"Пёсий двор", собачий холод

— Ест’ люди, — медленно ответил Плеть, — которые много говорят о том, что и как они сделают. Многое хотят сделат’. И поэтому не могут. У меня ест’ такая теория: чем бол’ше в человеке желания, тем мен’ше в нём возможности. Их сумма — постоянное число.
— Ваш друг Гныщевич эту теорию опровергает.
— Он особенный, — Плеть не стал давить улыбку. — И вы тоже особенный. Вы очен’ мало хотите и поэтому у вас очен’ многое получается.

До чего же бессодержательные поводы отказаться от новшеств выискивает себе тривиальная лень.

Скопцов любил и не любил убеждать: с одной стороны, всегда лестно сыскать такой аргумент, который переломит сопротивление, высветит несостоятельность возражений; с другой — убеждая, по собственной воле становишься назойливым и жалким просителем и всё ожидаешь, когда же тебя погонят метлой.

Умереть — дело быстрое, рвёшься себя наказать — живи, да не просто как пойдёт, а чтобы тошно было всякий день.

А вдохновение — оно ведь как продажная девка: наутро непременно будет стыдно. Такова уж паскудная суть любого порыва, а что есть революция, как не порыв?

...корнем социальных проблем являются люди, влезшие не на своё место и занятые не своим делом.

Из бывших слуг получаются самые суровые господа.

Ничто не может быть дряннее, пошлее быта — пусть даже шикарного и утончённого, баснословно дорогого и наполненного куртуазнейшими беседами, но всё равно быта. И в то же время — ничто не может быть заманчивей.

— Я думаю, — ответил Плеть, — что человек не творит себя сам. Его творят и другие. Когда кто-то видит в тебе то, чего ты сам увидет' не можешь, это значит, что ты плохо смотришь. А оно в тебе ест'.