
Вторая мировая война в книгах зарубежных писателей
Seterwind
- 682 книги

Ваша оценка
Ваша оценка
Форма самого литературного произведения удивительным образом совпала и срезонировала с его содержанием. Это пьеса, в которой, как известно, реплики сразу указываются после лица, их произносящего. Что это напоминает? Протокол – такой привычный вид информационного-справочного документа, с его традиционными СЛУШАЛИ, ВЫСТУПИЛИ, ПОСТАНОВИЛИ и дальше по пунктам…(И хотя прием не новый, достаточно вспомнить пьесу "Одноклассники" Слободзянека, тем не менее впечатляющий)
Так кратко все перечисляется в этом протоколе (допрос подсудимых и свидетелей, речи защитников и обвинителей), а ведь в этом, в этих строчках вся жизнь, боль, ужасы, унижения и страдания несчастных людей…Так кратко, так сухо освещаются события прошлого, но слезы наворачиваются на глаза, когда читаешь о том, например, как начальник концлагеря ударяет младенца головой о бетонную стену и затем спокойно говорит своему помощнику, показывая на стену: «Уберите тут»…И из таких описаний состоит вся пьеса, которая читается от этого невероятно тяжело. Страшно и жутко от того, что во время чтения понимаешь: это все было. В голове не укладывается весь этот ужас: постоянные избиения, издевательства, опыты над людьми и…
Допрос превращается в фарс. Судя по нему, никто ведь так и не признал свою вину. На скамье подсудимых охранники лагеря, начальник, подчиненные. И все оправдываются с усмешкой и ехидством: «Я? Да что вы? Я и оружия в руках не держал…Как я мог ударить кого-то?»
О б в и н и т е л ь
Господин свидетель,
считаете ли вы возможным,
чтобы адъютант коменданта лагеря
не был осведомлен о том,
что делалось в крематориях?
Се д ь м о й с в и д е т е л ь
Нет, я считаю это невозможным.
Каждому из шести тысяч сотрудников
лагерной администрации
было все известно,
и каждый на своем посту
делал все от него зависящее для того,
чтобы система работала.
Каждый начальник эшелона,
каждый стрелочник,
каждый служащий станции,
которые имели дело с транспортами людей,
знали,
что происходит в лагере.
Каждая телеграфистка и машинистка,
передававшая или печатавшая
приказы о депортации,
знали об этом.
Каждый отдельный чиновник
в сотнях и тысячах учреждений,
связанных с лагерем,
знал,
что там творится.
Знали все и молчали. Никто не притронулся, чтобы убить, никто не пришел, чтобы спасти…
Так кто же все-таки убил этих людей, пытал их зверскими способами – сами , получается…
Грустный финал пьесы, потому что нет здесь пресловутого пункта ПОСТАНОВИЛИ…
Для тех, кто убивал, - жизнь продолжается; для тех, кто убит, - уже прошла, окончилась в страшных муках. Понес ли кто-то за это реальное наказание – судя по пьесе, нет…

Очень тягостное впечатление производит эта пьеса, написанная на основе Франкфуртского процесса 1963-1965 г.г. над сотрудниками концлагеря Аушвиц. Автор, присутствующий на заседаниях, создал документальное произведение, весьма скупое и безэмоциональное, но тот ужас, который происходил с заключенными, не требует дополнительной стилизации. Признаюсь, я прочла эту пьесу не целиком, моментами пропускала, мечтая скорее добраться до финала. Просто не было сил читать об убийствах и пытках в лагере смерти, хотя я достаточно подготовленный читатель – изучены документальные и художественные книги о Холокосте и уничтожении советских военнопленных, в школе нас водили на фильм "Обыкновенный фашизм", да и в немецком концлагере я была на экскурсии.
Данная книга расскажет об устройстве лагеря, о том, в каких условиях содержались люди, как прибывали поезда с заключёнными и как происходила селекция. Различные свидетели дадут показания об устройстве газовых камер и о том, как сжигали трупы, как пытали «провинившихся», причем попасть в «пыточный механизм» можно было за любую провинность, в том числе и по доносу (ящик для них стоял в лагере). Жутко читать о различных способах убийств: инъекции фенола в сердечную мышцу, расстрелы, повешения, смерти из-за побоев или опытов в лабораториях.
Там лежало несколько сот трупов:
мужчины, женщины, дети, —
навалом, как мешки.
Были и военнопленные.
«Раздевай трупы!» —
командовал Штарк.
