Ночь

Это было страшно.
Нет. Даже слово "страшно" не передаст в полной мере той бури чувств и мыслей, которая обрушилась на меня после прочтения. При описании ТАКОГО все слова покажутся какими-то безликими...

Каждое слово, употребленное автором, даже самое обыкновенное, пропитано разнообразными чувствами, наполнено жизненной энергией.

Казалось, все повторяется. Вечное перемещение с места на место. Люди, все ещё борющиеся за свою жизнь. Люди, которые уже потеряли надежду и опустили руки.

Эти описания невероятной жажды жизни, борьбы, отчаяния:

• Мать, которой оставили одного сына и "по ошибке" разлучили со вторым ребенком и мужем. Опустошенная, потерявшая веру.
• Малец, бьющий по щекам отца, растирающий тому руки, кричащий, призывая папу скорее выйти из оцепенения, открыть глаза, не то его постигнет плачевная участь — быть выброшенным из поезда...
• Юноша, отбирающий хлеб у отца, готовый в любой момент задушить своего родителя. Почему он решил, что должен выжить именно он? В этом ли заключается величие духа? Разве можно назвать такого человека сильным? Того, кто пренебрег всеми моральными принципами, потерял свой нравственных облик...

  В конечном итоге надежда покидает даже самых стойких.

  Эти душевные метания мальчика — рассказчика, потеря истинной дороги и обретение её вновь.

  Боль, которую пронесли с собой до конца эти люди — наша боль, читателей, прочувствовавших все это.

Эта книга, безусловно, тяжелая. Смерть и жизнь, две противоположности, которые слились воедино. Образ дряхлой старухи, которая давно потеряла вкус к "жизни" и ждет своего скорейшего ухода. Герои же пытаются побороть это отчаяние: и это у кого-то получается, а у кого-то нет. Они как фениксы, возрожденные из пепла.

Сколько боли прожито или так и не пережито людьми, ставшими узниками концлагерей. Сколько слов сказано и написано о них. Но каждая история, передаваемая от первого лица, как я заметила, всегда написана сухо, по факту, как хроника, стенограмма. И понятно почему - просто невозможно пропустить еще хотя бы раз через себя все те круги ада, перепрожить их, описывая с писательским мастерством, с чувством и расстановкой изуверства, измывательства и их последствия - мучения, бред в болезнях, жизнь в грязи и холоде, работа с отмерзающими конечностями и почти для каждого уготовленный стандартный финал - смерть.

Я где-то наткнулась на информацию, что "Ночь" - это сокращенный вариант 800-страничного романа о пребывании в концлагерях сына и отца - наверное, именно этим я и объясню свое ощущение недоработанности истории и большого ее сходства с другими произведениями на эту тему. Пока читала создалось впечатление, что "Ночь" будто компиляция событий, произошедших с другими людьми, приписанная проживанию Элиэзера и его отца. Естественно, это не так, и я не имею права забирать воспоминания, тем более настолько болезненнные у людей, но от ощущения никуда не деться - поэтому исключительно за неправдоподобность, вызванную неудачным сокращением, снизила оценку (т.е. больше оценила литературность, чем сами переживания, пребывание в концлагере, борьбу на войне вообще, по-моему, нельзя оценивать, только передачу их на бумаге, раз уж авторы решились запечатлеть в тексте и издать свою судьбу книгой).

Вообще же, помимо ужасных историй что главных героев, что тех, кто был встречен ими в этом аду, неслабо зацепило самое начало истории, когда герои не поверили человеку, рассказывавшему, что может случиться, тому, кто пережил подобное еще до 44-го года, когда происходят описываемые в рассказе события. Кажется, старик - не мальчик с волком из притчи, но вера в то, что плохое случается со всеми, но не с нами, все равно победила и евреи упустили возможность избежать ужаса именно, с какой-то стороны, из-за беспечности. А услышь они старика, поверь ему, будь они бдительнее, возможно, смогли бы спастись - тот же случай со стуком в окно или тем, чтобы остаться в больнице одного из концлагерей, который освободили русские спустя пару дней, все не дают покоя. Всегда стоит прислушиваться к интуиции, присматриваться к знакам - в особенности в том аду, где логика не играет никакой роли, где властвуют зверства, при которых эта логика просто растворяется... И тут я вспоминаю госпожу Шехтер, измучавшую всех своими галлюцинациями о пожаре и огне, а ведь она в своем безумстве предчувствовала появление в их жизни газовых камер и крик ее был своеобразным предупреждением, но ее затыкали, чтобы не беспокоиться еще сильнее, чтобы спрятать головы в песок перед неминуемой участью...

