Врата Мёртвого Дома

Мудрые слова — точно стрелы, что летят тебе прямо в лоб. Что тут делать? Пригибаться, само собой.

Я ненавижу себя, но он ненавидит всех остальных. Кто из нас утратил больше?

У солдат вовсе нет воображения, а значит, они способны преподносить удивительные сюрпризы.

Солдат должен научиться носить все виды брони, и пока он остаётся в профессии, этого хватает. О боги, не думаю, что смогу сохранить рассудок, если наступит мир!

«Никто из тех, кто вырос среди книг и свитков, не сможет описать мир, — сказал ему как-то Келланвед, — поэтому я назначаю тебя Императорским историком, солдат».
«Император, я ни читать, ни писать не умею».
«Незасорённый разум! Прекрасно».

– Панек. Послушай дядю внимательно. Вас наказали не за то, что вы не слушались. Послушай – это тяжело, я знаю, но попробуй понять. Они сделали тебе больно потому, что могли, потому, что рядом не оказалось никого, кто сумел бы их остановить. Твой отец попытался бы – он наверняка и пытался. Но, как и ты, он был беспомощен.

– То, что я вижу, – это всецелый контроль или только иллюзия такового?
Лицо капрала слегка дрогнуло.
– Иногда это одно и то же. В смысле результатов. Единственное различие – так, по крайней мере, говорит Колтейн – в том, что, когда доходит дело до кровопролития, иллюзии распадаются на куски, а настоящее, неподдельное – впитывает удар.

Какая ирония: Повелитель Смерти имел репутацию чрезвычайно скромного божества.

– А ты чувствуешь необходимость чем-то ответить на всё это, историк? – спросил он. – Ты столько книг прочитал, впитал столько мыслей от других – мужчин и женщин. Из других времён. Как смертный может ответить на то, на что способны ему подобные? Неужели каждый из нас, солдат или нет, доходит в какой-то момент до точки, когда всё увиденное, пережитое изменяет нас изнутри? Необратимо изменяет. Чем мы тогда становимся? Менее людьми – или более? Вполне человечными – или слишком?

Калам в ответ только хмыкнул. Таких людей он знал. Храбрились они, только пока числом превосходили жертв, а доблестью полагали возможность задавить и запугать беспомощных жертв. Таких созданий в мире было полно, и когда в стране началась война, для них наступило раздолье. Такова жестокая тень всякой благородной борьбы.