «но если ты хочешь», «тебе так будет лучше», сестра же не игрушка. Так же как и с Томазиной. То он её ласкает, то накладывает на неё массу невыполнимых обязательств. Не особо люблю такой тотальный контроль, более того не могу понять тех женщин, кто всё это терпит. Эмоциональное насилие это не любовь, а уголовная статья в будущем. Но здесь немного не так, Хилари действительно хочет вырваться из этой трясины, но она затягивает его, подобно тому, как погибла одна из героинь. Только в последний миг он успел ухватиться, сумел заставить себя выбраться. Но, если человек один раз наступил на грабли, он должен одуматься, он должен перестать идти по тому пути, вместо этого он снова и снова повторяет ошибку. И в данном случае хочется сказать одно, важно доверять людям, важно ценить их, не давить, не заставлять что-то делать, а именно прислушиваться. Жаль, что для осознания этого пришлось проделать такой огромный путь.
В целом мне всё понравилось, иногда ловила себя на мысли, что это в чём-то перекликается с «Американской трагедией», наверное, за счёт детализации, прорисовки персонажей. Но эта книга отнимает у читателя достаточно много сил, поэтому читать такое нужно ни в коей мере не быстро, а размеренно, и дозировано, каждый день и маленькими порциями.
43697
nezabudochka4 апреля 2015 г.Читать далееАйрис Мердок как всегда верна себе. Кидает читателя в омут страстей, низвергает в самую пропасть человеческих пороков, умело манипулирует своими персонажами и их чувствами. Умело ориентируется и уверенно себя ощущает в мире эмоций... Таких тяжелых, насыщенных, черных... Ее герои экстравагантны как на подбор. Каждый типаж проработан и не случаен... И как обычно для меня ее персонажи недосягаемы и не понятны. Чего ж так усложнять-то самим себе жизнь и существовать в этом аццком пекле...???
Очень атмосферная проза... Туманный, промозглый и дождливый Лондон. Пронизывающий ветер. Пронизывающая и темная история... Перед нами мужчина - эгоцентрик до мозга костей, зацикленный на своих проблемах и своем внутреннем мире. Любимый типаж писательницы между прочим. Такое ощущение, что такие персонажи присутствуют во всех ее романах... Грубиян, хам. Человек пришел в этот мир уже обиженным и неоцененным, никому не нужным... Одиночество, ЧУВСТВО ВИНЫ, неприкаянность, гнев, боль, грех... Всем этим пронизана его скучная повседневность, сплошная серая рутина. Такой человек доведет кого угодно до пропасти, не то что себя. И все крутится вокруг него. А обстановка нагнетается, нагнетается и нагнетается...
Книга - НЕ развлечение. И все же я поймала себя на мысли, что это не самая мозговыносящая вещь писательницы. А может я уже настолько привыкла к ее стиле и акцентам внимания, что читать вовсе не тяжело. В книге есть над чем подумать да и поразмышлять на темы чувства вины, прощения и судьбы/случайности в нашей жизни не будет лишним... В этом вся А. Мердок.
30372
Tarbaganchik20 октября 2011 г.Читать далееСтояла зима - ноябрь, с его поздними сумрачными рассветами и холодным ветром, прибивающим листву к мокрому асфальту. Время года под стать моему настроению.
Пожалуй, одна из самых атмосферных книг Айрис. Осенний Лондон, холодный, сумрачный, отсыревший, эдакий большой человеческий улей. Но в этом улье не пчелы, которые заняты постоянным строительством своей жизни, своего дома/окружающего мира, в этом улье люди, как зомби, чужие друг другу. Они едут в метро, окруженные не счастливым светом улыбок, а паром исходящим от их отсыревших пальто. Маски на лицах, пустота на душе и рутина, рутина кругом. Такая обыденность, что, кажется, никак из нее не вырваться.Я слепо следовал рутине — пожалуй, с тех пор, как понял, что в правилах грамматики мое спасение; а особенно — с тех пор, как потерял всякую надежду на спасение. Рутина — по крайней мере в моем случае — исключала мысль. Возможность свободного выбора невероятно возбуждает рефлексию. Размеренное же однообразие дней педели вызывает ублаготворяющее сознание, что ты полностью подчинен времени и истории, — даже, пожалуй, ублаготворяющее сознание своей смертности.