Я ничего о них не знал. С 1940 года мама не получила от них ни одного письма. Но я солгал: - Да, мама получала вести от ваших. У Рейзел всё в порядке, у детей тоже. ... Он ушел. Нам не суждено было снова его увидеть. Он узнал новости. Настоящие.

Он потерял сына в толпе. Он безуспешно искал его среди умирающих. Тогда он стал разгребать снег, чтобы найти его труп. Всё напрасно. ... - Это случилось по дороге. Мы потеряли друг друга из виду. Я немного отстал от колонны. Больше не было сил бежать. А сын не заметил. Больше я ничего не знаю. Куда он исчез? Где мне его искать? Может, вы его где-нибудь видели? - Нет, рабби Элиягу, я его не видел. Тогда он ушел так же, как и пришел, - словно дрожащая на ветру тень. Он уже был за дверью, когда я вдруг вспомнил, что видел, как его сын бежал рядом со мной. Я забыл об этом и не сказал рабби Элиягу! Потом я вспомнил еще кое-что: его сын заметил, как отец стал, хромая, отступать к хвосту колонны. Он это видел. И продолжал бежать вперед, увеличивая разделявшее их расстояние. Меня вдруг поразила страшная мысль: он же хотел отделаться от отца! Он чувствовал, что отец слабеет, решил, что приближается конец, и стал искать способа отделаться от этого бремени, освободиться от обузы, которая уменьшала его собственные шансы на спасение.

Неподалеку я заметил старика, двигавшегося на четвереньках. Он пытался выбраться из этой свалки. Он прижимал руку к сердцу. Сначала я подумал, что его ударили в грудь. Потом понял, что он прячет под курткой кусок хлеба. Он стремительно достал его и поднес ко рту. Его глаза загорелись, улыбка, больше похожая на гримасу, осветила полумертвое лицо. И тут же погасла. Над ним нависла тень. И эта тень бросилась на него. Избитый, обезумевший от ударов старик кричал: - Меир, мой маленький Меир! Ты не узнаешь меня? Я твой отец... Ты делаешь мне больно... Ты убиваешь отца... У меня есть хлеб... и для тебя... для тебя тоже... Он повалился на пол, всё еще сжимая в кулаке кусочек хлеба. Он хотел положить его в рот. Но противник бросился и отнял его. Старик еще что-то пробормотал, захрипел и умер при всеобщем безразличии. Сын обыскал его, схватил кусок и стал его пожирать. Но и он не преуспел. Его заметили двое и поспешили к нему. Присоединились и другие. Когда они отошли, рядом со мной остались два мертвеца - отец и сын. Мне было пятнадцать лет.

Маленькая повесть, маленький рассказ о том, что иногда люди хуже животных. Ад может наступить и в реальной жизни, не надо ждать загробной. Не надо молить Бога о пощаде или задавать вопросы: почему? за что? так надо? Однажды для избранных наступила ночь и только немногие, самая малость, смогли выйти к лучам света.
Тема про концентрационные лагеря животрепещущая, а если это художественная или около художественная книга, то у читателя перехватывает дух и внутри стоит нечеловеческий крик (говорю за себя,конечно же). Кто читал Виктора Франкла "Человек в поисках смысла", тот меня поймет. Трудно поверить, что более 60 лет назад чьи-то прадеды сжигали ни в чем не повинных людей, просто потому, что был приказ сверху, что евреи, недочеловеки, подлежат истреблению. И не важно, старики это, женщины, дети или младенцы. Визель тоже внес свою лепту, написал воспоминания мальчика, который не смог понять, что он такого сделал, что Всевышний к его народу отвернулся. Не мог он понять, почему люди уподобляются скотам.