Мне было тогда восемнадцать лет,
я еще ни разу не видел покойников.
Я замер на месте,
и тогда Штарк ударил меня наотмашь
Однажды какой-то низенький мужчина
спрятался под грудой одежды.
Штарк обнаружил его.
«Иди-ка сюда!» — приказал он
и поставил несчастного к стене.
Штарк прострелил ему одну ногу,
другую
и, когда тот не мог стоять,
пихнул его на скамейку
и прикончил.
Он любил стрелять сначала по ногам.
Помню, одна женщина кричала ему:
«Господин комендант,
я ведь ни в чем не виновата!»
Штарк рявкнул:
«Становись к стене, Сарра!»
Женщина умоляла пощадить ее,
но тут он начал стрелять.
Судья
В чем заключались эти приготовления?
Двенадцатый подсудимый
Они взяли банки,
надели противогазы
и взобрались по насыпи
на плоскую крышу.
Обычно их было четверо,
но в этот раз один отсутствовал,
и они крикнули,
чтобы кто-нибудь помог.
Поскольку я был единственным,
кто стоял без дела,
Грабнер приказал мне:
«Давай
помоги им!»
Я, однако, стал мешкать.
Тут подошел лагерфюрер
и сказал:
«Если не отправишься на крышу,
отправим тебя вниз,
вместе с теми!»
Тут уж пришлось взобраться
и помогать.
Судья
Куда высыпали банки с «газом»?
Двенадцатый подсудимый
Через люки в крыше.
Судья
Как вели себя люди внизу,
в камере?
Двенадцатый подсудимый
Не знаю.
Судья
Разве вы ничего не слышали,
что там творилось?
Двенадцатый подсудимый
Они кричали.
Судья
Долго?
Двенадцатый подсудимый
Минут десять-пятнадцать.
Судья
Кто потом открывал камеру?
Двенадцатый подсудимый
Санитар.
Судья
И что вы там видели?
Двенадцатый подсудимый
Я старался не смотреть туда.
Судья
Почему? Вы считали содеянное
несправедливым?
Двенадцатый подсудимый
Содеянное — нет.
Только способ.
О б в и н и т е л ь
Скажите, а люди,
у которых вы вырезали мышцы,
назначались вами на вскрытие
еще до убийства?
Защитник
Заявляя протест,
мы вновь напоминаем,
что свидетель
уже понес наказание.
Обвинитель
Господин свидетель,
почему для своих исследований
вы пользовались человеческим мясом?
Второй свидетель
Потому что солдаты охраны
съедали
говядину и конину,
поставляющуюся нам
для бактериологических опытов.
С е д ь м о й с в и д е т е л ь
Детей привезли во двор
больничного блока.
До полудня они там играли,
им раздобыли даже мяч.
Заключенные в блоке знали,
что ждет мальчишек.
Этим голодным, запуганным детям
мы отдали последнее, что имели.
Они рассказали нам,
как их били по дороге,
и все время спрашивали:
«Нас убьют здесь?»
Во второй половине дня
прибыли Шерпе и Хантль.
Все те часы, когда оба проводили эту акцию,
в двадцатом блоке
царила мертвая тишина.
Судья
Дети догадывались о том,
что их ждет?
Седьмой свидетель
Первые стали плакать,
но им сказали,
что будет прививка,
и они спокойно пошли.
Но последние заволновались,
видя, что из кабинета
никто не возвращается...
Каждую пару
подводили сначала ко мне,
а потом по одному
вызывали за занавеску.
Я слышал только глухие удары,
когда ребячьи тела
бросали на пол в душевой.
Вдруг оттуда выскочил Шерпе
и сказал, убегая:
«Не могу, не могу больше!..»
Оставшихся взял на себя Хантль.
В лагере говорили,
будто Шерпе упал потом в обморок.
Судья
Что представлялось глазам тех,
кто входил в камеру?
Седьмой свидетель
Бетонные стены,
несколько вентиляционных отверстий.
Посредине ряд бетонных колонн.
Вдоль каждой колонны
по две трубы
из перфорированной жести.
В полу стоки, прикрытые решетками.
Там тоже горел яркий свет.
Судья
Как люди вели себя в камере?
Седьмой свидетель
Они кричали,
били в дверь,
но из-за гудения печей
почти ничего не было слышно.
Седьмой свидетель
Циклон бросали сверху
в жестяные короба.
Внутри короба шел спиральный желоб,
по которому порошок сыпался вниз.