В такой рутине и жил главный герой, эгоистичный эгоцентрик, хам, одиночка с огромным комплексом вины, подававший ранее большие надежды как дон в Оксфорде, но... Было одно но, которое разделило былое, перекроило, вывернуло на изнанку и выбросило в новую, пустую жизнь. Там, где правит бал обыденность, скука. И во всех этих понедельниках, вторниках, средах... все четко расписано, и нет никакого желания что-то изменить. Высунуть голову из своей норки. Нет, ведь на сердце тяжким грузом вина, когда из-за тебя погиб человек, далеких двадцать лет назад. Но из-за тебя ли? Ты ли всему виной, не много ли ты взял на свои плечи Хилари Бёрд, «дитя слова»? Ведь он был дитя слов, букв, выросший именно благодаря учебе, грамматике, словам неведомых стран. Не «дитя любви», а слов, а потом дитя вины, ведь после той трагедии он родился заново, но не жить, а медленно и долго умирать, отравляя настоящее прошедшим.Ведь живой связи с прошлым действительно нет, прошлое кануло безвозвратно - это совершенно ясно, если вдуматься: оно больше не существует. Остались лишь эмоции, которыми можно манипулировать.
За что я особенно люблю, нет, ценю романы Мердок, так это за то, что в каждом из них подробно рассмотрены проблемы вечные, важные, философские вопросы жизни: выбор, долг, добро, зло, любовь, тема случайного и предопределенного, одиночество, свобода... В этом же романе проблема «вины» и как она может отравить жизнь, когда душа словно покрывается коркой льда, и никак его ни разбить, ни растопить. Единственное, что может спасти это прощение, ведь «возможно, быть прощенным и значит – простить».Важно в этой книге еще то, что несмотря на вычурность, богатство и прочую мишуру герои романа все равны перед жизнью. Несмотря на их социальное положение, карьеры, дорогие одежды, изощренные речи. Все прах и тлен, если нет в душе правдивости и желания любить, учиться любить, и расти душевно, духовно, сердечно. Как театр кукол, которые дергаются, паясничают и не видят, где тот свет, который приведет их из темноты ноябрьских, туманных дней к светлому празднику Рождества. Но, то будет возможно к окончанию романа, а пока поздняя осень, сырой воздух, иней на деревьях, домах, людях, и эта история только начинает свой первый оборот в один из дней недели. Четверг..
27180
lessthanone5029 марта 2016 г.Читать далееЯ всегда говорю, что романы Айрис Мердок - это моя медитация. Их не обязательно понимать - достаточно просто проговаривать, и это уже помогает. Что уж говорить о том, когда удается проникнуть в текст. Ощущения совершенно невероятные. То, что раньше было темно и загадочно, вдруг стало ясно и просто. Я уже читала "Дитя слова" пару, наверное, лет назад. Ну, как читала? Пробормотала, проскользила по поверхности, в лучшем случае сохранив сгусток впечатлений, смутное представление. Тем острее было сейчас, при втором прочтении, ощущение, что текст раскрывается, без утаек и недомолвок, увлекая в свои глубины - не мутные на этот раз. Помнится, пару лет назад все восторженные читатели "Дома, в котором..." писали в своих рецензиях что-то вроде "Ах, "Дом..." впустил меня!". Так вот да, и меня впустили.
"Дитя слова" - это роман о чувстве вины, о поражении, о грехе и об обиде. И все эти чувства такой силы, что могут заполнить собой целую жизнь - без остатка, без глотка воздуха. Сожрать её. Хилари Бэрду был дан шанс выбраться из того минуса, на обитание в котором он был обречен своей судьбой и происхождением. Выросший в детском доме Бэрд, благодаря своему учителю, начал понемногу из сильного, злого и даже жестокого мальчика превращаться в способного и умного ученика, жаждущего знаний, жаждущего слов. Учеба стала смыслом и целью его жизни, шансом выбраться из своей убогой норы и вытащить за собой сестру - единственного близкого и любимого человека. Хилари Бэрд заканчивает Оксфорд, впереди - вся жизнь, карьера, счастье. Но, как известно, "жизни рушатся". С Хилари случается беда, в которой, что самое страшное, отчасти виноват он сам. И это событие разрушило все, что было в настоящем и могло быть в будущем. Но событие ли это сделало?
