Закон о детях

"... – А когда был секс? Теперь уже и не вспомнить.
– Я не веду записей..."

Но по сути под вопросом была вся ситуация взросления девочек. Это был бой за их души.

И она, как обычно, погрузилась в работу, чтобы проживать – день прошел, и слава богу – приглушенную драму своей полужизни с Джеком.

Мой путь оборвался, внизу леденящий холод,
Душу мою корежит дьявольский молот,
Каждый удар – мой предсмертный хрип.
Я погиб.

Расплющена этим безжалостным молотом,
Душа засверкала сусальным божественным золотом,
Мой путь засиял под благословеньем небес. Я воскрес.

Богатство чаще всего не приносит продолжительного счастья. Родители быстро осваиваются с новым лексиконом и формальностями законоотправления и сами изумляются, что ведут ожесточенную борьбу с тем, кого они когда-то любили. А за кулисами мальчики и девочки, которых в документах называют по именам, испуганные маленькие Бены и Сары, прижавшись друг к другу, ждут, когда боги над ними доведут сражение до победного конца – в Суде по семейным делам, в Высоком суде и, наконец, в Апелляционном.

И тут ей стало понятно, какое чувство она испытывает от возвращения мужа. Очень просто. Разочарование от того, что он не остался там. Хотя бы чуть дольше. И ничего кроме. Разочарование.

Она написала, но не отправила письмо: «Ты не мог так поступить!» Но он поступил, и восклицательный знак говорил все - она дура.

Должна быть расплата за то, что ее бросили, - изгнание, пусть ещё постучится в прошлую жизнь. Она не позволит ему роскошь двух адресов.

Но что толку от объяснений и теорий в такой ранний час? Фионе и всему Лондону надо было на работу.

То, что священнослужитель готов зачеркнуть возможность полноценной жизни из теологических соображений, её не удивило и не обеспокоило. У закона были похожие проблемы, когда он дозволял врачам допустить смерть безнадежного пациента от удушья, обезвоживания или голода, но не дозволял разом прекратить страдания смертельной инъекцией.