Соприкасаясь с нагретым влажным воздухом,
он быстро испарялся,
и газ через отверстия
проникал в камеру.
Судья
Через сколько времени
после вбрасывания циклона-Б
наступала смерть?
Седьмой свидетель
Это зависело от количества газа.
Обычно его экономили,
так что агония
длилась минут пять.
Судья
Как проявлялось действие газа?
Седьмой свидетель
Он вызывал головокружение, рвоту
и парализовал дыхание.
Судья
Камера долго находилась под газом?
Седьмой свидетель
Двадцать минут.
Потом включали вентиляцию
и газ выкачивали.
Через полчаса открывали дверь
Шестой свидетель
Богер и Кадук
собственноручно осуществляли повешение.
Однажды в качестве репрессии
за бегство одного узника
казнили двенадцать человек.
Богер и Кадук накидывали им петлю на шею
Защитник
Господин свидетель,
откуда вам это известно?
Шестой свидетель
Нас построили на апельплаце,
чтобы мы видели казнь.
Приговоренные что-то кричали,
а Богер и Кадук, разъяренные,
пинали их сапогами,
били по лицу,
а потом, ухватив несчастных за ноги,
дергали их изо всей силы книзу.
По картотеке можно было узнать,
сколько из каждого транспорта еще живы.
Из ста человек спустя неделю
оставалось тридцать-сорок.
Судья
У вас регистрировали
все случаи смерти,
имевшие место в лагере?
Пятая свидетельница
Учитывались только заключенные,
получившие лагерный номер.
Тех, кого отправляли в «газ»
прямо с рампы,
не регистрировали нигде.
Судья
Какие причины смерти
вы указывали в карточках?
Пятая свидетельница
В большинстве случаев
фиктивные.
Например, вместо
«убит при попытке к бегству»
надо было писать
«умер от разрыва сердца»,
а вместо «умер от истощения» —
«умер от дизентерии».
Указывая день и час смерти,
мы должны были тщательно следить за тем,
чтобы двое заключенных
не умерли в одну и ту же минуту
и чтобы причина смерти
соответствовала возрасту покойника.
Скажем, двадцатилетний не должен был умереть
от слабости сердечной мышцы...
Первое время родственникам
еще посылали письма-извещения.
Обвинитель
Госпожа свидетельница,
вы помните текст этих извещений?
Пятая свидетельница
«Несмотря на медицинский уход,
к сожалению, не удалось
спасти жизнь заключенного.
Мы выражаем вам искреннее соболезнование
по поводу этой тяжелой утраты.
По желанию
вам может быть выслана урна с прахом
наложенным платежом в размере пятнадцати
марок».
Менгеле всегда был бодр, весел,
ходил, засунув большие пальцы за ремень,
детишки звали его дядей,
и он приветливо кивал им,
прежде чем отправить в свою лабораторию
под нож.
Но были там и другие люди,
такие, как Флакке.
В его отделении никто не умер от голода,
заключенные были чисто одеты.
«Господин санитарный врач ,—
спросила я его, —
для кого вы это делаете?
Ведь однажды всем придется исчезнуть,
ни одного живого свидетеля
здесь не оставят».
А он ответил:
«Среди нас найдутся такие,
которые сумеют тому помешать».
Обвинитель
Вы хотите сказать этим,
госпожа свидетельница,
что от каждого из охранников зависело:
плыть по течению
или пытаться изменить условия?
Пятая свидетельница
Именно это я хотела сказать.
Первый свидетель
Реагировать нормально
можно было только в первые часы.
Спустя некоторое время
вы утрачивали эту способность.
Попав в узду режима,
вы подчинялись
и делали все, что от вас требовали.
Первый свидетель
Как только я прибыл,
начальник лаборатории сказал мне:
«Здесь многое тебе будет ново,
но вообще не так уж все плохо.
Мы не имеем никакого отношения
к ликвидации людей,
нас это совершенно не касается.
Если через две недели
не захочешь больше оставаться,
можешь уезжать!»
С таким условием
я приступил к работе.
Уже на третий или четвертый день
главный врач лагеря, доктор Вирт,
велел мне идти на селекцию вновь прибывших.
Когда я заявил ему,
что не намерен участвовать в этом,
он сказал:
«Работы там немного».
Тем не менее я отказался.
Обвинитель
И что последовало за вашим отказом?
Первый свидетель
Ничего.
Я не принял участия в селекциях,
и все.
Обвинитель
После указанного срока вы покинули лагерь?