У Хилари Бэрда осталось только чувство вины, чувство глубочайшей обиды на этот мир. Чувство вины само по себе тяжелое испытание, но оно становится невыносимым, когда к нему примешивается чувство поражения, и в этом чувстве ты сам себе боишься признаться. О да, ты осознаешь свой грех, свою тяжкую вину, но вместе с тем ты понимаешь, что они были бы легче, если бы так не повлияли на твою жизнь, не разрушили её до основания. С чувством вины можно жить, но как жить с размолотыми в пыль мечтами и надеждами? Как жить без шанса на то будущее, которое одно тебе нужно? Его никогда не будет, и за это свое поражение Хилари Бэрд наказывает себя снова и снова, уничтожая малейшую возможность если не счастья, то хотя бы спокойствия.
Но главное вот что. Наказывая себя, Бэрд мучает и наказывает других людей - не осознавая этого даже. Странно, но факт: и у самого мрачного, мизантропичного, эгоистичного типа все равно найдутся близкие люди и друзья. И в него все равно будут влюбляться женщины (и во многом как раз благодаря тому, что он такой мрачный, мизантропичный, эгоистичный тип). Хилари Бэрд отвергает Томми, не давая себе права на любовь и нежность, но страдает от этого она. Казня себя, наказывая, отвергая ласку, дружбу, человеческую близость, ты на самом деле не искупаешь своей вины - ты причиняешь страдания близким людям, которые хотят помочь. Это вовсе не искупление греха - это и есть грех. Страдания ничего не искупают. Твоя боль увеличивается, но чужая не уменьшается. Это не работает.
Объективно, наверное, "Дитя слова" не назовешь жизнеутверждающей книгой. Твои грехи и поражения останутся с тобой; ничего не исправишь. Но для меня роман все равно полон жизнеутверждающего духа. И он не кажется мне мрачным, просто очень глубоко погружаешься в чувство вины и рухнувшие надежды, но ведь в этом и смысл. Помнить: наказывая себя - наказываешь тех, кто тебя любит.
18661
Egery2 января 2020 г.Читать далееМокрый, промозглый Лондон, в котором живет совершенно неприятный главный герой. Вот первые впечатления от книги. И чем дальше от начала, тем менее радостно и беспросветно.
В этой истории практически все герои не заслуживают хвалебных отзывов, за исключением разве что Бисквитика (Александры Биссет) гомосексуалиста Клиффорда, эти двое так и остались для меня загадкой.
Итак, Хилари Берд, циник и эгоист, его сестра невзрачная и подавленная братом, девушка Хилари - Томазина, бегающая за ним, надоедающая своими глупыми письмами. Лора Импайетт, изменяющая мужу, ее муж, не понятно из каких побуждений терпящий еженедельные визиты Хилари, Ганерт, 20 лет ненавидящий любовника своей первой жены Энн, и, наконец, Китти, вторая жена Ганерта, странным способом мечтающая помочь своему супругу и со странными идеями, касающимися Хилари .
Согласитесь, хороший такой набор персонажей в одной книге.
Хилари рассказывает о своей истории сам, именно от его лица мы узнаем все, что происходит. И от этого он совершенно не становится ближе и понятнее читателю. Его поступки крайне эгоистичны, порой грубы и неприятны. Особенно, когда речь идет о его сестре. Конечно, в размышлениях о ее судьбе порой проскакивают правильные мысли, об образовании, о том, что она должна быть счастлива и тому подобное. Но Хилари не может допустить ее счастья в браке, не признает ее права на личную жизнь, на интимные отношения. Я не вижу оправдания в трудном детстве главного героя, да, возможно, какие-то следы оно оставило, но ведь кругом столько сирот, и вряд ли из каждого вырастает такой бука.
Хилари не любит свою работу, не уважает окружающих его людей, принимает как должное то, что его много лет безвозмездно кормят и приветливо встречают в своем доме, у него даже мысли не возникает как-то отблагодарить семью Импайеттов.
Хилари по-хамски ведет себя с Кристофером, грубо прогоняет Томми, неприветлив и нелюдим. И при этом окружающие его женщины что-то могут находить в нем? Не верю. Сначала мне казалось, что и Лора влюблена в него,иначе зачем эти встречи, зачем она у нему ходила? Реальность оказалась неожиданной, но правильной, как мне показалось.
