Часть Европы. История российского государства. От истоков до монгольского нашествия

Всего на Руси было не менее трехсот городов. Для средневековья доля горожан в населении была необычно высокой – выше, чем в московские и даже имперские времена. По предположению Г.Вернадского, накануне нашествия в городах обитало примерно 13 % населения, то есть около миллиона человек. Именно там происходили все мало-мальски важные политические события.

Постепенно разрастаясь, город обрастал посадами – пригородами, расположенными за линией стен. В большом городе со временем посад окружали новыми защитными сооружениями. Так могло повторяться несколько раз. (Эта концентрическая структура сохранилась в Москве, которая к концу средневековья имела три ряда каменных и деревянных стен: кремлевский, китай-городский и белогородский).

Мостовые были вымощены бревнами или деревянными плашками. Имелись и дощатые тротуары. По обочине шли кирпичные желоба для стока дождевых вод.

В Новгороде существовал водопровод, остатки которого обнаружены при раскопках в конце 1930-х годов. Он был самотечного типа и, вероятно, охватывал только княжеский двор и небольшой центральный сектор. Вода текла по трубам, которые были выдолблены из бревен, изолированных берестой; на изгибах водопровода были устроены смотровые колодцы.

Русские города были менее скученными и, должно быть, не такими грязными, как европейские. Моровые поветрия, обычное следствие средневековой антисанитарии, в русских хрониках упоминаются реже, чем в западных.

По ночам улицы запирались деревянными решетками. Это свидетельствует, с одной стороны, о серьезных проблемах с преступностью, но в то же время говорит о том, что городские власти тратили немалые средства на поддержание порядка.

Высшей инстанцией исполнительной власти, однако, являлся не князь, а посадник – на эту должность человек избирался вечем. С некоторой натяжкой можно считать посадника кем-то вроде премьер-министра. Как это часто случается в республиках парламентского типа, положение главы правительства было шатким. Посадник редко удерживался на должности больше одного-двух лет.

Другой ключевой фигурой был тысяцкий – охранитель торговых, то есть главных интересов новгородского государства.
Однако четкого разделения полномочий между князем, посадником и тысяцким всё же не существовало. Например, во время войны все они занимались сбором и вооружением ополчения; в значительной степени пересекались и их судебные функции. Князь не мог судить без посадника, посадник без князя, а при всякой торговой тяжбе дело попадало в компетенцию тысяцкого.

При такой перепутанности ветвей светской власти фактически первым в республике являлся владыка – архиепископ. Его авторитет был неизмеримо выше, чем у князя, посадника или тысяцкого, положение прочнее, организационная и финансовая база мощнее.

Новгород закрепил за собой редкую привилегию: здешнего архиерея не назначали сверху, а избирали волей народа из числа местного духовенства. Для этого вече собиралось на специальной площадке, у храма Святой Софии. Там обычным для Новгорода образом выбирали, то есть, собственно, выкрикивали кандидатов. Три имени, получившие наибольшую поддержку, записывали на листки, которые клали на алтарь собора. Считалось, что окончательное решение по такому вопросу может принадлежать только Всевышнему. Ребенок или слепец брал наугад один из листков – этот кандидат и провозглашался владыкой.

следующий правитель (после Владимира Мономаха) Мстислав Владимирович даже получил от потомков прозвание «Великого», хоть и не очень понятно, за какие заслуги. Он был наполовину англичанин и кроме двух русских имен (княжеское «Мстислав» и крестильное «Феодор») звался еще Гаральдом, в память о деде, английском короле, погибшем в 1066 году при Гастингсе в сражении с норманнами Вильгельма Завоевателя. Дочь последнего англосаксонского правителя Гита Уэссекская эмигрировала в Данию и оттуда была сосватана в жены Мономаху.

Последней каплей, окончательно разрешившей сомнения Владимира, становится болезнь, поразившая его «по божественному промыслу»: князь вдруг слепнет. Прибывшая в Корсунь царевна говорит, что нужно поскорее стать христианином и тогда недуг пройдет. Тут-то Владимир наконец крестится. Едва епископ «возложил на него руку», как слепота сразу прошла. И многие приближенные, увидев это, тоже стали христианами. (Между прочим, с хитрого Владимира вполне сталось бы инсценировать временную слепоту, чтобы преодолеть предубеждение тех дружинников, которым не нравилась идея перехода в чужеземную религию).

Если в договоре Олега с византийцами (911 г.) русские еще не клянутся крестом, то в договоре 945 года часть переговорщиков присягает уже именем не Перуна, а Христа, причем написано, что в Киеве имеется соборная (то есть главная, а стало быть, не единственная) церковь Илии Пророка. Неизвестно и когда именно у нас вошла в употребление славянская грамота, изобретенная в середине IX века греческими книжниками Константином (в схиме Кириллом) и Мефодием для перевода на славянский язык Священного Писания.

Непохоже, чтобы Ольга приняла христианство во время своей встречи с базилевсом.

Вероятней всего, великокняжеское посольство все же состоялось только единожды и не в год, упомянутый в «Повести временных лет» (955), а в 957 г. Дело в том, что сохранился трактат Константина Багрянородного, посвященный придворному церемониалу, и там подробно описаны аудиенции, данные архонтиссе (княгине) «Эльге Росене». Год не указан, но обозначены числа: среда 9 сентября и воскресенье 18 октября. Такое сочетание подходит для 946 и 957 годов, однако первая дата исключается...

Визит был неудачен. Ольга вернулась из Константинополя оскорбленной. Ей явно не понравилось то, как с ней обращался император. Правительнице большой страны дар в 700 золотых монет должен был показаться недостаточным, а срок ожидания аудиенции – чрезмерным. Когда вскоре после этого в Киев явились византийские послы с просьбой о военной подмоге, Ольга отправила их назад с пустыми руками, высокомерно заявив: «Пусть император сначала явится сюда и подождет у киевской пристани столько, сколько я его ждала в Золотом Роге».

Византийский флот того времени слыл непобедимым благодаря особому оружию, которое наша летопись называет «греческим огнем». Это был прообраз огнемета, выбрасывавшего горючую жидкость. Агрегат устанавливали на носу или на корме. Радиус поражения составлял 25–30 метров. Загоралось всё: деревянные обшивки кораблей, паруса, люди. Даже спрыгнув за борт, пламя погасить было нельзя – состав пылал и в воде.

Секрет «греческого огня» считался важнейшей государственной тайной. Император Константин Багрянородный завещает своему наследнику бережно хранить ее, ибо она «раскрыта первому христианскому императору Константину Святому через ниспосланного ангела». Однако известно, что создателем сифонофора (так по-гречески называлась огнеметная пушка) был инженер Каллиник, живший во второй половине VII века. Его изобретение дважды помогло Византии отразить арабские нашествия.

Последний раз византийцы использовали свое тайное оружие в 1453 году. Им тогда удалось сжечь турецкие суда, стоявшие в бухте Золотой Рог, но Константинополь это не спасло. Империя пала, секрет чудо-оружия был утрачен.