Первый свидетель
Нет, я все же решил остаться,
чтобы как-то бороться с болезнями.
Я увидел, что есть возможность
кое-что предотвратить,
не привлекая к себе внимания.
В результате мне удалось
устранить опасность эпидемий.
Обвинитель
Эпидемий среди лагерного персонала,
не среди заключенных?
Первый свидетель
Да.
В этом и была моя задача.
Четвертая свидетельница
Чем больше старшая блока
унижала нас, своих подчиненных,
тем прочнее было ее положение.
Когда же она разговаривала с начальством,
выражение лица ее совершенно менялось,
она была такой веселой и любезной,
но я-то видела, что за этим кроется страх.
Иногда надзирательница обращалась с ней,
как с лучшей подругой,
делала ей всякие поблажки.
Но стоило пачальнице разок не выспаться,
и фаворитка могла быть низвергнута в
любую минуту.
А ведь она уже прошла через все:
у нее на глазах умертвили ее детей,
прикончили родственников,
она отупела, как все мы,
она знала,
что, если начнет тонуть,
никто не протянет ей руку
и другая на ее месте
также будет бить всех палкой.
Вот она и била нас,
потому что хотела остаться наверху
любой ценой.
Пятая свидетельница
Для нас больше не существовало
вопроса:
справедливо это или несправедливо?
Признавали только то,
что было полезным в данную минуту
Но еще страшнее видеть комментарии автора о смехе среди подсудимых, ведь ни один из них не признал себя виновным, а защита делала все возможное, чтобы опорочить свидетелей, так как во многом обвинение строилось именно на их воспоминаниях.
Отдельно хочется отметить то, как объясняли свои действия соучастники преступлений
Почему мне надо расплачиваться за то,
что я был обязан делать?
Ведь тогда все так делали.
Почему же спрашивают с меня одного?
Судья
Были среди них женщины и дети?
Двенадцатый подсудимый
Да.
Судья
И вы находили правильным то,
что в число обреченных
включались женщины и дети?
Двенадцатый подсудимый
Да.
Тогда забирали
всех родственников.
Судья
Вы не сомневались
в вине
этих детей и женщин?
Двенадцатый подсудимый
Нам было сказано,
что они участвовали
в отравлении колодцев,
взрыве мостов
и других актах саботажа.
Вы видели среди этих людей
военнопленных ?
Двенадцатый подсудимый
Да.
Мы имели приказ,
в котором говорилось,
что эти военнопленные потеряли всякое право
на обращение с ними, как с солдатами.
Обвинитель
Чем обосновывался
расстрел военнопленных?
Двенадцатый подсудимый
Необходимостью выкорчевывать
вражескую идеологию.
Судья
Подсудимый Штарк,
когда вы готовились к экзамену
на аттестат зрелости,
вы хоть раз задумались над тем,
чем занимались в лагере?
Двенадцатый подсудимый
Господин председатель,
разрешите объяснить.
Еще когда мы ходили в школу,
каждое третье слово, сказанное нам,
касалось тех,
которые были во всем виноваты
и кого следовало полностью уничтожить.
Нам вдалбливали,
что это делается для блага
нашего народа.
На курсах унтершарфюреров
мы прежде всего научились
слушать молча
и принимать на веру.
Если кто-нибудь
все же решался задать вопрос,
ему отвечали:
«Все делается по закону».
Сегодня законы изменились,
но нас-то не изменишь.
Нам говорили:
«Учитесь,
учеба для вас важнее хлеба».
Господин председатель,
нас отучили думать.
Это за нас делали другие
Второй свидетель
Я по-прежнему считаю себя
невиновным.
Отбирались только те больные,
дни которых все равно были уже сочтены.
Обвинитель
Господин свидетель,
неужели вы при ваших медицинских знаниях
не видели других возможностей?
В т о р о й с в и д е т е л ь
В тогдашней обстановке — нет!
Тысячи наших солдат
истекали кровью на фронте,
а в разбомбленных городах
страдали тысячи и тысячи людей.
Обвинитель
Но ведь в данном случае,
господин свидетель,
речь идет о людях,
которых безвинно
держали в заключении
и убивали.
Должны же вы отдавать себе
отчет в этом.
Второй свидетель
Тут я ничего не мог поделать.
В день моего прибытия
гарнизонный врач сказал мне:
мы здесь находимся
в клоаке мира
и сообразно с этим должны действовать.
Обвинитель
Зачем нужен был, по вашему мнению,
такой лагерь?