Предполагаю, что и отношения его с Китти на самом деле выглядели несколько иначе, чем рассказанные устами главного героя. Ну что могли находить в нем эти две женщины (я не имею ввиду Томми, это отдельная песня), такие далекие от него, от образа жизни, который он вел. И не зря Энн стремилась прекратить эти отношения, видимо поняла, что счастья с таким человеком не будет.
Поведение Томми вызывает только неприязнь, ее назойливость как будто на читателя направлена, Томазина озабочена мыслями о ребенке, оно в общем-то и понятно, но не от такого же человека?
Сложная книга, и для прочтения , и для обсуждения. Но оставляет после себя определенный осадок, навевает мысли, а что еще нужно от хорошей литературы?171,3K
Eva029 апреля 2013 г.Читать далееУф. Книга шла со скрипом, пока не прошел рубеж в 70%, дальше стало более живо и интересно.
Книга очень длинная, если исходить из объема произведения и всего того, что рассказал автор. А рассказ был про мистера Хилари Бэрда. Одинокого, не молодого англичанина, который решил "похоронить заживо" свою жизнь, жизнь своей любимой (любимой ли?) сестры. И по-тихоньку затаскивая в это болото тех, кто становился ему чуть ближе чем просто знакомый. Противно, что все ему потакают и никто не поставит на место. В конце концов можно просто отвернуться и уйти, но нет. А причина "похорон при жизни" - трагедия прошлого, которая вновь настигает героя на страницах книги. И в какой-то момент мы видим проблеск светлого будущего: примирение сторон за бокалом виски, горячее прощание и желание больше никогда не вспоминать о случившемся, а заодно и не видеть друг друга.
Но нет... Хилари не может так. Вся жизнь должна быть трагедией.
А мой взгляд не должна, и даже если судишь сам себя (как самый строгий из возможных судей), нельзя обрекать близких. Не простительный эгоизм. Поэтому не верю я в раскаяние, не верю, что он действительно сожалел о том, что произошло. Все виной и тогда был эгоизм и упрямство. Прошли годы и эти пороки стали причиной новой трагедии, но в этот раз он решил переживать её в одиночку и тем самым позволил близким стать чуточку счастливее.Отдельно надо упомянуть про описание Лондона. Он как главный герой произведения. Так четко прописаны перемены в настроении-погоде. Так много маленьких улочек и многолюдных улиц. Причал, станции метро, парки, скверы как отдельные кусочки огромного города. И как будто самостоятельные миры.
В заключении скажу, что за долгое время это единственная книга, из которой я не выделила ни одной цитаты, что странно. Может потому что мне эта книга была не близка? Не знаю. Советовать книгу не стану, ибо она слишком специфична и грустна. Но жалости или сочувствия главный герой у меня так и не вызвал, хотя просьба была такой "Не девчачья история (не любовный роман или подобное), но чтобы до слёз растрогало"
15176
Alenkamouse12 сентября 2019 г.Ей имя Интертекстуальность
Читать далееВнимательно вчитываться в романы Мердок в поисках "пасхальных яиц" ужо вошло у меня в привычку. По-моему, интертекстуальность вообще второе имя хитрой лисицы леди Айрис. Здесь, например, много отсылочек к русской литературе поразбросано: нашелся чеховский "человек в футляре", придуманный Достоевским надрыв и вполне себе толстовская Китти - по совместительству так любимая Мердок и присутствующая обязательно в каждом ее произведении лисица. Да прямо скажем, весь Лондон в этом романе очень напоминает Петербург Достоевского. Ведь даже любимый свой уголок парка герой называет не каким-нибудь там, а Ленинградским садом.
Здесь вы найдете крайне редкий случай английской бытовухи: картофельные очистки, счета за телефон, засорившийся мусоропровод. Но в какой-то момент вся эта ноябрьская серость вдруг начинает неудержимо трансформироваться в волшебную сказку с роскошными замками в престижном районе, заколдованными принцессами в сари и доблестными рыцарями в разных носках и мокрой кепке в поисках Грааля. И в общем, дальше все по закону жанра: рыцарь печального образа, служение Даме, миссия, обет, преображение. Вот только Ланселоту этому, кажется, самой судьбой предначертано снова и снова губить Гвиневер одного и того же короля Артура.
А над страницами тут и там проносится призрак озорника Питера Пэна как символ нежелания взрослеть, нести ответственность, отпускать прошлое.