Много есть литературы по данному вопросу, но, согласитесь, такая тема не может оставить равнодушным человека (я не имею ввиду мемуары сотрудников СС и людей, продолжающих следовать идее "арийской нации"). Каждый гражданин планеты Земля имеет право на жизнь. Каждый человек имеет право на свое мнение. И я свое маленькое мнение высказала.

Книга шокировала меня и ввергла в оцепенение. Автор рассказал о себе - 15-летнем мальчишке, сумевшем выжить в нацистском лагере, потеряв там отца, мать и сестру. В этом небольшом рассказе писатель невероятно ярко передал то состояние человека, в которое он погружается, борясь за жизнь из последних сил. Это действительно страшно: когда теряешь человеческий облик, мораль для тебя уже ничего не значит, родственные чувства тоже покидают тебя, и только кусок хлеба становится для тебя самым главным в жизни. Вот что делает с человеком голод - превращает в зверя, готового перегрызть глотку любому без лишних слов.
Однако подросток смог преодолеть это ужасное влияние голода и остаться гуманным в таких тяжёлых условиях.

Это не первая моя книга о концлагерях и Холокосте. И я не ожидала узнать что-то принципиально новое. И, тем не менее, "новое" все же есть - из всего прочитанного на эту тему, рассказ Визель наиболее жесткий, "грязный", без прикрас. Ни Ремарк, ни Ержи Эйнхорн не писали так откровенно, так беспощадно.

А долго ли длились такие братские отношения между, чего уж там, потенциальными смертниками? Да ровно до тех пор, пока еще было хоть немного еды, тепла и места в бараке. А потом...? Вот это и есть самое страшное. Когда сын мечтает, чтобы больной отец умер уже побыстрее и не пришлось бы делиться с ним пайком и носить ему воду. (А ведь до войны Эли - заботливый и добрый мальчик, верующий в Бога.) Когда 15-летнему юноше безразлично, что там сталось с матерью и сестренкой, лишь бы поесть хоть раз досыта. Когда умирающего от голода старика насмерть забивают молодые парни, чтобы отнять крошечный кусочек хлеба...

Настоящую человечность сохранили весьма немногие. Большинство не обладает необходимой моральной силой, чтобы не стать нелюдями в подобных условиях. И уж точно на это не способен подросток, мучающийся от голода и холода, не может он выживать и поддерживать еще кого-то... Даже любимого отца. И все же Эли не превратился в дикого зверя, он боролся до конца не только с тем, что его окружало, но и с самим собой. Проигрывал и снова преодолевал себя. Это и есть самое страшное из всего, что ему пришлось пережить.

Есть одна ошибка, которую делают многие в рассуждениях о фашизме: им кажется, что "фашисты" — это такая категория людей, которые чуть ли не родились такими, или по крайней мере это "они", которым промыли мозги, но в любом случае разговоры всегда о группе людей, ушедших в прошлое. Мало кто говорит о природе людей, о том, что большинство из вас, таких просвещённых и интеллигентных, станут этими фашистами крайне легко, и что фашизм Второй Мировой — это не только историческое событие, но и социологически показательная картина возможностей человека к жестокости, манипулированию, бесчеловечности. Это отражение нас самих при определённых обстоятельствах.

Меняется культура, идеи, но человек не меняется. Но что ещё более важно — даже достигнутые историей уроки, воплощённые в литературе, кино и философии, могут отойти на второй план, если грамотно использовать пропаганду и надавить на нужные стороны общества. Все эти книги, над которыми мы тут плачем и досадуем на фашистов, пойдут лесом. Целая нация выросла на антифашистской пропаганде, прочитала трогательные книги и посмотрела множество фильмов, но выводы из этого сделала сомнительные: "Мы — молодцы. Мы самые добрые, великие и героические, и это заложено в крови нашей нации, в наших генах. А немецкая нация — плохая. Они фашисты. И все, кто не патриоты, тоже фашисты. И все, кто тащит к нам в общество идеи толерантности и гуманизма, фашисты. Геев в печь! Это не люди, и они опасны для нашего общества. Темнокожие люди — недоразвитые обезьяны, которым место на пальме. Евреи — коварные и злые, они хотят нас уничтожить. Мы просто вынуждены защищаться от них. Мусульмане опасны, носят другую одежду, едят другую еду. Американцев и англосаксов по понятным причинам нужно стереть с лица земли".