Первый подсудимый
Арестантские лагеря существовали для того,
чтобы перевоспитывать врагов государства,
вырабатывать у них иной образ мыслей.
От меня не требовалось
подвергать это сомнению.
Судья
Неужели вы, как следователь,
не нашли возможности
предать огласке то, о чем узнали?
Первый свидетель
Перед каким судом
мог бы я возбудить дело
о массовых убийствах
и о ценностях,
изъятых высшими инстанциями?
Ведь не мог же я возбудить дело
против государственного руководства.
Судья
Но вы могли действовать
иным способом.
П е р в ы й свидетель
Я был убежден,
что мне никто не поверит.
Меня самого бы казнили
или в лучшем случае
упрятали в сумасшедший дом.
Я подумывал о бегстве за границу,
но сомневался,
поверят ли мне там.
Я спрашивал себя,
что будет,
если мне поверят
и мне придется давать показания
против моего народа?
Ответ был только один:
мой народ уничтожат
за все, что он совершил.
И я остался.
Второй подсудимый
Господин председатель,
я никого не убивал,
я только проводил допросы
по долгу службы.
Судья
Что за допросы?
Второй подсудимый
Иногда это были так называемые
усиленные допросы,
они практиковались
в рамках существовавших инструкций.
Судья
На чем основывались эти инструкции?
Второй подсудимый
В интересах безопасности лагеря
против изменников и всяких вредителей
Мы все —
я хочу это еще раз подчеркнуть —
только исполняли свой долг,
даже если нам приходилось очень трудно
и мы были близки к отчаянию.
И теперь,
когда наша нация
своим трудом снова заняла
ведущее положение,
нам лучше бы заниматься другими делами,
а не упреками,
которые за давностью лет
давно пора забыть
Подводя итог, я не знаю, кому можно рекомендовать столь тяжелое произведение, но в тоже время это то прошлое, которое стоит помнить, чтобы не испытывать иллюзий, а также его необходимо анализировать для понимания механизмов, лежащих в основе государственных преступлений и трансформации человеческой психики.

Жутчайшая вещь. В форме пьесы дана сухая, строго документальная - и оттого многократно умножающая ужас - картина жизни (хотя это слово совершенно неприменимо к фабрике смерти, тогда просто - функционирования) лагеря смерти, концлагеря. Какого? Неважно. Вероятно, за прототип был взят Освенцим, но он не называется в пьесе. Действующие лица - подсудимые, свидетели, судья, обвинитель, защитник. Никто из них не назван по имени. Только в ходе развертывания действия появляются одно за другим имена - настоящие имена подсудимых, ныне - почтенных бюргеров, тогда - страшнейших извергов, насильников, серийных убийц (реальные, исторически существовавшие люди, точнее - нелюди, оборотни какие-то). Свидетели выступают один за другим и буднично рассказывают вещи, от которых шкура живьём слезает с тела от ужаса. Некоторые приехали на процесс (за основу был взят реальный Франкфуртский процесс над эсэсовцами, который проходил в 1963-65 годах), чтобы изобличить катов, но... не могли говорить. Травмы, полученные на пытках в лагере от этих самых вот подсудимых, которые сидят на лавочке и нагло ухмыляются, потому что знают - им ничего не будет, присудят для вида несколько месяцев тюрьмы, а потом под каким-нибудь благовидным предлогом отпустят через пару недель, - и волнение мешают им говорить. Да и слишком уж страшно то, что они должны сказать, то, что они видели там и от чего им чудом удалось спастись. Но и без этого картина ясна. Она настолько омерзительна, что разум отказывается воспринимать это.
Самое страшное, что пытки, издевательства, мучения и убийства людей были просто-напросто служебной обязанностью. Конвейер смерти был всего-навсего бюрократической машиной. Хорошо отлаженной - кто-то и что-что, а уж немцы порядок любят! Так уж вышло: часть немцев стала надзирателями, часть - заключенными. Кому какое счастье выпало. Но все выполняли выпавшие им роли до предела добросовестно. Это ж немцы! У них добропорядочность, подчинение властям, уважение к закону в крови сидит. Ну, подменили человеческие законы бесчеловечными, разъяснили немцам, что законы теперь - вот такие, извольте подчиняться! - и они подчинялись. В общем, фашисты - никакие они не фашисты, а просто люди, они приказы начальства выполняли. А не выполнить не могли - самих бы на кол посадили, так что приходилось. Такие дела.