И все-таки вначале было слово... И самые симпатичные из персонажей Мердок продолжают жить по библейским законам, где простить = быть прощенным, а простые и тихие радости жизни гораздо предпочтительнее самоистязательного уныния. И в самом конце все-таки обязательно наступит для большинства героев долгожданное искупительное Рождество.
Трагедии - это в искусстве. В жизни не бывает трагедий.141K
ilfasidoroff26 июля 2015 г.Читать далееЕсли мы говорим “дитя”, не договаривая сочетания (“дитя чего-то”), то первой ассоциацией будет, пожалуй, “дитя любви”. Может, “дитя страсти” — как синоним любви или синоним стихии: “дитя огня”, “дитя воды”, “дитя ветра”... Оставим в стороне более современные “фентезийные” сочетания типа “дитя света” или “дитя тьмы” и... — и довольно вступлений, речь о романе куда менее современном. Мердок написала “Дитя слова” году в 1974-м, издательство “Чатто энд Виндус” опубликовало роман в 1975-м.
“Дитя слова” звучит чуть ли ни антонимом “дитяти любви”, тем более по отношению к главному герою — Хилари Бэрду, не познавшему родительской любви. Он вырос в приюте и всю жизнь страдал от мучительного чувства “меня не любят”. Равноценно и сам не способен был любить других. Вместо этой способности, по какой-то чумной иронии, Хилари сумел развить развить у себя способности к языкам, которым он придает чисто механическую функцию: языки не способствуют его общению с людьми. Он даже ни разу не ездил заграницу, где мог бы практиковать свои языковые навыки. Хилари социопат, и чтобы свести людское общение к минимуму, старательно разделяет своих знакомых — он встречается по отдельности с каждым (либо с двумя-тремя, неразлучными друг от друга) по конкретным дням недели. Четко по графику, без всякой стихии, по обусловленной договоренности. Человек Слова.
Для пущей анонимности мистер Бэрд проводит время, растворяясь в толпе пассажиров Лондонского метро, где он нарезает круги по Circle Line (Внутренней Кольцевой). Круги ада (хотя чисто геометрически эта линия метро, выглядит как четырех-... то есть даже восьми-угольник). Механическое (в прямом и переносном смысле) времяпровождение Хилари позволяет ему избегать общения. Отчуждение (и очевидное бесплодие) Хилари как следствие его неспособности любить становится одной из двух главных тем романа. Вторая тема заключается в том, как важно прощать себя и других за ошибки прошлого — осознание чего приходит к Хилари после повтора его жестоких ошибок.
Хилари Бэрд — это еще один Питер Пэн у Мердок, так что его можно считать“типичным” не только для психоаналитиков, но и конкретно для автора (откройте любой из ее романов — найдете там Питера Пэна, даже если он сам там не упоминается). Духовно недоразвитые, эгоцентричные Питеры Пэны упорно сопротивляются ответственности, накладываемой на них взрослой жизнью. Имя Питера Пэна приобретает дополнительные неприятные коннотации, когда идет речь об отношениях между детьми и родителями. “Дитя слова” демонстрирует это на примерах “сыновье-отцовских” отношений Хилари с его школьным учителем — мистером Османдом, а также с Ганнером Джоплингом, который стал для Хилари своего рода наставником в Оксфорде.
Хилари совратил жену Ганнера (Энн) и стал виновником гибели — и самой Энн, и ее нерожденного ребенка. Трагедия травмировала не только душу Ганнера, наполнив ее ненавистью, но и жизнь Хилари: он навсегда покинул Оксфорд, принял посредственную должность в государственном учреждении и отшельнический образ жизни в Лондоне.
Однако, словно избалованный ребенок, который постоянно требует невозможного и конкурирует с отцом за любовь своей матери, Хилари влюбляется в леди Китти — вторую жену Ганнера, когда та, спустя 20 лет после трагедии с Энн, просит Хилари помочь ее мужу избавиться от призраков прошлого. Их встречи проходят в Кенсингтонских Садах Гайд-парка, возле статуи Питера Пэна.
В надежде помочь мужу преодолеть душевную травму прошлого (и сосредоточиться на позитивном будущем) Китти обращается к Хиллари с просьбой стать отцом ее ребенка. (Сам Ганнер к этому времени уже бесплоден, хотя и не знает об этом.) Таким образом, удержание детства с одной стороны, и потеря детей с другой — становятся двумя параллельными мотивами романа. Тему бесплодия дополняют попытки Хилари помешать замужеству его сестры Кристел, его отказ жениться на Томазине Улмайстер, а также присутствие бездетной четы Импайеттов, дом которых он посещает регулярно по четвергам.