Я считаю, что прививкой от фашизма должна служить осведомлённость о себе; понимание себя как члена социума и продукта культуры, который ни до чего не доходит самостоятельно и переодевает роли и идентификации в разных обстоятельствах, чьё поведение и мышление сильно зависит от общества и культуры. Только с пониманием социологии и себя развивается осознанность, а с ней и твёрдость, принципиальность, умение не поддаваться на крючок. Неплохо бы добавить к этому хорошее гуманитарное образование, с чтением трудов лучших и великих людей в нашей истории — я не верю, что после этого возможно не стать разумным и добрым. Мировая литература и философия содержит идеи, изменившие мир, повлиявшие на ход истории и идеи поколений; она побуждает рефлексировать, развивает привычку мыслить критически, не быть бездумным плодом своего места и времени.

Бесполезно изучать частное против фашизма — нужен общий подход, который будет приложим ко многим частным случаям. Люди выучили только некоторые признаки частного случая фашизма, но они будут слепыми овцами, когда повторится то же самое в других декорациях. Они могут знать, что сжигание в печах — это фашизм и плохо, но не заметят, когда их будут натравливать на американцев или геев, убеждая, что только люди достойны уважения прав, но определённые категории — не люди, и их можно травить, убивать, избивать. Дай русским патриотам такую возможность — они сбросят бомбу на США, потому что не видят в американцах живых и разнообразных людей; для них это общий, монолитный враг. Дай американским правакам шанс — они начнут линчевать чернокожее население и не заметят в себе, что они ведомы своими животными инстинктами, побуждающими их делить всех на ин- и аут-группы и бессмысленно ненавидеть всех "чужих", которые им видятся однообразными и опасными.

Как сказал Умберто Эко, "было бы удобно для всех нас, если бы кто-нибудь вылез на мировую сцену и сказал «Хочу снова открыть Освенцим, хочу, чтобы черные рубашки снова замаршировали на парадах на итальянских площадях». Увы, в жизни так хорошо не бывает! Ур-фашизм может представать в самых невинных видах и формах. Наш долг — выявлять его сущность и указывать на новые его формы, каждый день, в любой точке земного шара."

Кстати, книга хорошая.

Так евреев из Венгрии гнали в лагеря , сначала Аушвиц, Освенцим, затем Бухенвальд. Рассказывает обо всем чудом выживший пятнадцатилетний паренек, потерявший всю свою семью. Они все страшно погибли. А с ними еще тысячи и тысячи.
Это страшная история о людях и нелюдях. Не могу назвать фашистов животными, животные тут ни при чем. Нелюди и все!
Узники лагерей теряли веру в Бога, я же при прочтении подобных книг теряю веру в Человечество.

Повесть автобиографичная, Эли Визель рассказывает о своей жизни, это он, тот пятнадцатилетний паренек. Что поражает , так это воля к жизни заключенных, их неугасимая надежда сквозь ад происходящего.

Повесть небольшая. Но какая она страшная. Настоящий ужас , происходивший на Земле . Нет, ничего хуже войны, тем более такой , против мирного населения, уничтожающей планомерно то один народ, то другой. Зверская бойня. Дьявольская. И все это дело рук человеческих , их черных каменных сердец.

Никому это непонятно, как такое могло быть. Но мир не молчал , мир боролся и плакал , и скорбел, и победил.

Коротко и сухо Эли Визель умещает в маленьком рассказе целую жизнь. Так мало эмоций и чувств - мерная спокойная констатация факта от которой становится только страшнее. Освенцим. Концентрационные лагеря. Они не просто выжимали жизнь, они высасывали души. Две цели - еда, и не потерять того, с кем до сих пор удавалось остаться вместе. Кого-то заботило лишь первое. Человеческая жестокость безгранична. Звери превращают людей в зверей.

• Не поддавайтесь иллюзиям. Гитлер ясно сказал, что уничтожит всех евреев, прежде чем часы пробьют двенадцать, прежде чем они услышат последний удар.

• А вам-то что надо? Что, Гитлер - пророк для вас?