Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

[ВИКТОР ГЮГО и ЖЮЛЬЕТТА ДРУЭ]. «Ничто так не говорит в пользу Гюго, как нерушимая любовь к нему этой женщины высокой души». Гюго это знал.

"И гроб мой осенит великая любовь…
Она была земной и грешною сначала,
Но чистотой своей весь путь мой увенчала…"

«А знаете ли вы, какой его стих мне показался наиболее прекрасным: „Солнце садилось сегодня в гряде облаков“». -(Малларме).

«Я словно лес, в котором несколько раз производили рубку: молодые побеги становятся все более сильными и живучими… Вот уже полвека, как я воплощаю свои мысли в стихах и прозе, но чувствую, что я не выразил и тысячной доли того, что есть во мне…» -(Гюго, 1874г.)

[Мориса Барреса] приводила в восторг «сила старого человека, который несет несметные сокровища и спешит показать людям свое золото в виде самородка, не тратя времени на чеканку, так как знает, что вскоре придет к нему смерть».

Морис Баррес восхищался «поразительной звучностью последних стихов Гюго, подобных волнам, набегающим с рокотом на берег моря»...

Он неустанно продолжал «совершенствоваться и возвышаться в своем искусстве… Каких только чудесных стихов, стихов, с которыми ничьи строфы не могут сравниться по размеру, по внутренней композиции, по звучанию, по наполненности, – не было им написано в последний период жизни…» -(Поль Валери).

Несмотря на новые и новые удары судьбы, старый дуб оставался несокрушимым; несмотря на скорбь, Гюго работал с упоением.

Предвидел ли он [Гюго], что природа будет неумолима? Предвидел ли он, что его дом станет «домом без детей»? Судьба как бы пожелала поровну послать, ему страдания и славу, – ввергнуть его в бездну горя, равного его гению.

Став демократом, он [Гюго] сохранял чувство собственного достоинства, каким поражал еще в двадцатые годы, будучи молодым поэтом. Да, он был прост, но не фамильярен.