Инфантильное и пагубное отношение Хилари к женщинам развилось, вероятно, из его фантазий о “рыцарской” любви:
А передо мной теперь, как перед рыцарем, давшим обет, была цель.
Его “рыцарство” стоило ей жизни.Не менее “рыцарски” относится Хилари к своей сестре. Кристел, малообразованная портниха, 37-летняя “старая дева”, ведет жалкое существование в съемной комнатушке. Хилари уверен, что действует в защиту сестры, возражая ее намерению выйти замуж за Артура Фиша, о котором он говорит:
Человек маленький, неталантливый и нечестолюбивый, которому судьбой было уготовано провести жизнь в чуланеНа самом деле, Хилари лишь преграждает сестре путь к ее счастью.
Там есть еще две женщины, c которыми Хилари обходится скверно: Томазина Улмайстер и Александра Биссет. С Томазиной он когда-то состоял в любовных отношениях, которые он позднее прервал, не утруждая себя объяснениями, но и не отпуская ее до конца. Александа Биссет (Биквитик) работает прислугой у леди Китти и доставляет ему письма от нее. Бисквитик сочинила романтическую историю о своем происхождении, но в действительности она всего-навсего дочь официантки и некоего индуса (или пакистанца — ее мать не знала точно). И хотя Хилари чувствовал себя сродни Бисквитику, потому что они оба были заблудшими детьми, оба обездоленные, оба — потерянные и никому не нужные , он не ответил взаимностью на ее любовь, он видел в ней лишь служанку, не более.
И еще один персонаж, на чьи чувства Хиллари не отвечал взаимностью — Клиффорд Ларр. В результате его самоубийства в конце романа, Хилари наконец осознает, что предал всех, для кого он был дорог.
Пожалуй, это самый неубедительный из романов моей любимой Мердок. Дело не в том, что я тут готова встать в позу, подобно другим читателям, и кричать: “Так не бывает!” Я верю, что в тех параллелях, которые не пересекаются с моими, бывает всё: в том числе, и внешне и внутренне отталкивающие социопаты, в которых безумно влюбляются все по очереди, и которые сами влюбляются ни с того ни с сего под статуей Питера Пэна. Неубедительность (для меня лично) тут заключается в том, что Мердок как будто не то совсем собиралась сказать, хотя тема прощения и в тех намерениях, которые (опять же для меня лично) просвечивают в этом романе, и так осталась бы главной. А вот тема “сыновей и отцов”, показалась перевертышем того, что на самом деле скрывалось за взаимоотношениями между Ганнером и Хиллари, чего Айрис, несмотря на объем произведения, таки не договорила. Но раз не договорила она, то и я своих подозрений не выскажу.
Помимо недосказанности, в этом романе есть какая-то спешка: нечто подобное я ощущала, когда читала “Итальянку”, будто бы Айрис волновало уже что-то другое, а это произведение лишь бы завершить, выплеснуть нужные заготовки — их к 1975 году уж накопилось небось, ого-го, — и пускай гуляет себе москвичка Наташа Ростова по заснеженному Невскому (подобно которой Бисквитик гуляет по “Ленинградскому” садику в Гайд-парке). Кристел унесла в свое замужество некий секрет, который они с Айрис, по-видимому, знали о леди Китти, но не договорили. Клиффорд Ларр ушел в мир иной, захватив еще парочку тайн. И чего к нему Хиллари таскался по понедельниками со своим ключом, если сам-то был не голубой? В общем, этот роман меня разочаровал.