Что характерно - практически никогда не возникало никаких инцидентов со стороны заключенных. Они просто давали себя убить, не пытаясь дорого продать жизнь. То ли до последнего на что-то надеялись - на доброту?? палачей, что ли, или просто замордованные голодом, холодом, непосильной тупой работой умирали морально, духовно уже задолго до физической смерти и в печь шли пустые оболочки, без мыслей и понимания происходящего?
У этих рачительных хозяев всё было поставлено образцово-показательно. Территория лагеря - причесанные граблями дорожки, чистенькие бараки, вылизанные дворы, цветочные клумбы, бордюрчики. Крематории - вылизанные как операционные. Не знать - в жизни не догадаешься, что здесь ежедневно сжигают тысячи людей (некоторых - живьём: не очень качественно иногда проводились предварительные этапы, кому везло - добивали лопатами члены зондеркоманд прямо перед загрузкой в печь) - ни соринки, ни кровинки кругом, всё блестит. Одежду сжигаемых (те сами раздевались догола, добровольно - думали, на дезинфекцию идут, настолько сильна была дуриловка) отправляли в Германию, там раздавали пострадавшим от бомбежек. С трупов женщин срезали волосы, аккуратнейшим образом упаковывались и тоже шли в Германию, на нужды промышленности. Зубные врачи в Освенциме не пломбы ставили - коронки удаляли золотые. С тысячи трупов набирали примерно килограмм золота. Миллионы трупов - считайте сами, сколько тонн золота загребла Германия! Только на коронках. Всё было поставлено на поток. Драгоценности, деньги и ценные вещи собирались в специальные закрытые ящики. Изъятые часы шли в армию на премирование особо отличившихся.
Детям перед расстрелом могли дать мячик - поиграть. Хотя любимый способ обращения с детьми был - за ноги и об стенку головой хрясь! Новорожденными просто в футбол играли. Это, несомненно, тоже начальство приказывало. А они просто выполняли приказ...
Патронов было жалко на всех этих недочеловеков, поэтому шли неустанные поиски быстрых и дешевых способов уничтожения как можно большего количества людей - немецкой нации нужно было жизненное пространство, поэтому туземцев с этих пространств ускоренными путями отправляли на свидание с их предками. Очень радовались эти "гуманисты", когда ученые нашли такой способ умерщвления, как газ циклон-Б. "Наконец-то покончено с этими кровавыми бойнями" - сказал комендант лагеря. В герметизированную камеру размером 30х10 м отправляли "в душ" 1000-2000 человек за раз. Пускали газ. Ждали 20 минут. Потом открывали вентиляцию и ждали еще полчаса, потом выносили трупы, складывали штабелями для дальнейшей обработки (см. выше). При таком способе смерть наступала от паралича дыхания в течение 5 минут, люди умирали в страшных муках, их наизнанку выворачивало со всех концов. Прежде чем выволакивать трупы, их мыли из брандспойтов, иначе очень уж загрязненный рвотой, калом, кровью материал получался.
В обязательном порядке заставлять читать "Дознание" всех поборников фашизма и его новых разновидностей! Чтобы знали, во что оно выливается в своём логическом завершении.

Судья
Господин свидетель,
можете ли вы объяснить:
почему люди позволяли все это
делать с собой?
Входя в такую камеру,
они не могли не понимать,
что с ними сейчас покончат.
Седьмой свидетель
Еще никто не вышел оттуда,
чтобы рассказать об этом.

Седьмой свидетель: Я совершенно спокоен и далёк от желания кому-либо мстить. Каждый из подсудимых мне безразличен. Я хочу только сказать, что они не смогли бы творить своё дело, если бы их не поддерживали миллионы других.

Судья: Неужели вы, как следователь, не нашли возможности предать огласке то, о чем узнали?
Первый свидетель: Перед каким судом мог бы я возбудить дело о массовых убийствах и о ценностях, изъятых высшими инстанциями? Ведь не мог же я возбудить дело против государственного руководства.
Судья: Но вы могли бы действовать иным способом.
Первый свидетель: Я был убеждён, что мне никто не поверит. Меня самого бы казнили или в лучшем случае упрятали в сумасшедший дом. Я подумывал о бегстве за границу, но сомневался, поверят ли мне там. Я спрашивал себя, что будет, если мне поверят и мне придётся давать показания против моего народа? Ответ был только один: мой народ уничтожат за всё, что он совершил. И я остался.