Дойдя до последней страницы, я подумала, что где-то читала не самый лестный из мемуаров об Айрис Мердок, касающийся “Дитяти слова”. И вспомнила: у А.Н. Уилсона, в его мерзкой книжке “Iris Murdoch as I knew her”. Эрик Кристиансен — один из участников описываемых в мемуарах событий делился с Айрис своим впечатлением о недавно просмотренном ужастике:
… это про человека, прожившего всю свою жизнь в Лондонском метро. Он был чем-то типа монстра, я уж не помню, с какой стати он стал жить в метро, и каким образом явился на свет, его как будто родили в метро и бросили, и как он выжил там. Единственное предложение, которое он знает по-английски, это: “Mind the Gap! Mind the Gap!” — которое Эрик имитирует могильно-жутким голосом.А.М. находит все это смешным и весьма интересным. Она начинает задавать всевозможные вопросы о “монстре”. Чем он питается? Пьет ли он алкоголь? Заходит ли он в бар на станции Слоан-сквер? Знает ли Эрик о том, что в Лондонском метро есть две станции с барами внутри, одна из них Слоан-сквер, другая — Ливерпуль-стрит?
Год спустя А.Н. Уилсон прочел книгу “Дитя слова”, только что вышедшую в “Чатто энд Виндус”, главный герой которой — большой любитель катаний по Circular Line и пропустить рюмку-другую в буфетах Слоан-сквер и Ливерпуль-стрит. Образ Хиллари Бэрда был, конечно, основан на Эрике Кристиансене (считает А.Н. Уилсон, которому палец в рот не клади, он всех “прототипов” книг А.М. выдал с головой, неважно, что она сама их всегда отрицала, А.Н. Уилсон это лучше знает, он и А.М. знал лично, иначе б и книжку не написал просебянее):
Хилари Бэрд и Эрик принадлежат к отличающимся классам общества. У Хилари есть сестра, совершенно необразованная, которую он очень ревнует, он к ней ходит на (отвратительный по описанию) ужин раз в неделю. Во всем остальном в нем невозможно не узнать Эрика. Хотя и очевидный гетеросексуал, он неизлечимый холостяк. Женщины по нему с ума сходят, а та, которая причиняет ему больше всего беспокойств, это натуральный, причем весьма злонамеренный, портрет пустоголовой милашки Б., которая влюблена в Эрика без памяти. Как и Б., она тоже ездит на работу в какую-то дыру, где ей платят жалкие гроши, “дает два раза в неделю уроки драматического искусства в колледже по подготовке учителей где-то близ Кингс-Линн.” Ее длинные ноги и “светлые, словно подернутыми керигормским туманом, глаза”, подчеркиваются то тут, то там. Может, А.М. влюблена в Б., а также ревнует ее?Хилари Бэрд очень похож на Эрика внешне: “Я был (и есть) выше шести футов росту, крепкий, смуглый, гладко выбритый, несмотря на жесткую щетину, и с копной густых жирных вьющихся черных волос, ниспадающих на воротник. Такие же густые волосы покрывают мое тело до пупка. ... Лицо мое трудно описать. Оно не отвечает канонам красоты — даже гангстерской.”
Есть там еще много всего, что, несомненно, отражает ее (А.М.) видение Эрика: обворожительный отшельник, которого постоянно домогаются влюбленные в него женщины.
Эпизод, рассказанный А.Н. Уилсоном, произошел в марте 1974 года, когда Джон Бэйли (муж А.М.) собирался навестить своего коллегу Эрика Кристиансена и уговорил А.Н. Уилсона (своего студента) составить ему компанию. Вдвоем они отправились в комнаты общежития, где жил Эрик. Они приблизились к двойным дверям комнат Эрика, внешняя оказалась открытой, внутренняя закрытой, но не запертой, не было на этих дверях условленных знаков (“Входить без стука” или наоборот “Просьба не беспокоить”), либо два рассеянных ученых не сумели прочесть знаки, которые могли там наличествовать — не важно, мне-то кажется, Уилсон все равно привирает больше, чем положено. Бэйли постучал, открыл дверь, позвал: “Э-э-эрик, д-д-дружище”, — (как известно, он заикался), они с Уилсоном прошли внутрь — и…Необычайная сцена предстала перед нашими глазами. Эрик лежит на большой кушетке, обитой пунцовым бархатом. Чьи-то ярко-бирюзовые руки сомкнуты на нем, чья-то взъерошенная голова на его плече. Две фигуры не обнажены, но тесно переплетены. Эрик вскакивает с кушетки, находит на ощупь свои очки и цепляет их на нос. Встает и березовая фигура. Это А.М.
Ну вроде ничего страшного не произошло. После этого все четверо выпили виски, Эрик рассказал о фильме про монстра в Лондонском метро, а через год А.М. написала книжку. Правда, не лучшую из своих…
ЧертЭрик что-ли попутал..Содержит спойлеры14684